Время святого равноапостольного князя Владимира Красное Солнышко. События и люди - Юрий Александрович Соколов

Дуная, и, убедительно имитировав главный удар с севера, вынудил Святослава бессмысленно сидеть в Доростоле, а союзных ему болгар – в Преславе: проходы в Родопских горах, обычно столь роковые для византийской армии, оказались свободными и именно в них устремилась весной 971 года огромная и отлично организованная армия империи. Блистательный блицкриг «Пасхальной войны» свидетельствует о полководческом таланте императора, близком к гениальности. Иоанн Цимисхий уже одной этой войной может быть не только вписан в анналы военной истории, но и числиться в первом ряду величайших военачальников древности. Оказавшись в одиночестве, Святослав потерпел поражение под стенами Доростола, растратил все свои силы в трехмесячной обороне этой дунайской крепости, в неудачных попытках вырваться из блокады и, наконец, был вынужден, находясь в состоянии полной безвыходности, пойти на мирные переговоры. К его удивлению, византийцы позволили остаткам армии Святослава уйти из Доростола и без потери чести избегнуть неизбежной при ином повороте событий гибели. Странное со стороны ромеев великодушие, в котором империя ранее не была замечена! В отличие от Святослава, император Иоанн был в той же мере полководцем, в какой был политиком. В обеих ипостасях он являл собой явление исключительное. Императору не нужна была «сакральная кровь правителя», которая бы пропастью на долгое время отделила Русь от Византии. Империя слишком нуждалась в своем единственном союзнике, тем более что действенность этой помощи многократно подтверждалась на протяжении более чем полувека. Что же до Святослава, который был непримиримым грекофобом (а болезненно уязвившие его события на Дунае в 971 году Святослава только укрепили в этом его настроении), то его гибель Иоанн считал (и справедливо) неизбежной: без армии и без магического ореола победителя князь станет легкой жертвой своих многочисленных врагов. И что очень хорошо понимал император Иоанн, так это то, что Святославу никто не будет рад на Руси. Расчленив Русь, Святослав не оставил себе шанса на возвращение. Дело даже не в его сыновьях, слишком молодых, неискушенных и являвшихся не столько реальными правителями, сколько символами власти в своих уделах. Дело в их окружении, т. е. во влиятельных членах «Большой дружины», которые расселись по уделам и вошли во вкус реальной власти. Логично предположить, что свои «Добрыни» были у каждого из Святославичей.

Кстати, упрочению сепаратизма, заложенного Святославом, как раз должна была весьма способствовать война с Византией, во время которой приостановилась масштабная торговля с Константинополем, ведь при таком обороте дел Киев переставал быть нужен уделам. Древнерусская экономика позволяла обойтись без торговли. Правда, это сильно ударило по благосостоянию всех групп населения, но это активизировало внутренний товарообмен и заставило искать иные пути для внешней торговли. Второе само по себе было закономерно и неизбежно, однако именно 970-е годы оказались для этого малоблагоприятны. Северная Европа представляла собой на то время унылое и бесперспективное зрелище по причине тотального разорения норманнами, продолжавшегося много десятилетий подряд. Кроме того, выход на Балтику через Волхов и Ладогу ревниво оберегал Новгород, желавший пользоваться им монопольно. Выход же через Западную Двину столь же ревниво охранялся варяжскими конунгами, создавшими Полоцкое княжество. Движение на Польшу и Германию по речным и сухопутным путям, казалось бы, было развито еще при княгине Ольге, но кончина Оттона Великого в 973 году спровоцировала многочисленные войны по всей Центральной Европе, в том числе и в Польше. Польша, кстати, именно в год кончины Оттона I стала вассальной частью созданной им Священной Римской империи, и именно по этой причине основатель Польского государства Мешко I стал не королем, а лишь «маркграфом», что полякам было неприятно. Поляки гордятся войнами, которые вел с германскими баронами Мешко I, но это были войны, в которых Мешко I приходилось отбиваться от агрессии подобных себе германских синьоров, а равно и своих вассалов. Часть из них не желала мириться с принятием Мешко I христианства, иная часть не прощала предательства, поскольку Польша стала частью созданной Оттоном Германской империи[13], и почти все были против претензий Мешко I на единовластие.

Войны повсеместные и междоусобные, в которых причины религиозные совмещаются с этническими и статусными, – крайне неподходящее время для поиска торговых путей. Пути на восток по Волге на Каспий, к Персии, Ширвану и Хорасану были вовсе не исследованы и, видимо, малодоступны.

Конечно, грозных хазаров более не было, но Булгарское царство, располагавшееся на месте слияния Камы с Волгой, тоже было нешуточной преградой. Известно, что Владимир Святославич в первую часть своего правления будет много воевать с волжскими булгарами и только в 995 году заключит с ними мир. Именно то, что привычному торговому пути на Византию не нашлось быстрой замены, и создало в уделах серьезный кризис, угрожавший власти удельных элит и вынудивший Святославичей (во всяком случае, подавляющее их большинство) «пойти на поклон» к сидевшему в Киеве князю Ярополку и фактическому правителю воеводе Свенельду. Отсюда и годовая пауза, зафиксированная Нестором, между гибелью Святослава и тем, что «начал княжить Ярополк». Под последней фразой нужно понимать не простое княжение Ярополка в Киеве (на этом месте он сидел еще с 970 года), а именно «великое княжение», т. е. восстановление (хотя и очень условное) Древнерусского государства. Акцентируем: в 973 году Киевская Русь восстановилась, но в очень «условном» единстве. Если до реформ Ольги Мудрой Русь представляла собою скорее племенную конфедерацию, то теперь она представляла собою «конфедерацию удельных княжеств».

Святослав сравнительно спокойно ушел с берегов Дуная. Византийцы выполнили все свои обещания: не преследовали остатки святославова войска и снабдили его продовольствием. Добравшись до Белобережья, Святослав остановился и решил именно здесь перезимовать. И в этом есть какая-то странность: место для зимовки было выбрано малоудачное, продовольствия же для долгой стоянки было слишком мало. Нестор объясняет это тем, что печенеги «заступили пороги» на Днепре, а оставшихся сил у Святослава было недостаточно, чтобы отбить их нападение. Тут Нестор признает тактическую ошибку князя, который двигался на лодьях, а не по суше, как советовал воевода Свенельд. Однако, что могла изменить зимовка в Белобережье? Неужели Святослав надеялся, что печенеги отойдут от днепровских порогов, если их предупредили, что, мол, «вот, идет мимо вас на Русь Святослав с небольшой дружиной, забрав у греков много богатства и пленных без числа»? Кстати, по свидетельству Нестора, предупредили печенегов болгары (в летописи – «переяславцы», т. е. жители Преславы на Дунае – столицы Болгарского царства; имеется ввиду, видимо, не вообще народ, а болгарская знать). То, что печенегов могли предупредить «переяславцы», не удивительно: Святослав много горя и разорения принес в Болгарскую землю, был безжалостен и свиреп, намеревался создать на этой земле свое воинственное государство. Однако, о каких таких «богатствах» и о «пленных без числа»