95-16 - Ян Рудский

— Я обещаю свести к минимуму разговор о военных пе­реживаниях, — поспешил заверить Шель. — Это теперь уже не так существенно. Меня привело в Гроссвизен другое. Ви­дите ли, нас было трое тогда…

— Кэрол не знала Леона, — перебил его Джонсон.

— А об этом стоит жалеть? — она повернулась к Шелю.

— Вряд ли. Он был мрачным человеком.

— Ох! — Кэрол закинула руки за голову.

— Скажи мне, Пол, — начал Шель, — случилось ли после моего отъезда из Гроссвизена что-нибудь имеющее от­ношение к подвалу?

— Мне непонятен твой вопрос. Что могло случиться?

— Как только мы выбрались оттуда, рухнул потолок, за­сыпав крыльцо и подвал. Неужели никто так и не пытался достать оставшиеся там ящики, чемоданы и прочее?

Джонсон задумался и, помолчав, сказал:

— Действительно, какие-то неизвестные люди отрыли под­вал и частично разграбили его. Лишь намного позже был из­дан приказ обыскать все развалины, достать оттуда ценные вещи, а также, — он покосился на жену, — установить лич­ность убитых. А потом все развалины сровняли с землей в буквальном смысле слова.

— А сам ты никогда не пытался выяснить, что было в тех чемоданах и ящиках, которые мы тогда привезли?

— Ян! Неужто ты воображаешь, что я буду лазить с кир­кой или лопатой, чтобы отрыть несколько помятых банок ту­шенки?.. Что могло быть в тех ящиках, кроме продовольствия, украденного с лагерного склада? Но я могу сообщить тебе одну любопытную подробность, которую узнал совершенно случайно: заключенные, грузившие тогда эти ящики и чемо­даны, в том числе ты, Леон и я, должны были быть уничто­жены сразу же по возвращении в лагерь.

— Почему?

— Неужели ты не догадываешься? Братья Шурике гото­вили себе уютное и безопасное гнездышко и не могли допус­тить, чтобы их тайну знали трое заключенных.

— А охрана? Сопровождающие?

— Это были доверенные эсэсовцы. Впрочем, неизвестно, какова была бы их судьба. Понимаешь, нам чертовски по­везло! Если б не эта меткая, своевременно брошенная бомба…

— Ты был бы еще одной «несчастной жертвой кровавой войны», — докончила Кэрол, зевнув.

Шель смущенно улыбнулся.

— А вы, Кэрол? Что вы делали в то время?

— Вас это действительно интересует? Я училась в пятом классе средней школы в Ури.

— Как-то трудно представить вас с двумя косичками, портфелем и пеналом. Но давайте вернемся к нашим вос­поминаниям.

Кэрол сделала недовольную гримасу.

— Что стало с братьями Шурике? — спросил Шель.

— Уехали в Испанию. У них, как оказалось, был до­вольно крупный счет в одном из мадридских банков.

— Дальновидные деятели.

— Да. Крейслейтера Шурике уже нет в живых, два го­да назад он скончался в Барселоне от инфаркта. Зато его брат спокойно доживает свой век. Увы, у нас нет приманки, чтобы вытащить его оттуда. Мы преследуем этих негодяев всюду, где только можно, но многим все же удалось уйти от наказания.

— Значит, подвал не содержал никакой «мрачной» тайны?

— Насколько мне известно — нет. А почему ты спраши­ваешь?

— У меня была сегодня любопытная, но довольно не­приятная встреча с неким Лютце.

— Это позор Гроссвизена, — сказала Кэрол. — Выпьем за его здоровье! — Она встала, поправила платье. — Бесе­дуйте, не буду вам мешать. Пойду приготовлю поесть, вы, наверное, проголодались? — и вышла, не дожидаясь отве­та, напевая мелодию, которую в тот момент передавали.

Шель искоса посмотрел ей вслед. Джонсон заметил его взгляд и нахмурился.

— Встреча с Лютце не могла быть приятной, но объясни, пожалуйста, что в ней было любопытного? — спросил он то­ропливо.

— Лютце был хорошо знаком с Леоном, не так ли?

— Они встречались, но что их связывало, одному богу известно, — Джонсон пожал плечами. — Между ними не бы­ло ничего общего. Один — запойный пьяница, все помыслы которого сосредоточены на том, как добыть деньги на бу­тылку шнапса. Другой — психопат и, кстати сказать, трез­венник.

— И все же Лютце пользовался доверием Леона? Джонсон кивнул:

— По-видимому, да.

