Тощие ножки и не только - Том Роббинс

– Мы устроим пикник, – заявила она и положила в бумажный мешок пачку крекеров, коробочку сардин, банку консервов «Свинина с бобами», баночку пикулей, сыр чеддер, открывалку для консервов, нож и ложечку. Бумер отправил им вслед четыре банки холодного пива. Держась за руки – она маленькая, он – высоченный, она – гибкая, как тростинка, он – прихрамывающий, – они зашагали по берегу речушки. Этот берег находился в тени, поэтому здесь было на пару градусов прохладнее, чем казалось путешественникам внутри микроавтобуса. Поэтому молодожены поспешили вернуться с берега к залитому солнечным светом холму. Выпустив руку жены, Бумер пошел вперед: проверить, нет ли тут змей, а они, надо сказать, вполне могли вовсю здесь ползать, пробудившись от долгой зимней спячки. Вооружившись толстенной палкой, Бумер раздвигал попадавшиеся ему по пути кусты и пучки травы. Время от времени, все еще продолжая подыскивать удобное местечко для пикника, он оглядывался через плечо на Эллен Черри и пристально смотрел на нее, как он обычно делал перед тем, как заняться с ней любовью, словно она была не она, а заново обнаруженный затерянный континент.

Как это благородно с его стороны, подумала Эллен Черри, что он пытается защитить ее! В ее представлении мужчины-южане славились именно таким подкупающим джентльменством. Надежные, как киногерои, вежливые, как чай, учтивые, как соискатели работы в эпоху финансового кризиса. И все же под поверхностью этой нежной и гостеприимной лагуны угрожающе шевелили своими злобными клешнями свирепые лангусты. Ревнивцы и задиры, даже наиболее образованные и воспитанные из них – адвокаты, психологи, банкиры, – регулярно ввязывались в потасовки с мордобоем, зачастую по причине самого невинного флирта. Обычно это случалось на шикарных вечеринках, где осушались целые моря бурбона. И все потому, что мужчины-южане оказались пойманы в ловушку дурно пахнущей заводи маскулинной этики, классического мужского имиджа, из которого большая часть населения в основном благополучно выросла. Нет, конечно, их кодекс чести давал в виде осадка рыцарский шарм, но и способствовал бабуинскому соперничеству, мешавшему им расслабиться прежде, чем они напьются до полного беспамятства. Их сила была лишь фасадом, поскольку проистекала из правил и традиций, а не из знания собственной личности и своих внутренних ресурсов. Они были бумажными тиграми, эти белые мальчики-южане, однако Эллен Черри все же предпочитала их, а не мужчин-латиносов. Эти парни – мексиканцы, пуэрториканцы и даже некоторые итальянцы – абсолютно не обладали чувством юмора в отношении себя. Они буквально взрывались от гнева по поводу оскорблений столь ничтожных, что любой женщине, чтобы разглядеть таковые и убедиться, что это именно оскорбления, наверняка потребовался бы как минимум микроскоп.

Что касается мужчин-греков, то Эллен Черри уже склонялась к тому, что эти одним миром мазаны с латиносами. Но тут ее муж-англосакс, который, как она только что пришла к выводу, был гораздо предпочтительнее многих жителей Средиземноморья, большинства южноамериканцев и всех художественных критиков вместе взятых, помахал палкой, чем прервал ход ее размышлений.

– Посмотри-ка сюда, моя куколка! – позвал ее Бумер, указывая на отверстие в склоне холма чуть ниже скального выступа. – Здесь пещера.

Верно, пещера. Привыкшая разглядывать пейзажи в своей обычной манере, то щурясь, то широко раскрывая глаза, то фокусируя взгляд, то делая его нарочито размытым, приводя в действие зрительную игру для того, чтобы перетянуть садовую мебель Господа Бога из веранды одной сетчатки в другую, Эллен Черри скорее всего не заметила бы ее. Но с другой стороны, и обычный турист также прошел бы мимо, не обратив на пещеру внимания, поскольку пещера эта была небольшой, а ее входное отверстие частично скрыто зарослями можжевельника и осыпью сланца.

Когда супруги взбирались вверх по склону, ко входу в пещеру, оба думали примерно об одном и том же. Дневной ветерок крепчал, и, несмотря на весну – по календарю, во всяком случае, – было довольно холодно. Так что от одной только мысли о том, что придется раздеться, спина тотчас покрывалась мурашками. Хотя кто знает, вдруг пещера окажется теплой, станет для них чем-то вроде уютной гавани, куда они смогут направить каноэ своей плоти. В общем, они будут заниматься любовью, так сказать, на лоне природы, но примерно в тех же комфортных условиях, что и в салоне индейкомобиля.

