Обыкновенная семейная сцена - Максим Юрьевич Шелехов

мне такое внимание нипочем, как вроде я этого его взгляда и не замечаю; про себя же, признаюсь, отчего-то сробел. Впрочем, мимоходом я ему головой кивнул. Раскланялся также со стариком и потрепал по плечу мальчишку. Из игроков уже были банкир и торговец углем. Вскоре пришли еще двое, и мы приступили к игре – сразу по двойной ставке, конечно. Я уже успел порядком проиграться, к тому моменту, когда вошел этот человек. Видели бы вы, как у всех лица вытянулись. Нет, знаком этот человек был, конечно, всем; ну, как знаком, телевизор ведь в доме был у каждого. Но мог ли кто предположить, что такой субъект пожалует к нам в подвал!.. Все вдруг, как один, привстали. И тут этот человек улыбнулся – самой простодушной, самой дружелюбной улыбкой.

–Добрый вечер, братцы! – произнес он наиприятнейшим голосом. – Вот, удостоился побывать в ваших замечательных краях и прослышал об этом месте славном; дай, думаю, заскачу, что здесь, да как? Почем играем? – поинтересовался он.

–По «столько-то», – вдруг выкрикнул я, – самое что ни на есть вдруг, честное слово, нехотя, точно черт подтолкнул. Все на меня покосились, – ещё бы, мое «столько-то» было втрое выше нашей двойной, по которой мы на самом деле тогда играли. У меня аж пот выступил: ну чего я влез, ну как всегда? А у самого вот таких «столько-то» к тому моменту всего ничего оставалось.

–По «столько-то» – это неплохая ставка, сразу видно, люди вы серьезные.

У меня на сердце отлегло, да и банкир по плечу одобрительно хлопнул.

–А что, может быть, поднять нам ставки, – продолжал этот человек нараспев сладчайшим голосом, – в честь праздника, ещё втрое?

Всех так и покоробило. Вдумайтесь только, я наши двойные втрое умножил, это уже в шесть раз больше обыкновенного, этот же до восемнадцати прет. Да у меня если и было столько, то на один-два хода каких-нибудь. Даже торговец углем, и тот, как рак покраснел. Покраснел, но все же вымолвил:

–Что ж, можно, – вымолвил и присел. Я встал. Я встал и сел. Двое встали из-за стола безвозвратно. Этот человек сел на одно из освободившихся мест, предварительно облобызавшись с нашим почтенным стариком и расспросив того о здоровье. Оставалось одно свободное место, да и мое подо мной вовсю колыхалось.

–Есть еще желающие? – поинтересовался старик.

Желающие? С таким-то раскладом, вообще можно ль было заговаривать о желающих!

–Ну, что ж, раз все в сборе… – начал было этот человек, перебирая и постукивая друг об дружку свои ухоженные, не без весьма внушительного размера украшений пальцы. Его прервал резкий отрывистый голос, пришедший откуда-то из глубины, из-за спин собравшихся зрителей.

–Я сяду, и с удовольствием, если мы теперешнюю только что утвержденную ставку поднимем еще вдвое!

Каково же было всеобщее изумление, когда автором этого шокирующего вызова был признан Германн. Пред ним расступились, он подошел к столу. Мне показалось, он был бледней обыкновенного, но смотрел решительно.

–Да ты чего, Германн, белены объелся? – дрожащим от удивления голосом произнес банкир.

–А что, прекрасная идея! – заулыбался этот человек, одаряя всех и вся своим превосходнейшим расположением духа. – Садись, милок, сыграем! ведь никто не против? В честь праздника!

–Да он в жизнь не садился, он зритель, он отравился чем-то, мухомор проглотил! – возмущался банкир.

–Полно тебе, братец, – не уставал сладить этот человек, – ты только посмотри на этого молодца – здоровый, румяный, розовощёкий – богатырь! – И это все о нашем Германне? – да с такого точно, как он, Достоевский своего Раскольникова списывал! Но, можно ли было такому человеку перечить? Германн сел подле меня. Я встал, вновь сел, опять встал, но уже окончательно, оповестив, что не имею достаточных средств для такой игры. Раздали на четверых…

«Вадим Эдуардович это что-то невообразимое, немыслимое, невероятное! Вы… вы Мастер, вы Провидец, вы, в конце концов, иллюзионист! Как вам это удалось!» – так, или что-то в этом роде я восклицал, когда мы с Германном рука об руку шли с игры. Я был взволнован до предела, я шел твердо, но будто в тумане, меня ноги сами вели. Вадим Эдуардович шагал тоже совершенно бессознательно, но вовсе не так уверенно; он точно проваливался с каждым новым шагом, и я его поддерживал. Он совсем ничего не говорил и, уверен, ничегошеньки не понимал из всего моего восторженного лепета. Он имел вид человека изнеможенного и лишенного рассудка. Так и было, он все оставил там, в подвале, – все свои душевные, физические – «богатырские» силы; он оставил там мысль и внимание. Он был амебой в тот момент. Думается, приведи я его тогда к пропасти, на десять шагов от обрыва, и оставь самого, он продолжил бы путь сам, по инерции, и непременно шагнул бы вниз. Я спас его тогда, друзья, это точно, меня тогда приставил к нему его ангел-хранитель. Его бы обокрали, его бы по дороге убили! Вы не знаете! Он нес в руке пакет, обыкновенный полиэтиленовый пакет с ручками, пакет, под завязку набитый деньгами, и не одною только нашей валютой! Я лично помогал ему там, в подвале, эту валюту в тот пакет слаживать. О, он уже тогда перестал ощущать действительность. Действительность для него закончилась, только он встал из-за стола. Помню, к нему подошел этот человек. И этот человек был уже совсем другим человеком. Он был мрачен, как дождевая туча, и его некогда сладкий бархатный голос теперь неприятно хрипел. Он отвел Вадима Эдуардовича в сторону и что-то долго ему растолковывал. Вадим Эдуардович был как будто в прострации и, было видно, не понимал нисколечко из того, что ему так настойчиво пытались донести. Но и этот человек, что тоже замечалось, мало отдавал отчет своим действиям и совершенно не контролировал поток собственных мыслей. Он все говорил, говорил, сбивался, отмахивался рукой от собственно сказанного и опять говорил, – говорил экспансивно и, очевидно, без связи. О, что игра способна делать с людьми! Затем этот человек подвел Вадима Эдуардовича к нашему почтенному старику и – все об одном и заново. Старик внимательно вслушивался, останавливал и переспрашивал; как показалось, в конце концов, он понял, что понять было необходимо, и утвердительно кивнул. Этот человек крепко пожал старику руку и, споткнувшись у выхода, поспешно покинул наш подвальчик. Германна обступили восторженные зрители, ни один из которых ни на минуту не оставлял эту жалкую конуру во все время игры; можете себе представить насколько игра была увлекательной? По ее окончании каждый норовил отдать хвалу победителю: Германна бессмысленно шатало со стороны в сторону