Конец денег - А. Мануйлов

«Любая точка ризомы – может и должна быть – присоединена к любой другой ее точке. Это весьма отличается от дерева или корня, фиксирующих некую точку и некий порядок. Лингвистическое древо, на манер дерева Хомского, начинается еще в точке S и производится благодаря дихотомии. В ризоме, напротив, каждая черта не отсылает с необходимостью к лингвистической черте: семиотические звенья любой природы соединяются здесь с крайне различными способами кодирования – биологическими, политическими, экономическими и т. д., запускающими в игру не только разные режимы знаков, но также и статусы состояния вещей»60.

Как раз деньги способны «запускать в игру» не разные знаковые режимы, а вызывать определенные состояния вещей. Главным образом речь идет о том, как деньги объединяют неоднородные вещи (при помощи стоимости), формируют меновую стоимость. Кроме того определенные знаковые системы находятся в полном подчинении денег, к примеру, социальные страты, определяемые достатком (знаки принадлежности к высшему обществу: места досуга, географическое расположение недвижимости, марки машин, одежды и т. д., потому что они обусловлены стоимостью). Статусы состояния также регулируются потоком денег, благодаря тому, что, будучи всеобщим эквивалентом и наделяя вещи ценой, деньги определяют состояние вещи (ликвидность, длительность, качество (в том числе изношенность – след времени), потенциал (обмен посредством денег)). Принцип множественности, характеризующий ризому, заключается в том, что

«у множества нет ни субъекта, ни объекта, есть только определения, величины, измерения, способные расти лишь тогда, когда множество меняет свою природу»61.

И несмотря на то что число в пространстве денег уже не является «универсальным концептом», соизмеряющим элементы согласно их месту в каком-либо измерении, деньги по-прежнему являются множеством, которое состоит из подвижных величин, измерений (даже определений, имманентных по своей природе). Они проецируются на власть, личное время, большинство сфер жизнедеятельности субъекта, не говоря уже о политике и экономике.

«Нити марионетки – как ризомы или множества – отсылают не к предполагаемой воле актера или кукловода, а к множеству нервных волокон, образующему, в свою очередь, другую марионетку, следуя иным измерениям, соединенным с первыми…»62

Деньги действуют по такому принципу, обнаруживая в любой сфере, в любом пространстве и поле схожие со своими множества, а затем, соединяясь с ними, постепенно захватывают власть в новых пространствах. В данном случае можно утверждать, что вероятно появление единства, но

«лишь тогда, когда в множестве власть захватывает означаемое или когда в ней производится некий процесс, соответствующий субъективации – итак, либо единство стержень, фундирующее совокупность двуоднозначных отношений между элементами или объективными точками, либо же Одно, которое делится, следуя закону бинарной логики дифференциации в субъекте»63.

Деньги чаще всего не позволяют означаемому захватить власть, потому как в этом случае им придется отойти на второй план, слиться в единстве с новым множеством. Власть денег окончательно устанавливается благодаря главенствующему началу означающего. Ризома обладает еще одним немаловажным принципом – принципом означающего разрыва:

«Ризома может быть разбита, разрушена в каком-либо месте, но она возобновляется, следуя той или иной своей линии, а также следуя другим линиям. На муравьях все не заканчивается, ибо они образуют животную ризому, большая часть которой может быть уничтожена, но при этом она не перестает самовосстанавливаться. Любая ризома включает в себя линии сегментарности, согласно которым она стратифицирована, территоризована, организована, означена, атрибутирована и т. д.; но также и линии детерриторизации, по которым она непрестанно ускользает. В ризоме каждый раз образуется разрыв, когда линии сегментарности взрываются на линии ускользания, но и линия ускользания является частью ризомы. Такие линии без конца отсылают одни к другим. Вот почему мы никогда не можем отдаться дуализму или дихотомии, даже в рудиментарной форме хорошего или дурного»64

Так разрыв, по которому проходит линия ускользания, всегда содержит организацию и образования, передающие власть означающему, которое способствует восстановлению субъекта. Деньги, имеющие свою линию ускользания, – инфляцию или дефляцию, при помощи центробанков возвращают власть означающему, то есть восстанавливают собственную множественность. В этом смысле деньги можно сравнить с растениями, которые наделены природной мудростью,

«даже когда они существуют в корнях; всегда есть внешнее, где они создают ризому с чем-то еще – с ветром, с животным, с человеком (а также аспект, благодаря которому животные сами создают ризому, и люди тоже, и т. д.)»65.

Деньги постоянно взаимодействуют с разнообразными пространствами, создавая ризомы, однако, в отличие от деревьев, они постепенно захватывают территорию в них. И линия ускользания всегда защищена определенными институциями и организациями, отвечающими за производство, оборот и распределение денег. Принцип картографии и декалькомании, присущий ризоме, объединяет некоторые процессы, происходящие в поле денег:

«Ризома не ответственна ни за структурную, ни за порождающую модель. Ей чужда любая идея генетической оси как глубинной структуры… она может быть разорвана, перевернута, может приспособиться к любому монтажу, может закладываться индивидом, группой или общественной формацией. Ее можно нарисовать на стене, воспринять как Произведение искусства, ее можно построить как политическое действие или как медитацию. Это, возможно, одна из важнейших характеристик ризомы – всегда выступать множественно… карта обладает множественными входами в противоположность кальке, всегда отсылающей к «тому же самому»66.

