Живые и мертвые - Неле Нойхаус

– Черт возьми, – пробормотала Пия. – А где Боденштайн?

– Он не отвечает. Но я буду пытаться ему дозвониться.

– Куда ехать? – она перехватила взгляд Кристофа и пожала плечами, выражая свое сожаление.

– Хайде, 12, в Оберурзеле, – ответил дежурный. – Экспертов я уже проинформировал.

– Хорошо. Спасибо.

– И вам спасибо. – Ему хватило приличия не желать ей приятного вечера, потому что этого уже не могло быть.

– Что случилось? – поинтересовался Кристоф.

– Лучше бы я не отвечала на звонок. – Пия встала. – Опять труп, в Оберурзеле. Мне очень жаль. Я надеюсь, что шеф скоро приедет, и я быстро исчезну.

* * *

Боденштайн был чрезвычайно рад тому, что играл лишь второстепенную роль в хаотичной жизни своей жены. Ему потребовались годы, чтобы признаться себе: в приспособлении к ее постоянно меняющимся планам не было ничего «волнующего», а была лишь сплошная нервотрепка. Козима запросто переносила назначенные еще несколько недель назад встречи, если ей вдруг неожиданно приходило в голову что-то другое, и она рассчитывала, что люди в ее окружении безропотно смирятся с этими изменениями. Гибкость и спонтанность – два слова, которые она пропагандировала как положительные качества, были в глазах Боденштайна не чем иным, как доказательством неспособности организовать себя.

– Я хотела взять такси, но они могли прислать его только через час, – сказала Козима, когда Боденштайн укладывал ее вещи в багажник своего «Комби». – Это ведь чистое бесстыдство!

– Если бы ты заказала его накануне, наверняка не было бы никаких проблем, – возразил Боденштайн и захлопнул крышку багажника. – Это все?

– Боже мой, сумочка! Она здесь? – Козима снова открыла багажник. Боденштайн сел за руль и повернулся к Софи, которая сидела сзади в детском кресле.

– Ты пристегнулась? – спросил он.

– Конечно! Это сможет и младенец, – ответила его младшая дочка.

– А, вот она! – крикнула Козима и захлопнула крышку багажника. Потом она села на пассажирское сиденье рядом с Боденштайном. – Боже мой, сплошная суета!

Боденштайн воздержался от комментариев, завел двигатель и тронулся с места. Есть вещи, которые никогда не меняются.

Козима болтала всю дорогу, пока они ехали через Фишбах и Келькхайм по трассе B8, и замолчала, только когда он у Майн-Таунус-Центра выехал на автобан А66 в направлении Висбадена. Боденштайн быстро повернул голову направо и в темноте увидел огни Биркенхофа, где жила Пия со своим спутником жизни. Может быть, психолог-криминалист, которого Николя ему навязала, действительно сможет помочь им раскрыть преступление, хотя без Пии, Джема и Катрин он чувствовал себя потерянным. За всю его карьеру в уголовной полиции было лишь несколько оставшихся нераскрытыми случаев, и у него появилось нехорошее чувство, что убийство Ингеборг Роледер тоже может стать «глухарем» и оказаться в картонной коробке в архиве, так как ситуация с уликами редко оказывалась столь плачевной, как в этот раз.

– Пап, когда мы, наконец, приедем? – спросила София сзади.

– Уже сейчас, – ответил Боденштайн и включил правый поворотник. Через несколько минут перед ним вспыхнули огни франкфуртского аэропорта. Сколько раз привозил он сюда Козиму, когда она куда-нибудь уезжала. Он знал эту дорогу как свои пять пальцев. По обыкновению, во второй половине дня в аэропорту стояла невероятная суматоха, но Боденштайну повезло, и он нашел место на кратковременной парковке перед залом вылета. Он вышел из машины, взял тележку для багажа и, пока Козима прощалась с Софи, погрузил на нее чемоданы и сумки.

Потом они стояли друг против друга и говорили.

– Это немного напоминает старые времена, не так ли? – Козима улыбнулась чуть смущенно. – Счастливого Рождества тебе, Оливер! И спасибо за все.

– Не за что, – ответил Боденштайн. – Тебя тоже с Рождеством! Позвони в сочельник, мы все соберемся у меня.

– Да, я тоже с удовольствием бы присоединилась к вам, – сказала Козима, удивив его этой фразой, и вздохнула. Она не казалась особенно счастливой. В ней не было больше той лихорадочной эйфории, которая охватывала ее раньше всякий раз, когда она уезжала на съемки давно запланированного фильма.

И вдруг она сделала шаг к Боденштайну и обняла его. Это было впервые за несколько лет, прошедших с тех пор, как она перестала к нему прикасаться, и в этом чувствовалась особая доверительность. Он ощутил знакомый запах ее духов.

– Мне тебя не хватает, – прошептала Козима и поцеловала его в щеку. В следующий момент она ухватилась за ручку багажной тележки, послала Софи воздушный поцелуй и направилась в здание аэропорта. Боденштайн озадаченно смотрел ей вслед, пока за ней не закрылись стеклянные двери зала вылета и она не исчезла в толпе людей.

* * *

Когда Пия с помощью навигатора приехала по указанному адресу, то поняла, что это будет долгий вечер, так как в тихом тупике на краю поля собрались все возможные подразделения: несколько патрульных автомобилей, машина и дежурный врач «Скорой помощи», эксперты и антикризисная служба. В темноте безмолвно трепетали синие проблесковые маячки. Шел небольшой снег. Пия остановила свою машину позади темного «Порше» с франкфуртскими номерами и направилась к синему автобусу «Фольксваген», боковая дверь которого была открыта.

– Добрый вечер, – поприветствовала она своих коллег, которые как раз натягивали комбинезоны и выгружали оборудование, необходимое для работы на месте преступления.

– Привет, Пия. – Кристиан Крёгер выпрыгнул из автобуса.

– Что здесь случилось? – поинтересовалась она.

– Застрелена женщина, – ответил Крёгер.

– Ее внучка стояла рядом. Дочь тоже в доме. Они обе в шоке. Им оказывают медицинскую и психологическую помощь.

Случай казался непростым. Совсем непростым.

– Кто жертва?

– Маргарет Рудольф, шестьдесят четыре года. Муж – врач. – Крёгер натянул на голову капюшон. – Только что приехал судмедэксперт. Двое наших еще в доме, а я хочу поработать на улице, пока снег и какие-нибудь любопытные соседи не уничтожили следы.

Он взял два металлических чемодана.

– Почему на улице? – спросила удивленно Пия. – Я поняла, что убийство произошло в доме.

– Женщина находилась на кухне, – ответил Крёгер. – А преступник выстрелил снаружи через окно. Выстрел в голову из оружия крупного калибра. На мой взгляд, очень похоже на то, что здесь поработал наш убийца. Извини, нам надо спешить.

Пия кивнула и глубоко вздохнула. Значит, никакой семейной драмы. И хотя это было бы ужасно, альтернатива выглядела куда хуже. Через кружащиеся снежные хлопья она смотрел на старую виллу. Что ее там ожидало? Зачем, черт подери, она ответила на звонок? Она могла бы сейчас уютно сидеть на диване и смотреть фильм, а вместо этого проклятое чувство долга пригнало ее сюда. Наконец она преодолела себя, пересекла улицу и по мощеной дорожке направилась к входной двери, которая была лишь притворена.

– Куда? – спросила она одного из полицейских, стоявших в холле.

– Прямо и направо, на кухню, – ответил он. – Дочь жертвы со своей дочерью в доме. Мужа убитой, профессора Дитера Рудольфа, пока нет, и, насколько я знаю, он еще не в курсе случившегося. Это для информации, чтобы вы могли сориентироваться.

– Спасибо, – ответила Пия. Это были совершенно разные вещи – работать на месте преступления в каком-то неизвестном месте или в присутствии шокированных родственников. Она была рада, что антикризисная служба с психологом и душепопечителем [7] уже здесь.

– Добрый вечер, – сказала Пия, входя на кухню.

– Здравствуйте, фрау Кирххоф. – Фредерик Леммер поднял глаза и кивнул ей.

– Смерть наступила примерно час назад, – сказал судмедэксперт. – Выстрел в голову с правой стороны. Она в этот момент повернулась налево. Пуля вышла практически на той же высоте и пробила кухонный шкаф. По-моему, тот же калибр, что и вчера.

Женщина лежала на спине. На ней был кухонный фартук в бело-голубую полоску, надетый поверх коричневого пуловера и тонкой вязаной кофты. Черты лица убитой едва можно было распознать, настолько разрушительным было действие пули. Брызги крови и мозгового вещества попали на кухонную мебель и даже на потолок. Пия в своей повседневной работе в качестве детектива по раскрытию убийств, а также на многочисленных семинарах и практических занятиях научилась в подобных случаях заставлять голову работать, а сердце отключаться, но при виде пакета с мукой в левой руке убитой она почувствовала, как к горлу подступил комок. Она обвела взглядом помещение. На столешнице под окном лежали сахар и масло, яйца, шоколадная крошка и кокосовая стружка, миска, миксер и металлические формочки для печенья в виде рождественской елки, животных и звездочек.

– Она как раз собиралась делать печенье, – констатировала Пия глухим голосом. В ней вспыхнул гнев. Насколько хладнокровным должен быть человек, решившийся на такое перед самым Рождеством и в присутствии ребенка.