Дарима Тон - Аскольд Шейкин

Однако он и действительно хороший конструктор! Хотя бы потому, что сумел создать АНГЕВОЗМ!

Надо идти с другого конца. Сведения о себе следует записать первыми, сказав машине: "Я - эталон. У всякого, кто по рождению инженер, ученый, распределение мононукдеотидов должно совпадать с моим. Не совпадает - они неудачники".

Он это и сделал.

Ответ был категоричен: "Да. Неудачники".

"Но кто же в таком случае я? - смятенно подумал Ведущий конструктор. - Спросить и об этом машину!.."

Тянулись минуты. Ведущий конструктор стоял спиной к пульту и по гудению генератора звукового контроля отмечал, что вычисление идет трудно, с возвратами к началу задачи. Наконец, и, как всегда, неожиданно, пришла тишина.

"При значительной общей одаренности, - прочитал он на экране дисплея, - в некоторых разделах человеческой деятельности, переходящей в весьма значительную, имеются врожденные способности величайшего артиста балета. Шапки долой - перед нами гений".

"Шапки долой - перед нами гений". Некогда эту фразу композитор Шуман в одной из своих музыковедческих статей адресовал композитору Брамсу. Он, Ведущий конструктор, ввел ее в машину, характеризуя специалиста в области гравитационных полей. Машина отдала эту фразу ему.

Балетный артист!

Нажатием кнопки он приказал повторить определение. Результат не изменился.

Тогда он изъял из памяти машины слова "артист", "балет", "гений".

Машина ответила так: "Индивидуум, которому свойственно уникальное строение нервной системы, сочленений и мускулатуры, обеспечивающее совершенное чувство ритма, особую чистоту передачи нервных импульсов и высочайшую четкость реализации мышечных усилий".

Это значило то же самое.

С непривычной тяжестью в плечах он перевел глаза на стеклянную плоскость стены и увидел, что уже рассветает.

...Из вычислительного центра он вышел, кегда начало всходить солнце. Деревья, крыши зданий, алюминиевые переплеты окон пылали красным холодным золотом.

"Конструктор... экспериментатор, - думал он, идя по дорожке, усыпанной желтым песком и стиснутой пышными клумбами георгинов. - На самом деле ни то и ни другое".

Каждый балетный спектакль и даже любую уличную пляску он всегда принимал как праздник, - это верно. И уже с первых па видел весь рисунок танца: его середину, финал... И ему всегда казалось, что всякую музыку - симфонии, сюиты, сонаты, концерты можно представить в виде движений и получится связная картина, полная глубокого смысла. Верно и то, что, особенно в молодости, он часто во сне видел себя танцующим...

Ведущий конструктор остановился.

Но значит, он самым настоящим образом обокраден? Он, который прожил уже шесть десятков лет и ни разу не почувствовал себя несчастным?

Ему вспомнилась одна из конструкторских работ. Шла война. Фронт подкатывался к сердцу страны. Группа молодых ученых в кратчайший срок создала новый бронебойный снаряд. Чудо техники! Так о нем говорили. А ну, если вычислить, насколько это их изобретение приблизило день победы?

Ведущий конструктор беспомощно оглядывался. Ах да! Он привык думать у пульта машины. Все сразу же проверять числом.

"Вернуться и рассчитать?" - Он улыбнулся. - Но если бы в ту зиму мне стало известно, что мое место на балетной сцене, разве я ушел бы из конструкторского бюро?"

...Ночью Ведущего конструктора вызвали радиограммой. Уже через час самолет уносил его в горы.

Там, на краю земли, он трое суток почти без сна осматривал сооружения, давал советы, подписывал акты и все время с удовлетворением думал о том, как удивительно полно совпали в этой разработке мечта конструктора и ее воплощение. Об АНГЕВОЗМе он вспомнил только во время полета назад: "Да было ли это? Верно ли, что лишь крохи общей одаренности сделали меня инженером и ученым с такими заслугами, за которые мне еще при жизни поставлен на родине бронзовый бюст?"

Его вдруг словно встряхнуло.

"Но все же каков тогда истинный мой талант? - У него занялся дух. - И каких высот самовыражения, а значит, счастья и счастья сумел бы я достичь, следуя этому призванию? Каких же? Каких?.."

Экран погас.

Зубцов усмехнулся уголком губ:

- Фантастика?

- Уже нет.

- Понимаю. - Он снисходительно кивнул. - Хочешь сказать, что могла бы меня проверить на такой машине, да тоже нельзя. Вдруг получится, что я по призванию лапоть. И как тогда быть с этим твоим взаимным уважением? Думаешь, не усек?

Не отвечая, Дарима Тон взяла Зубцова за запястье. Почти тотчас экран осветился. На нем были слова: "Биологически ярчайше выраженная способность к мысленному оперированию понятийными и предметными образами без какого-либо отрыва от физической природы как объектов, так и явлений. Аналоги: Тэн Кемп, Юлиан Василевский, Вери Нгор".

Некоторое время Дарима Тон тоже вчитывалась в эти слова и - вдруг рванулась к экрану, вглядываясь в него так, будто не могла поверить своим глазам.

- Ты!

Она обернулась. Ее лицо восхищенно сияло. От этого она еще более похорошела, расцвела.

- Ты!

Зубцов ничего не понял из того, что прочитал на экране, и отшатнулся, ошеломленный этим ее стремительным поворотом и тем, как она теперь смотрела на него, каким голосом говорила.

- Ты знаешь, кто это? - спросила Дарима Тон.

- Кто?

- Кемп, Вери Нгор.

- Откуда же!

- Величайшие изобретатели! В нашей эпохе с их именами связано все самое удивительное: космические города, новейшие технологии. И они твой аналог! Но почему же ты сейчас здесь, в этом месте, а не в научном центре страны?

Зубцов обиделся:

- В каком таком месте? Бочку-то на меня чего катишь? Считаешь, не ценят? Да если хоть на какой скважине ЧП, ко мне среди ночи: "Федор Иванович! За вами машина..."

Дарима Ток не сводила с него все того же восхищенного, но теперь уже и требовательного взора. Он продолжал:

- Хочешь? Какой угодно агрегат перемонтирую! И пусть он будет не проще, чем эта твоя экспериментальная камера. Я по аварийке раму для газовой турбины устанавливал - махинища! а ночь, вьюга была. Потом проверяли: микронная точность. Так и на заводском стенде не получается. А что у меня в руках было? Ключ да кувалда.

Она мучительно свела к переносице брови.

- Ключ да кувалда! Но ты понимаешь, что это такому человеку, как ты? Свайная баба для пианиста! Твоим рукам работать с прецизионными сервосистемами! Всякую твою техническую мысль должны подхватывать миллионы специалистов! А ты... Ты! И еще не знаешь об этом! Но ты же должен! Ты не имеешь права это в себе потерять.

Все ее отношение к нему стало другим. Сомнений не было. Теперь она смотрела на него не только с восхищением, что случалось и прежде, но и как на человека, суждения которого преисполнены самого высокого смысла.