Золотые купола (сборник) - Иль Дар

– Их надо держать в ежовых рукавицах, – кричал он, – не занимаетесь детьми! Пораспустили их тут! У меня бы они шага боялись ступить! Наберут директоров!! Не хотят работать! За что деньги вам платят!

Выслушивала она молча.

– Оставьте, пожалуйста, мой кабинет, – наконец спокойно попросила Надежда.

Только к концу разговора она отчётливо различила, что у мужчины с психикой не совсем всё в порядке и стала вести себя подобающе сложившейся ситуации.

– Если виноватые есть, заплатим, – уверяла она.

– Заплатят они… – ворчал посетитель.

– У меня много дел, – намекала Надежда.

Нежелательный посетитель хлопнул дверью и ушёл. Надежда перевела дух. Она устала от общения с ним. Недолго сидела, о чём-то размышляя, после чего попросила секретаря вызвать к ней всю подозреваемую компанию.

Их нашли быстро. Только за ними закрылась дверь, Надежда спросила:

– Это что за выходки? – сурово сверлила она их взглядом.

– Какие выходки? – спросил Игорь.

– А вы не знаете? – усмехнулась она их наглости.

– Не знаем, – спокойно говорил Игорь.

Друзья дружно пожимали плечами.

– Мстить задумали… – она встала и подошла ближе к детям.

– Кому? – говорил Олег.

Она прошлась вдоль кабинета туда-обратно и остановилась.

– Ну, хватит! – ударила ладонью по столу. – Кто теперь восстановит повреждённую вами машину? В тюрьму захотели? Вслед за своим дружком? Вас видели! В милиции уже есть на вас заявление.

– Какую машину? Какое заявление? – не понимали дети.

– Вы тут из меня дурочку-то не делайте! Где вы были сегодня утром?

Уверенность детей все же смутила её.

– В библиотеке, всё утро, в читальном зале, – в один голос отвечали они. – Спросите у Нины Фёдоровны.

– Я спрошу, я-то спрошу! – совсем ничего не понимала она. Надежда была твёрдо уверена, что месть коммерсанту – это их рук дело. – Я так с вас спрошу!

Она открыла дверь и с порога приказала:

– Вызовите ко мне Нину Фёдоровну.

Дети виновато переминались с ноги на ногу. Весь их вид говорил за них. Они совершенно не понимают, о чём идёт речь.

– Ох, если это вы! – трясла она перед ними указательным пальцем. – Вы у меня поплачете! Ишь чё, мстить они вздумали!

– Да не мстили мы никому! – вставила Ленка.

– Не мстили, – передразнила её директор. – Выясним вот, мстили или нет…

Дверь отворилась и в кабинет вошла Нина Фёдоровна.

– Были они у вас сегодня? – тут же спросила её директор.

– Как же, всё утро штаны протирали.

Говорила она с таким видом, словно сегодня они помешали случиться чему-то очень важному в её жизни, и что это очень для неё важное теперь из-за них не случится больше никогда. Должно было исчезнуть то, что до сей поры мешало ей жить. И теперь уже не исчезнет. И всему виной – они. Эти, ещё пока недочеловеки. От неё прямо таки излучалось: эх, если бы не их сидение в библиотеке… Она так выразительно подтвердила их алиби, что даже дети заулыбались. Надежда же пребывала в замешательстве.

– Хорошо, вы свободны, – отпустила она её.

После ухода библиотекаря надежда прошла к себе за стол и, не смотря на детей, произнесла:

– Вы тоже.

«Даже если это всё-таки они, – думала она, – то против этого алиби не устоит никакое обвинение».

Скрип тормозов отвлёк её. Она выглянула в окно. У ворот стоял милицейский уазик. Два милиционера шли к ней по аллее.

Поместите в железную бочку несколько крыс. Самая сильная съест других. Так выращивают крысоеда.

Воспитанники присматривались к Андрею с расстояния. Не отталкивали и не приближали, любили и не любили, уважали и не уважали, понимали и не понимали, «навидели» и ненавидели. Относились – никак. Присматривались… Просто оттого, что он есть такой… Уж совсем какой-то неинтересный…

Андрей и не стремился с кем-то сойтись. Привык… Он всегда был один. Одиночество не было для него чем-то новым. Пристальные взгляды не смущали. Он далёк от многого, чем они жили. Впрочем, тоже для него не явившегося чем-то новым. Просто, здесь всё виднее. Достать покурить, нанюхаться клея, выпить водки, украсть, накуриться анаши, попробовать наркотик посильнее. И потом бравировать тем, что он пробовал запретное. Смог попробовать! Вот я какой! Всё это он и дома видел, но там оно как-то расползалось по поверхности и было не так заметно. Здесь всё это всплывало где угодно. Стремления жить тем же у него не было.

