Сочинения 1819 - Андре Шенье
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И Зевса прежде всех, чтоб не был так суров.
Но в это время лай услышал я ужасный.
От страха вздрогнул я. Погиб бы я, несчастный,
Когда бы, дети, вы на помощь не пришли
100 И палкой от собак скитальца не спасли!”
“Отец наш, правда ли, все хуже стало в мире?
Ведь некогда певец,[170] играющий на лире,
Безжалостных волков и даже тигров злых,
Растроганных игрой, у ног видал своих”.
“О варвары! Сидел я на корме смиренно.
— Слепой бродяга, пой! — мне крикнули надменно, —
И если разум мой не слеп, как слеп ты сам,
Ты позабавишь нас[171] и угодишь богам! —
Сдержал я в сердце гнев, на смех веселья злого
110 Сомкнул свои уста и не сказал ни слова.
Не стал я петь для них и бога усмирил,
Что там, в груди моей, столь оскорбленным был.
Симэ, сыны твои презрели Мнемозину[172]
И Музу, дочь ее! Я с гневом их покину,
Пускай о жизни их и смерти мир молчит,
И даже имя их глухая ночь таит!”
“Пойдем же в город к нам! Совсем он недалеко,
Жрецов бессмертных муз там ценят все высоко,
И место на пиру тебе припасено.
120 Там яства лучшие и доброе вино
У храма, где висит божественная лира,
Заставят позабыть тебя всю злобу мира.
А если по пути, рапсод, споешь ты нам
Те гимны стройные, что так милы богам
И так чаруют нас, мы скажем восхищенно,
Что ты от самого их слышал Аполлона”.
“Своими я детьми хотел назвать бы вас!
Да, я готов идти. Но где же мы сейчас?”
“На острове Сикос,[173] где счастлив житель каждый”.
130 Благословен Сикос, гостеприимный дважды!
Когда-то приставал я к этим берегам,
И вашим уж давно известен я отцам.
Я был подобен им. Открыты были взоры
И солнцу, и весне, и лепесткам Авроры.
Я молод был, силен. На воинских полях,
В боях, в ристалищах в первейших был рядах.
Аргос я видел, Крит, в Коринфе был свободном,[174]
В Египте я блуждал над Нилом плодородным,
Но море и земля, печаль и тяжесть дней
140 Согнули тело мне, столь полное скорбей.
Остался голос мне. Наивная цикада
Не так ли на кусте поет и песне рада?[175]
Начнем с богов! О Зевс, ты солнце высоты,
Что видит, знает все, — и ты, о море, ты,
И реки, и земля, и божества отмщенья,
Привет вам! Слушайте, богини песнопенья,
О музы, вы — мудры, и на земле у нас
Не знают ничего, что бы не шло от вас”.
Так старец говорил. Дубы, сыны столетий,
150 Тенистые ему в ответ качали ветви,
Все пастухи, забыв стада средь сочных трав,
Все путники в полях, начатый путь прервав,
Сбегались. Опершись на мальчика рукою,
Слепец почувствовал, что окружен толпою.
Сильваны,[176] нимфы свой к нему стремили путь
И слушали его, почти боясь дохнуть.
Он, развивая песнь, как свиток бесконечный,[177]
Вещал о первых днях, о мудрости извечной,
О воздухе, огне, земле, теченьи вод,
160 О реках, чей исток сам Зевс в груди несет,
Искусствах, чудесах, селеньях стран согласных
И после хаоса любви годах прекрасных;
О Зевсе дивном пел, Олимпе, облаках,
О молниях его, внушивших людям страх,
О небожителях, разбитых на два стана,
О битвах, где весь мир тонул в крови богряной,
О сборище царей, о пыли, выше птиц,
Летящей от боев, о схватках колесниц,
О доблестных мечах, сверкающих в сраженьи,
170 Как молнии средь туч в заоблачном смятеньи,
О гриве скакунов, летящих в жаркий бой,
Об их пророчествах,[178] что слушает герой;
Потом он говорил о городах свободных,
Законах, мудрецах, посевах плодородных,
О приступе врагов, стремящихся к вратам,
О жертвах на камнях и на ступеньках в храм,
О битвах на стене, о вопле жен несчастных,
О скорбных матерях, о пленницах прекрасных;
О жатве говорил, о блеющих стадах,
180 О мирном пастухе с цевницею в руках,
О песнях, празднествах, о сборе винограда,
О флейте, звоне лир и плясках возле сада;
Потом, подняв ветра над волнами морей,
Он вызвал ярое кипение зыбей
И на крутой скале, где волны бьют все злее,
Явил собравшимся всех дочерей Нерея,[179]
Что тотчас поднялись, терзая криком грудь,
Над строем кораблей, что к Трое держат путь.
Затем открыл он Стикс, чьи волны омертвели,
190 Сады полубогов, лужайки асфоделей[180]
И толпы тех, кто мертв, — несчастных стариков,
С груди родителей отторгнутых сынов,
Детей, которых смерть взяла без сожаленья,
И дев, что брачного еще не знали пенья...
Потоки и леса, луга и глыбы скал,
Какой восторженный вас трепет пронизал,
Когда в Лемносе он на наковальне звонкой
Сковал себе силок упругий, крепкий, тонкий,
Подобный всем тому, что у Арахны был,
200 И в эту злую сеть Венеру заманил![181]
Когда окаменил, изведавшую злобу
Латоны мстительной, несчастную Ниобу;[182]
Когда его струны печали полный звон
Эдоны[183] повторил отчаянье и стон,
Что злою мачехой невольно став для сына,
Немолчным соловьем умчалась в лес пустынный.
Вот пред героями поставил он на стол
Божественный нектар, забвенье всяких зол;
Траву, чей сок таит мудрейших снов избыток,
210 Смешал он с лотосом в неведомый напиток,
И выпивший его не мог не забывать
Родимую страну, детей, отца и мать.
Вот Осса и Олимп и темный лес Пенея[184]
Кровавый видят пир[185]
