Сочинения 1819 - Андре Шенье

в честь бога Гименея.

В тот час, когда Тезей[186] на празднестве ночном,

Среди кентавров злых, упившихся вином,

Сошедшихся на пир к хозяину и другу,

Заметил, как его кричащую супругу,

Лишенную одежд, вдруг обнял Евритой,

220 Вскочил с мечом в руке пылающий герой:

“Стой, дерзкий, я убью тебя, как Минотавра!”

Но прежде чем сказал — на дерзкого кентавра

Дриас обрушил ствол огромной вышины,

Где были факелы рядами зажжены.

Кентавр, придавленный, завыл и с диким ржаньем

Копытом землю взрыл в последнем издыханьи.

Несс опрокинул стол — под ним в крови, в пыли

Эварг и Перифас конец себе нашли.

Петрей и Антимах — добыча Пиритоя,

230 А черный Макарей, что шкурою густою

Убитого им льва покрыт надежно был,

Под тяжестью меча на землю пал без сил.

Пригнувшийся к земле, при звуке битвы сразу

Схвативший часть скалы, себе на череп вазу

Вдруг принял Бианор — и, испуская стон,

Скатился в груду тел, Гераклом поражен.

Бил палицей герой, повсюду гибель сея,

Убит Демолеон, и нет уже Рифея,

Чья вороная масть, вся в яблоках больших,

240 Наследием была от тучек золотых.

Огромный Эврином с отвагою двойною

Сражался и рукой и сильною ногою,

Разбив шлем Нестора, привыкшего к боям.

Кентавр Гелопс бежал. Но Крантор по пятам

Настиг его и сам пал на пороге дома,

Поверженный суком гиганта Эвринома.

Когда ж Эгея сын увидел это вдруг,

Горящий с очага схватил он смело сук,

На крепкий круп его, не зная тени страха,

250 За гриву ухватясь, крича, вскочил с размаха,

Кентавру злую пасть с усильем растянул

И смерть с огнем туда без промаха воткнул.

Очаг почти погас. Все расхватали пламя

И женскими был лес наполнен голосами,

Проклятьем воинов, клянущих смертный час,

Стенаньем, криками и звоном битых ваз.

Великий так рапсод в виденьях вдохновенных

Развил пред ними ткань мелодии священной.

Три юных пастуха, взирая на певца,

260 Стояли, полные почтенья без конца,

А с уст его лилось божественное пенье,

Как хлопьев снеговых с крутых холмов круженье.

Повсюду с плясками по тропке на холмах

Мужчины, женщины и дети, все в цветах,

Девицы, юноши с душистыми венками

Встречали старика: “Живи здесь вместе с нами,

Возвышенный пророк, божественный слепец,

Любимый сын богов, почтенный наш отец.

И каждые пять лет, счастливые без меры,

270 Мы будем славить день, что нам явил ГОМЕРА”.

<4>

СВОБОДА

Пастухи

Первый

Кто ты такой, пастух? Угрюмых глаз твоих

Почти не видно мне во тьме кудрей густых.

Второй

Страж козий, у тебя и волосы светлее,

И лоб красивее, и юный взгляд нежнее.

Первый

Ты к нам спустился с гор, где жил совсем один,

Средь неприступных скал и страшных всем стремнин.

Второй

А ты привык к полям, к прохладе рощ тенистых,

Ну что ж? Ты можешь жить среди лугов душистых;

10 Мой дом — пещеры свод — и темный и сухой,

И я люблю в горах день встретить трудовой.

Первый

Но проклят этот край великою Церерой.[187]

Там в ложе каменном поток струится серый,

Средь раскаленных скал, где солнце — лютый враг,

Усталый пешеход свой ускоряет шаг.

Ни фруктов, ни цветов, ни рощицы тенистой,

Где мог бы соловей скрываться голосистый.

Олива, жалкая своею наготой,

Наводит только грусть в стране твоей сухой.

Пустыня, где ни глянь, — и удивляться надо,

20 Как нужную траву находишь ты для стада.

Второй

Не все ли мне равно. То не мои стада,

Я — раб.

Первый

В свирели ты, быть может, иногда

Средь этих диких скал находишь развлеченье,

Вот флейта. Посмотри. Она — мое творенье.

Ты в диких зарослях, к устам прижав камыш,

Напевы резвых птиц искусно повторишь.

Второй

Оставь ее себе. Живут здесь только совы,

Что любят темноту, а песни их суровы.

Вот те певцы, каким я обречен внимать,

30 Вот чьи напевы здесь могу я повторять.

Я флейту раздавлю неловкою ногою.

Забавы мне чужды. А розы под росою

И ваши соловьи, что оживляют сад,

Ни сердца моего, ни чувств не веселят.

Я только раб.

Первый

Увы! Ты прав — могу признаться.

Ужасно рабство нам. Мы все должны бояться

Попасть в его ярмо, под власть законов злых,

Жить в полной нищете, трудиться для других!

О, будь всегда со мной, Свобода дорогая,

40 Мать добродетелей, отчизны мать родная!

Второй

Отчизна, доблести — пустые имена.

К чему вся эта речь? Мне тягостна она,

А счастие твое увлечь меня не может.

Пусть цепь раба злой рок и на тебя наложит.

Первый

А я хочу, чтоб ты счастливым, вольным стал.

Ты помощи богов, наверно, не искал?

Есть чистые слова и нежные моленья,

Которые душе приносят исцеленье,

Есть гимны, что слезу способны осушить.

Второй

50 Они не для меня. Мне век несчастным быть.

Жить должен я рабом — как жребий мой ни душен.

Но у меня есть пес, который мне послушен,

Он преданный мой раб. В отчаяньи немом

Я с ним за зло людей рассчитываюсь злом.

Первый

А наша мать, земля, в своем великолепьи,

Ужели облегчить твои не в силах цепи?

Взгляни на этот дол: дрожащий летней зной

С обилием даров — сын солнца золотой,

Любовник пламенной долины плодородной —

60 Из зелени весны взрастил здесь