Щемило детское сердце. Снились мать и река. Их отобрали. Рукой подать. За забором. Не достать. Теперь всегда должен жить по расписанию, по порядку, ходить на собрания, после которых ничего не меняется. Бесполезные линейки. Называть семьёй то, что семьёй никогда не считал и считать никогда не будет. Должен! Не понятно кем сделанный для него долг… Должен быть благодарен за это. Должен с утра до вечера, и ночью – тоже. Сверстников, что вокруг, он не боялся. Будут бить, за своё буду зубами грызть. Чужого не трону. Он этого не помнил, но мамка говорила, что так ему говорил папка, когда ещё был жив. Не помнил, но верил и чувствовал. Хотел верить, что он так говорил. Навещал отец Серафим, непременно с гостинцами. Часть Андрей съедал сам, частью угощал, – безразлично кого, кто оказывался волей случая рядом, кому повезёт. Часть припрятывал.

За забором шли день за днём…

…Андрей ел медленно, дождался, когда за столом никого не останется, быстро сложил котлету, хлеб и булочку в приготовленный заранее пакет и спрятал всё это за пазухой. Никто не видел. Он ещё раз огляделся по сторонам – никто. Видела конопатая девчонка, она сидела через несколько столов от него, но он боялся воспитателей, девчонку в расчёт не брал. И напрасно…

Спустя полчаса Ленка уже рассказывала об увиденном Олегу и Игорю:

– Этот – «Сметана» два, – возмущалась она, – не наедается. Глядите-ка, какая цаца. Привык дома сколь угодно и когда угодно. Ещё с наглой рожей со стола тащит. Весь оставшийся хлеб со стола сгрёб, обжора! – негодовала она. Он так напоминал «Сметану», что её ненависти не было предела. – С общего стола воровать! – не могла успокоиться она.

– Его надо проучить, – говорил Олег.

– Надо, так проучим, – соглашался Игорь. – Вечером.

– Мы его так накормим! – предвкушала уже вечер Ленка. – Навек забудет, как со стола воровать! Уж я подготовлюсь! – пообещала она.

За ужином всё снова повторилось. Хлеб, сосиски и печенье исчезли за пазухой у Андрея. Компания наблюдала за ним. Для того, чтобы проучить новичка, у них уже всё было готово.

Они поймали его возле лаза в заборе в тот момент, когда он собирался покинуть территорию детского дома.

– Эй, оголодалый! – окликнула его Ленка.

Он остановился. За спиной конопатой девчонки стояли два крепких спортивных парня. Андрей молчал. Хорошего от них ждать не приходилось.

– Чё молчишь? – надвигалась она на него.

– Крыса! – сказал Олег.

– Я не крыса, – ответил Андрей.

– Крыса! – неприятно-спокойно утверждал Игорь.

Андрею стало не по себе оттого, что они так о нём думают. Однако он не мог сказать им и правды. Отчего он ушёл в себя и замолчал.

Компания обшарила его. Нашла котлету, сосиски, хлеб, печенье и невесть откуда ещё и шоколад. Заставили его съесть всё это у них на глазах. В руках Ленки был пакет. Из него она извлекла литра на три кастрюлю, до краёв набитую кашей, две буханки хлеба и две полуторалитровые пластиковые бутылки с чаем. Так Ленка приготовилась преподать урок новенькому. Всё это они заставили его есть прямо сейчас. Его правда мешала ему. Ему было стыдно. Он не знал детдомовские законы и порядки. По щекам текли слёзы. Он ел. Его рвало… Он снова ел… Он давился и ел… Бледный. Его тошнило.

– Это стол, с него едят, – назидательно утверждала Ленка. – Будешь ещё со стола таскать?

– Нет, – обещал Андрей, теряя сознание.

Им нужен был повод, и они нашли его. Удовлетворённая уроком, который она преподала новичку, компания удалилась.

Андрей остался сидеть на земле. Рядом валялась пустая кастрюля и две пластиковые бутылки. Чуть в стороне облёваны кусты. Он откинулся на забор и плакал от бессилия. Горечь переполняла его. Ещё горше было оттого, что это теперь был его дом. И так будет надолго…

Ранним утром Надежда направлялась прямиком к деду Федоту. Склонившись к окошечку, она спросила:

– Ну?

Дед Федот сидел к ней спиной. Он швыркал горячим чаем из блюдца, прикусывая его комковым сахаром.

– Дань берёт с младшеньких, – сказал он.

– Что-то новенькое, – удивлялась она.

Дед Федот швыркал чаем и не поворачивался.

– Мелкие в электричках промышляют, попрошайничают. Он с них дань берёт. За то, что вам не докладывает. Двадцать процентов берёт, – выкладывал старый опер.

– Убью! – вырвалось у неё.

– Во-во, – соглашался дед Федот.

Вечером после тренировки компания собралась в беседке по событию. Они получили письмо от Холодова. Извлекли письмо из конверта и кружочком читали: