О чем я говорю, когда говорю о беге - Харуки Мураками

«А ну, постой-ка, – сказал я сам себе. – Почему «частично»? Что мешает тебе пробежать всю дистанцию от начала до конца?»

Я поделился своими соображениями с редактором журнала и услышал в ответ: «Весьма любопытно». Так получилось, что свой первый марафон (квазимарафон) я бежал в тишине, спокойствии и одиночестве. Не было ни зрителей, ни финишной линии, ни подбадривающих выкриков – ничего такого. Но это было абсолютно неважно. Ведь я бежал по настоящему марафонскому пути. Чего еще я мог желать?

На самом деле, если просто бежать из Афин в Марафон, расстояние получается меньше, чем официальная марафонская дистанция, составляющая 42 километра 195 метров. Не хватает около двух километров. Я обнаружил это примерно год спустя, когда бежал вместе с другими участниками официальный марафон по оригинальной трассе – из Марафона в Афины. Те, кто видел по телевизору марафон на Афинской олимпиаде, знают, что, стартовав в Марафоне, участники в какой-то момент сворачивают с главной дороги влево и некоторое время бегут мимо ничем не примечательных руин, а потом снова возвращаются на главную дорогу. Это делается для того, чтобы восполнить недостающие километры. Но когда я впервые оказался в Греции, я ничего этого не знал и был твердо уверен, что, осилив путь из Афин до Марафона, пробегу ровно 42 километра 195 метров.

Впрочем, прежде чем выбежать из Афин, я успел поплутать по каким-то узким улочкам, и к тому времени, как мы добрались до Марафона, одометр в сопровождавшем меня фургоне насчитал сорок два километра. Так что, думаю, все-таки я пробежал тогда настоящую марафонскую дистанцию. Хотя, конечно, сейчас это уже совсем неважно.

Бежал я летом. Те, кто бывал в Греции, знают, что в середине лета жара там стоит невыносимая. Местные жители предпочитают без особой надобности не выходить из дома. Днем они по возможности ничего не делают – экономят силы, дремлют в прохладной тени – и выбираются на улицу только после заката. Так что практически все люди, которых летом в светлое время суток вы встретите на улице, – это туристы. Даже греческие собаки и те лежат в теньке неподвижно, как изваяния. Надо довольно долго и пристально вглядываться, чтобы понять, живые они или дохлые. Вот так обстоят дела у них в Греции. И бежать по такой жаре сорок два километра – это, согласитесь, в некотором роде граничит с помешательством.

Когда я рассказывал знакомым грекам о своем намерении бежать в одиночку из Афин в Марафон, они хором заявляли, что это безумие – нормальному, мол, человеку такое в голову не придет. Но я не особо волновался, поскольку до того, как приехал в Грецию, даже и не подозревал, что у них там творится летом. Мне нужно было пробежать сорок два километра, что, прямо скажем, не мало. И как я полагал, кроме расстояния, других причин для волнений нет. Я даже и не задумывался о таких вещах, как температура воздуха. Однако, оказавшись в Афинах, на этой испепеляющей жаре, я как-то засомневался. «Греки правы, – думал я. – Надо быть полным психом, чтобы решиться на такое». Но сделанного не воротишь, я уже выпендрился: пообещал пробежать оригинальную трассу и написать об этом статью. Более того, я уже прилетел в Грецию, и теперь мне предстояло ответить за свои слова. Пути назад не было. Я отчаянно соображал, как бы избежать обезвоживания и теплового удара, и наконец решил, что правильней всего будет покинуть Афины утром, затемно, и прибыть в Марафон прежде, чем солнце достигнет зенита. Потому что чем позже я стартую, тем жарче будет бежать. В итоге получилось совсем как в рассказе «Беги, Мелос!»[4]: я в буквальном смысле соревновался с самим солнцем.

Фотограф из журнала, Масао Кагэяма, должен был ехать в сопровождающем фургоне и по ходу дела снимать все мероприятие. Забег был неофициальный, на столики с водой рассчитывать не приходилось. Договорились, что я буду периодически останавливаться и подходить к фургону напиться. Греческое лето – штука жестокая. Я понимал, что нужно быть очень бдительным: с перегревом и обезвоживанием шутки плохи.

– Мураками-сан, – сказал фотограф, с интересом наблюдая за тем, как я готовлюсь к забегу, – вы ведь не собираетесь бежать всю трассу до конца?

– Разумеется, собираюсь. Я же за этим сюда и приехал.

– Вы серьезно? Если вы пробежите пару сотен метров – этого нам вполне хватит. Сделаем несколько кадров – и все, до финиша бежать необязательно. Все так делают. Хм, я смотрю, вы и впрямь решительно настроены.

Иногда я вдруг перестаю понимать, как устроен этот мир и как в нем все работает.