Итак, деньги, обладая множественностью, являются картой, но не калькой, несмотря на тиражирование (банкноты). Дело в том, что деньги отсылают не к «самим себе», а всегда к потенциальному множеству, которым они могут стать (обмен деньги/товар). И даже в тех случаях, когда деньги производят себя, если рассматривать, к примеру, банковский депозит или биржевые торги, то они всегда содержат в себе этот потенциал, множественный вход и выход для реализации, хотя на стадии производства они на некоторое время подвержены калькированию (депозит в банке), как и в техническом плане, когда включается станок и начинается печать купюр. Безусловно, данный тезис применим и к электронным деньгам, и к специфическим дополнительным валютам (например, полетные мили). А денежный поток (поток капитала) создает огромный канал, по которому можно определить вектор направления власти и ее количественное соотношение. Каждый из участников процесса, тех, в чью сторону направлен этот поток, получает по своим моделям выгоду от прохождения данного потока. И теперь можно сделать вывод, что деньги являются ризомой, в противоположность центрированным системам, состоящим из иерархических связей между частями предопределенной коммуникации. Деньги – это система без центра, президента или генерала, без центрального аппарата, определяющего их состояние, поток и последующую циркуляцию.

Понимание природы денег важно для того, чтобы определить уровень индивидуальности, который не сопоставим с языком и личным временем. Нет сомнений, что язык, как и личное время, индивидуален скорее фиктивно, тогда как деньги априори не имеют данного свойства. Оно появляется лишь на стадии реализации потенциала (то, как субъект может их потратить, до момента обмена индивидуальности не существует).

Возвращаясь к индивидуальному времени, стоит разобрать его функции и свойства, определить, насколько они коррелируют с функциями языка и денег. Начать стоит с однонаправленности. Это свойство напрямую связано с действительностью, однако необязательно с событиями и происшествиями. Вполне возможно, что не будет происходить никаких событий, как в глубокой медитации йогина, но время продолжает действовать (идти), направление его не меняется, оно устремлено вперед. Близким по сути свойством личного времени является и необратимость. Время двигается линейно, не отклоняясь в сторону, не говоря о возможности развернуть его на 180 градусов. Необратимость – это постоянная динамика, движущая сила, мотивирующая субъекта действовать, вместе с тем рождающая в нем страх оказаться за ее пределами, «выпасть из времени». Ее можно соотнести с делезовской «желающей машиной», функционирующей как производство (и управление им), где желание выступает не только как производство, но и как его продукт. Из необратимости проистекает еще одно важнейшее свойство времени – непрерывность. Непрерывность подразумевает постоянное действие, лишенное противодействия, то есть, в рамках времени невозможна оппозиция (то же относится и к однонаправленности, необратимости). Этот факт подчеркивает структурность времени, незыблемость законов, по которым оно функционирует (не говоря о счете и математике, подстроившейся под данную структуру). Постоянство течения времени является еще одним близким по смыслу свойством времени, которое выражается в равномерной скорости (речь о повседневности, а не о физической величине) его движения, в точности, позволяющей создать фундамент для некоторых функций времени, но об этом чуть позже. Это свойство особенно характерно для личного времени, потому как оно является восприятием общего времени, поддается индивидуальному чувственному опыту, который структурирован. В таком смысле можно говорить о рефлексии, способности различать, как делится данный опыт на внутренний и внешний мир. И еще один важный момент – объективное становление этих миров. Каким образом ни воспринималось бы время в зависимости от состояния субъекта, факт оценки и перцепции течения времени как феномена действительности (внешней реальности) является установленным. Личное время дает возможность замедлить или ускорить течение общего времени, фиксируя при этом безостановочное равномерное течение общего времени. Спорное свойство времени – вечность – дает понять, что оно всегда существовало и, по всей видимости, не имеет ни начала, ни конца. В данном контексте на ум снова приходит понятие «ризома», отстраняющее основу и аннулирующее начало и конец. Во многом это межбытийное свойство, находящееся не в центре, а где-то посередине между центром и периферией, не влияющее, а лишь отличающее время от других полей. Тем не менее свойства личного времени – это свойства концептуального времени, зависящие от воли человека, имеющие числовую связь с объективной, реальной основой, которой занимается физика. Возвращаясь к функциями времени, стоит отметить, что по существу они не столь явно отличаются от свойств, как это случается в физике или, скажем, в лингвистике, тем не менее функции времени выделяются на фоне свойств и имеют важнейшее онтологическое значение (в том числе в повседневности). Итак, простейшая функция времени – системность – необходима для ведения отсчета. Данная функция позволяет упорядочивать действительность, структурировать различные дискурсы. Бытие без отсчета времени – это некий хаос, в котором нет общности. Взаимодействие между полями максимально затруднено, как и коммуникация между субъектами. Счет времени, математический конструкт ума, как и само понятие «время», позволяет работать с ним, то есть применять его в материальном мире, нашей повседневности, науке (в теории и на практике), опираясь при этом на абстрактное поле чисел. Именно возможность применить в реальности абстракцию, позволяющую объединить максимальное количество дискурсов, полей и пространств, наполняющих или, вернее, фрагментирующих жизнь субъекта, является следствием данной функции, которая по своей сути фундаментальна.