Твори бардак, мы здесь проездом! - Дмитрий Валерьевич Политов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Охренеть! — пришалел Мельник. — Нам же с «Торпедо» вот-вот играть, а кроме Ракитского только Олег Иванов в дубле. На кой черт основного вратаря в дерьмо втаптывать?
— Так ты пойди и поинтересуйся, — Семин лукаво глянул искоса, словно проверяя, поведется товарищ или нет.
— Сожрет, — мрачно заметил Володя Эштреков, стоявший рядом. — И косточек от Малого не оставит. Нашел, что предложить, Сэм. О, бей, давай, Бесков на нас смотрит!
После свистка об окончании тренировки Данила подошел к вратарю и попросил:
— Сань, можно я тебе пяток-другой пеналей пробью? — и, видя, что товарищ колеблется, быстро добавил, — Я ненадолго тебя задержу, буквально пятнадцать минут.
Ракитский, который уже начал снимать перчатки, задумался на секунду, а потом как-то обреченно махнул рукой.
— Давай. Бей.
— Ракитский, Мельник, не задерживаемся надолго, — крикнул им Адамас Голодец, помощник старшего тренера. — Через сорок минут обед!
Мельник установил мяч на одиннадцатиметровой отметке и отошел на несколько шагов назад. Поднял руку вверх, сигнализируя о том, что сейчас ударит, рванул вперед и хлестко пробил. Мяч с тихим шелестом влетел в сетку в нижний угол. Ракитский вяло дернулся, но даже не стал падать. Данила взял другой мяч. Удар. Та же картина, только теперь мяч оказался в другом углу.
Нет, так не пойдет! Как там в пособиях по мотивации персонала рекомендовали, нематериальное поощрение и прочие глупости? А почему бы не попробовать, чем черт не шутит, вдруг поможет? Только мы иначе поступим.
— Ты не вратарь, а дырка! — презрительно заявил Данила. — Моя бабушка лучше тебя отстояла бы.
Сашка дернулся, словно его обожгло кипятком.
— Ты…ты что несешь, Малой?! Белены объелся?!
— Ага, ее, родимую! Тебе тоже не помешало бы — глядишь, взбодрился бы чуток. А то застыл, как беременная баба, упасть боишься. А разговоров то, разговоров было: «Ракитский — это смена Яшина!» Да тебя на первенство водокачки только заявлять.
— Что ты сказал?! — взвился Сашка. — А ну, повтори!
— Без проблем, — отозвался Данила и неожиданно, без разбега, пробил по мячу.
Ракитский, кипящий, словно перегретый чайник, машинально, на вбитых инстинктах кинулся за пятнистым, точно за классовым врагом. И, вытянувшись в струнку, отбил таки.
— Молодец, Сашка! — заорал Мельник и, не давая товарищу опомниться, принялся обстреливать его ворота. Благо, мячей на траве валялось десятка полтора.
Ракитский, рыча от злости, буквально летал из угла в угол, бросаясь даже за самыми безнадежными мячами. Что-то ловил, что-то пропускал, но, самое главное, от его прежнего обреченного равнодушия не осталось и следа!
— Все, Саня, шабаш! — Данила остановился, потому что мячи закончились.
— Не, все только начинается! — зловещим шепотом сообщил вратарь, тяжело дыша, и не торопясь пошел к форварду, сжав кулаки. — Сейчас ты у меня, сволота, землю жрать будешь!
— Запомни это состояние, — сказал вдруг Данила, глядя на товарища без всякого страха. Это было настолько странно и неожиданно, что Ракитский замер на месте. — Запомни и не отпускай. И когда Бесков тебя в следующий раз начнет унижать, просто вспомни эту секунду. Ты большой молодец, Саня. Это я тебе серьезно говорю, без иронии. Другой бы на твоем месте лапки сложил, всплакнул в уголочке и, глядишь, перед матчем травмой придуманной отговорился бы. Зассал, в общем! А ты в драку кинулся. Это дорогого стоит.
— Так ты что, нарочно меня заводил? — неверяще спросил Ракитский.
— Конечно, — широко улыбнулся ему в ответ Данила. — Как тебя иначе растормошить можно было? Ты зажался и уже белый флаг выбросил, приходите и берите. Зато сейчас вижу — все у нас с «Торпедо» будет пучком!
— Ох и гад же ты, Малой! — восхищенно покачал головой голкипер. — Смотри, доиграешься, воспитатель хренов, таким макаром тебе точно кто-нибудь ребра пересчитает.
— Ничего, — легкомысленно отозвался Данила. — Как утверждают советские ученые, в организме человека находится аж двенадцать пар ребер. Что-то, да останется.
Ракитский ошалело посмотрел на него, а потом вдруг расхохотался.
[1] «Художницы» — представительницы художественной гимнастики
Глава 7
1968 год. Май. Москва
«Но упрямо едет прямо на «Динамо» Вся Москва позабыв о дожде…» — слова «Футбольной песенки» разносились над стадионом из репродукторов. Сегодня, правда, никаким дождем и не пахло. Стояла ясная сухая погода, на термометре шестнадцать — семнадцать градусов — играть одно удовольствие. Да и зрителям на трибунах вполне комфортно. Не случайно, что посмотреть дерби «Динамо» — «Торпедо» пришло почти сорок тысяч. По крайней именно такая цифра высветилась на электронном световом табло. К слову, оно лишь несколько лет тому назад появилось вместо башен восточной трибуны, на которых раньше аршинными буквами и цифрами отображали названия играющих команд и счет матча.
На предматчевой разминке, выйдя на зеленый газон, Данила с удовольствием оглядел заполненные трибуны. Что не говори, но играть со зрителями или без — это две большие разницы. Давно известно, какое поистине магическое влияние оказывает та бешенная энергетика, что выплескивают болельщики во время спортивного состязания. И как безрадостно отбывают номер игроки, когда на стадионе пусто. Не случайно, Бесков на своих тренировках обычно включал какую-нибудь бодрую, энергичную музыку, чтобы придать настроение занятиям. Это, конечно, не рев десятков тысяч зрителей, но все-таки.
— Эй, Малой, хорош ворон считать, Голодец зовет, — хлопнул Мельника по плечу незаметно подошедший Вадим Иванов. — Установку пропускать нельзя.
Но вместо указаний старшего тренера динамовцы неожиданно нарвались на выволочку. Причем, даже не от Бескова. Когда футболисты зашли в раздевалку, расселись по местам и приготовились слушать своего наставника, дверь неожиданно распахнулась и в комнату быстрым шагом зашли несколько человек в форме. Что характерно, отнюдь не в спортивной. Хотя нет, один в штатском все-таки обнаружился — председатель московского совета общества «Динамо» Лев Евдокимович Дерюгин, высокий и полный мужчина. Сейчас, кстати, здорово нервничающий.
А вот все остальные гости ослепляли блеском больших звезд на погонах. Вот ведь странность, вроде бы на словах «Динамо» —