Полшестого утра я стартовал со стадиона, на котором потом проходили Олимпийские игры 2004 года, и взял курс на Марафон. В Афинах только одна главная автострада. Когда бежишь, начинаешь понимать, чем греческие дороги отличаются от других: вместо гравия здесь подмешивают в асфальт мраморную крошку, поэтому дорога блестит на солнце, да еще и скользит к тому же. Особенно осторожным нужно быть во время дождя. А когда сухо, кроссовки очень специфически поскрипывают. И даже через подошву ощущаешь, насколько гладкая у дороги поверхность. Ниже приведен сокращенный вариант статьи, которую я тогда написал для журнала.

Светает. Афинские дороги совершенно не предназначены для бега. От стадиона до выезда из города – около пяти километров, но на этом пути ужасающее количество светофоров, из-за этого приходится бежать рывками. Припаркованные в неположенном месте машины, стройплощадки – тротуар то и дело оказывается заблокирован, и мне приходится спускаться на проезжую часть. По утрам машины здесь так гоняют, что стоит ступить на дорогу – и ты уже в смертельной опасности.

Как раз когда я выбежал на Марафонский проспект, взошло солнце и тут же отключили все фонари. Еще немного – и солнце безраздельно завладеет этим городом.

На автобусных остановках потихоньку появляются люди. У греков после обеда принято отдыхать, поэтому рабочий день начинается довольно рано. Местные жители с любопытством меня разглядывают. Думаю, что бегущий по утренним афинским улицам азиат – зрелище не очень-то распространенное. Да и вообще, в Афинах не так уж много любителей бега трусцой.

Первые двенадцать километров – все время в гору. Жарко, ветра нет. На седьмом километре снимаю футболку. Я привык бегать голым по пояс, поэтому, избавившись от футболки, чувствую себя гораздо лучше (зато потом долго буду мучиться от солнечных ожогов).

Преодолев затянувшийся подъем, я наконец-то вырвался из города. Вздыхаю с облегчением. Но с другой стороны, именно здесь исчезает тротуар. Теперь вместо него – белая линия, которая тянется вдоль шоссе, отделяя проезжую часть от обочины. Начинается утренний час пик, машин становится все больше. Автобусы и грузовики проносятся мимо на скорости километров восемьдесят в час, не меньше. В названии «Марафонский проспект» мне чудился какой-то скрытый смысл, но на поверку проспект оказался обычной автострадой.

И тут я вижу первую дохлую собаку. Большую и коричневую. Никаких видимых повреждений у нее нет. Просто лежит на боку посреди дороги. Скорее всего, бездомного пса сбил ночью какой-нибудь лихач. Из тела еще не ушло тепло, оно не кажется мертвым. Со стороны похоже, что псина просто заснула на дороге. Водители проезжающих мимо грузовиков не обращают на труп никакого внимания.

Некоторое время спустя я натыкаюсь на раздавленного кота. Он абсолютно плоский, как расплющенная пицца, и уже совсем засох. Наверное, его сбили довольно давно.

Такая вот дорога.

И я спрашиваю себя: «Зачем тебе это нужно?» Стоило ли лететь из Токио в прекрасную Грецию лишь для того, чтобы, подвергая себя опасности, бежать по шоссе среди трупов? Неужели нельзя было найти более достойное занятие? В тот день на Марафонском проспекте я наткнулся в общей сложности на четырнадцать безвременно почивших животных: трех собак и одиннадцать котов. От этих подсчетов у меня совершенно испортилось настроение.

Я бегу и бегу. Солнечный диск всплыл над землей и с бешеной скоростью поднимается все выше и выше. Ужасно хочется пить. Вспотеть не успеваешь – воздух здесь очень сухой, и пот, выделяясь, тут же испаряется. На коже остается белая соляная корочка. Знаете такое выражение «бусинки пота»? Так вот, здесь влага испаряется до того, как успевают появиться бусинки. Тело зудит от соли. Облизываю губы – на языке остается привкус анчоусового соуса. Начинаю мечтать о ледяном пиве, но никакого пива, разумеется, нет и не будет. Примерно через каждые пять километров я останавливаюсь и подхожу к фургону, чтобы попить. Никогда еще я столько не пил во время забега.

В целом я чувствую себя совсем неплохо. Бегу в хорошем темпе, но при этом выкладываюсь всего лишь процентов на семьдесят. Дорога идет то в гору, то под гору. Но так как я двигаюсь из глубины материка к морю, то спусков чуть больше, чем подъемов. Город остался позади, потом кончились пригороды, теперь я оказался в сельской местности. Бегу по деревне Неа-Макри. Старики за столиками кафе потягивают из маленьких чашечек свой утренний кофе и, не проронив ни слова, провожают меня пристальными взглядами. Безмолвные свидетели еще одного ничем не примечательного кадра исторической хроники.