Естественно, Бумер настоял на том, что для начала сам разведает, что там внутри. Поскольку склон холма был крутым, солнечный свет попадал в пещеру под углом.

– Пещера неглубокая, и в ней очень пыльно, но на вид вроде бы все нормально, – сообщил, убедившись, что змей или медведей, поджидающих той минуты, когда в пещеру войдет его аппетитная женушка, там нет.

Эллен Черри опустилась на четвереньки и последовала за мужем.

Оказавшись внутри, они смогли выпрямиться во весь рост. Однако в пещеру они пришли вовсе не за тем, чтобы стоять, выпрямившись во весь рост.

– Ты когда-нибудь занимался спелеологией? – спросила Эллен Черри, выкладывая из сумки еду.

Бумер прекрасно знал, что такое спелеология, потому что герой романа Треваньяна «Шибуми», его любимого шпионского триллера, был исследователем пещер.

– Это экзотическая форма прелюбодеяния или же то, чем могут заниматься люди, состоящие в законном браке? – тем не менее вопросом на вопрос ответил он.

Эллен Черри поставила на одеяло банку с пикулями. Ясно как божий день – Бумер просто валяет дурака. Несмотря на его буйное хвастовство – она это знала, – ее молодой муж был скорее застенчив, чем нагловат.

– Понимаешь, – наконец произнесла она, – некоторые женатые мужчины – очень опытные спелеологи. – С этими словами Эллен Черри взяла его за левую руку, провела язычком по пальцу с обручальным кольцом, после чего сняла этот залог нерушимого брачного союза. Протест Бумера тотчас утонул в радостном рыке – это Эллен Черри еще раз, в знак награды, вновь провела язычком все по тому же пальцу.

Задрав юбку до пояса и приспустив трусики на несколько соблазнительных дюймов вниз, она быстро засунула кольцо себе во влагалище и немного подтолкнула вглубь, чтобы убедиться, что оно надежно спрятано. После чего с видом фокусника, демонстративно засунувшего кролика к себе в цилиндр, щелкнула резинкой трусов и объявила, что Бумер может попытать счастья в спелеологических изысканиях там, где сочтет нужным.

Вскоре гулкие своды пещеры огласило сопение, ахи, вздохи, шлепки обнаженных животов друг о друга, легкое клацанье золота об эмаль зубов (это супруги передавали соленое обручальное кольцо изо рта в рот) и почти различимая ухом вибрация ее крошечного сталактита.

Бумер тотчас заблудился среди жуков-светляков и шелковистых шорохов летучих мышей. Он ощущал, как вниз по стволу его исследователя, подобно минеральному раствору в вечность подземного озера, стекает горячая струйка. В этих полостях побывали и другие исследователи, в чем Эллен Черри призналась сама, но Бумера утешало то, что он был первым художником, которому довелось пройтись своей кистью по стенам этой вагинальной пещеры Ласко.

Ох, ах, ух – все эти проявления пещерной, первобытной любви были как раз для него, подумал он. Эта восхитительная пещера внутри пещеры, это палеолитическое междуножное святилище, эта святая святых, это дивное погружение в глубину трахальной тьмы. С какой неодолимой силой они смотрели друг другу в глаза, их взгляды переплетались, как спасательное снаряжение открывателей Карлсбада. Бумеру казалось, что они застряли в узкой расщелине, которая в любое мгновение может одним броском вытолкнуть их в сказочный, неведомый зал с многоцветными колоннами и органными трубами сталактитов. Но, увы, неожиданно с губ Эллен Черри сорвалось слово, которое имело на него тот же эффект, как если бы он лбом наткнулся на сталактит.

– Иезавель! – прошептала она.

– Что?

– Пожалуйста, дорогой, назови меня Иезавелью!

– О боже, только не это! – подумал Бумер. – Этого еще не хватало, всяких извращенческих штучек.

Бумер ничего не ответил и лишь усилил мощь возвратно-поступательных движений.

– Ну, давай же, дорогой!

– Уфф! – Господи, зачем ей это? Трюк с обручальным кольцом – придумка, конечно, замечательная, но это…

– Ну давай же! Назови меня Иезавелью!

– Ну ты даешь, Эллен Черри! – произнес вместо этого Бумер и развил еще большую скорость. Однако дражайшая половина продолжала упорствовать, и Бумер был вынужден предупредить супругу, что если они и дальше будут спорить, то он утратит эрекцию. Та и без того уже была не столь безупречна, как в самом начале их любовных игр. – Иезавель! – тем не менее прорычал он.

– Не слышу.

– Иезавель! – На этот раз энтузиазма в библейском имени прозвучало еще меньше, чем в первый.