Биение сердец - Сергей Семёнович Семёнов

мне нужно восстановить дыхание». Её грудь вздымалась и краснела. П. упираясь руками в колени, словно обессиленный марафонец, вертел по сторонам головой, задумывая что-то отчаянное, неожиданно схватил Амали на руки и потащил к реке. Они вышли из тени зелени к бурному горному потоку. П. стремительно зашёл в холодную воду и улыбался, глядя в лицо кричащей и бунтующей Амали, которая разбрызгивала ногами и руками речную влагу. Экскурсанты с улыбкой оборачивались на них, а. П. качал на руках Амали и счастливый зажмуривался от брызг. Когда он опустил её на мелководье, Амали укололи тысячи иголочек студёной воды, которую она стала неистово разбрызгивать вокруг себя, желая победить П. Этот фейерверк приковал внимание ребятишек на мостках – им сейчас же захотелось прыгнуть в воду и резвиться также как «дядя с тётей», ведь им это по душе.

Усталые и довольные они ехали назад, обняв друг друга, закутавшись в полотенца. Солнце заходило за горные вершины и опускало мягкие тени на поля, всё окрасилось в багряный цвет, небо стало с одной стороны густо голубым, а с противоположной – покрылось перистыми облаками, в которых растворялось солнце. Гид на прощанье прочёл туристической группе собственное стихотворение, которое из скромности выдал за творчество местного поэта.

Улица, на которой проживали господин П. и Амали, наполнилась медленно шествующими с пляжа отдыхающими. Их вереницы неожиданно напомнили П. рабочих, идущих через проходную после трудового дня к своим семьям. Когда они заходили в гостиный дом, П. машинально бросил быстрый взгляд на мансарду и увидел, что там горит свет. На общей же веранде в этот час никого ещё не было. Это означало, что Северо возится с чем-то под нагретой жарким днём крышей, скоро он утомиться, возьмёт у лавочника напротив одну или две бутылки горького портвейна и засядет в беседке, как в окопе, сражаться с невидимым врагом. И снова заклубится дым его сигары, замерцает уголёк её края при глубокой затяжке, старик разразится тяжёлым кашлем и густо плюнет в грязную пепельницу. Амали задумала довести свою игру до конца, ей захотелось передать П. те ощущения, которые поднялись в её глубинной памяти, аромат своей юности. В загадочном умении женщины завладеть мужчиной есть что-то от искусного мастерства старинных зодчих, живописцев, композиторов и поэтов – в этом созидании есть доля интуиции, полёта фантазии и математического расчёта.

Последнее время П. заметил, что они с женой поменялись местами – теперь она ложилась раньше, утомлённая пестротой сменяемых впечатлений, нежеланием экономить силы, растрачивая их с избыточностью кипучей пены шампанского, а он не может уснуть долго, перекладывая в голове впечатления старые и новые. П. подошёл к окну и раскрыл его, несмотря на натужную работу кондиционера. В комнату сразу ворвался душный тропический воздух. Зазвенела цикадами улица, зашелестела пролетающими тапочками девушек, захрипела прокуренным кашлем мужчин, запахла длинными сигаретами старых дев и жаревом мангалов, терпкостью разлитого по бокалам вина и мякотью переспелых фруктов. П. уже не замечал, как его взгляд сам по себе, без спроса скользил в тень металлической беседки, желая разыскать в ней тлеющий огонёк сигары, призрачные облачка синего дыма, вырывающегося из желтоватых от смол усов Северо. Он цеплялся за малейшее видение, как влюблённый на месте свидания цепко хватает напряжённым взглядом среди толпы знакомый берет, или пальто, волнуясь в ожидании, молниеносно переключается на другую похожую фигуру, ждёт её приближения, ясного ракурса, ошибается и ищет новые похожие черты, твёрдо веря, что с минуты на минуту наступит встреча, долгожданный человек окажется напротив него с улыбкой, которая развеет все тревожные мысли. Ноги сами повели его по ступенькам в печальный мрак одинокого приюта разочарованного в жизни старика, который напоминала беседка, с её чёрными изогнутыми прутьями. Когда он оказался настолько близко к ним, что смог разглядеть причудливый узор этих завитков, то услышал хриплый болезненный рокот:

– Это ты, Маленький принц? Чего стесняешься? – проходи, садись на своё прежнее место, здесь никого нет. Ну, чего робеешь? Ты же пришёл ко мне.

Господина П. настораживало, что Харон будто знал, как он остановится возле входной арки, куда проникало немного света от дворового фонаря, а не пройдёт мимо, хлопнув калиткой. Он всем видом хотел показать, что направляется развлечься, но, как ребёнок, который не может пройти возле запретной, и потому, влекущей тайной вещью, заброшенной и опасной сточной трубой, или развалинами старого дома, что таят внутри множество диковинных предметов, он замер напротив старика и, как всегда смущённый первой небрежной репликой, думал, что сказать в ответ.

– Прекратите называть меня этим дурацким прозвищем, кем вы себя возомнили? – хотел дерзко бросить П., но на деле замялся, не двигался с места, словно оказался в одной клетке с тигром. Он не мог понять, что с ним такое, почему этот пропитый, прокуренный старик влечёт к себе, вызывает, щекотящее разум, отвращение и симпатию одновременно? Старик, как диковинное древнее создание, вроде палеолитического ящера, зовёт смотреть на себя – ты увидел его случайно, самым странным образом и, может быть, видишь единственный раз в жизни. Наконец П. решился что-то сказать, но голос сорвался, словно в горле пересохло, и вместо уверенной мужской интонации он «дал петуха», как зелёный мальчишка, у которого от страха дрожат колени.

– Почему… почему вы мне соврали? Ведь вас зовут не Бруно, а Сильвестр. Сегодня хозяйка нам сказала.

– А тебе не всё ли равно, что сказала эта баба, что говорил тебе я? Какая вообще разница, как кого зовут? Тебе ли этого не знать, малец? – старик явно намекал на Амали – Мне давно уже наплевать на всю эту суету. Просто сядь рядом и послушаем ночь.

Сегодня он много курил и пощёлкивал языком, словно ему что-то мешало во рту. Казалось, вся беседка пропитана его горьким, тяжёлым духом портвейна и табака. Между тем П. уже сидел напротив Северо.

– Я знаю, что тебя сюда тянет. Ты не первый. Вас много было. Но тебе, малый, я вот что скажу: остерегайся ко мне ходить, ты ещё совсем зелёный. Это мне скоро умирать, я повидал жизнь всякую. А ты, ты ещё толком не начал жить.

– Мне сказали, что вы скульптор, – тихо донеслось от П, – я никогда не видел живых скульпторов; мне интересно посмотреть ваши работы.

– Посмотри лучше работы Деньяни, бьюсь об заклад ты их не видел. Или, хочешь сказать, малоизвестные, непризнанные авторы не заслуживают такого внимания, как Микеланджело? Раскрой глаза! В тебе остались ужимки провинциального актёришки. Ты бросил театр и мучаешься теперь: ради чего, ради кого? Ради своей еврейки, которая хороша в постели?

П. заметил, как часто сегодня тянется к бутылке Харон. Мужчине представилось,