— Лютце во время нашей встречи был очень пьян, и по­этому беседу трудно назвать полноценной. Но в его невнят­ном лепете меня поразила одна фраза. Он сказал: «Леон оставил чемодан, чемодан из подвала». Увы, больше мне ни­чего не удалось выведать. Я отвел его в блиндаж. Там у него начался тяжелый приступ белой горячки, и он, должно быть, лежит в беспамятстве до сих пор. Что могли значить его слова, Пол?

— Это в самом деле любопытно! — Американец смотрел на экран телевизора. — Любопытно! Неужели Леон раско­пал что-нибудь? Но подвалов много. А у нас это слово сра­зу ассоциируется с «нашим» подвалом.

— Ведь Леон был одним из нас.

— Ей-богу, не понимаю, в чем дело. Надо бы посмот­реть, нет ли там в блиндаже этого чемодана.

— По-моему, если он вообще и существует, то в блин­даже его нет.

— А где же он может быть?

— Не знаю. Я думал не об этом, а о содержимом че­модана и о том, не имеет ли оно отношения к смерти Леона.

— Предполагать, что Леон узнал что-то важное и затем покончил с собой, нелогично.

— Ты прав, Пол. Его странное самоубийство опровергает все возможные предположения. Нужно непременно получить от Лютце чемодан, только он может пролить свет на это дело.

— У тебя есть какой-нибудь план?

— Я оставил Лютце записку о том, что хочу с ним по­говорить. Моя фамилия ему известна. Леон, должно быть, рассказывал обо мне. Я пойду к нему…

В дверях появилась Кэрол.

— Вы еще не кончили? Тогда беседуйте и закусывайте одновременно, — она сняла с подноса тарелки с хлебом, ветчиной, холодным мясом и разными аппетитными закус­ками.

Шель извинился и вышел в ванную. Оттуда он слышал, как Кэрол возится на кухне. Из комнаты донесся голос Джонсона. «Он что, говорит сам с собой?» — подумал Шель.

Когда он вернулся в комнату, американец затягивал што­ру на окне.

— Садись, Ян, — пригласил он, — и отведай наших ла­комств.

— Да, да, прямо из банок, — добавила Кэрол, входя.

Мужчины, поглощенные своими мыслями, ели быстро и нетерпеливо. Однако, раскупорив бутылку вина, они повесе­лели. Кэрол начала убирать со стола.

— Я вам разрешаю беседовать еще четверть часа, — ска­зала она. — Через двадцать минут играет оркестр Карло Боландера. А так как мой муж не танцует, то я назначаю вас своим партнером, герр Шель… Знаю, знаю! — засмея­лась она, видя смущенное лицо Шеля. — «Я плохой танцор», ведь вы это хотели сказать? Ничего. Берусь вас на­учить. Бесплатно! — Выходя из комнаты с грудой тарелок, Кэрол добавила повелительным тоном: — Итак, беседуйте! Раз, два, три!

Джонсон принужденно улыбнулся.

— Что ж, воспользуемся предоставленной нам четвертью часа, — сказал Шель. — У тебя найдется немного времени завтра утром?

— Чтобы пойти к Лютце?

— Да.

— Разумеется, я пойду с тобой. Это дело начинает мне казаться интересным.

— Прекрасно. Слушай дальше. Я посетил сегодня также доктора Менке.

— А его-то зачем?

— Мне хотелось узнать побольше о Леоне.

— И что же достопочтенный доктор Менке?

— Что он за человек, Пол?

— Старый чудак, принявший театральную позу патриар­ха. И вместе с тем опытный, преуспевающий врач.

— Гм, он прочел мне краткую лекцию о болезни Леона; говорил толково, сжато и с большой уверенностью, но…

— Но что?

— Его глаза… Впрочем, это неважно… — Шель погасил окурок и взглянул в сосредоточенное лицо хозяина дома. — Я отрекомендовался как Ян Шель из Польши. Рассказал, что был другом Леона Траубе и что ты можешь подтвердить мои слова. Но меня насторожило одно. Во время нашей бе­седы Менке спросил, руководствуюсь ли я интуицией. Я ска­зал, что обладаю шестым чувством, на что он саркастически заметил, что для моей профессии это необходимо. Понима­ешь, Пол? Доктору Менке, которого я вижу впервые в жиз­ни, известна моя профессия!

— Ты не спросил, откуда?..

— Конечно, нет.

— Странно, очень странно. — Джонсон задумался, но тут же хлопнул себя рукой по лбу. — Ты знаешь, Леон мог ему рассказать, что ждет твоего приезда, и упомя­нуть попутно, чем ты занимаешься. Ведь Лютце тоже знал о тебе.

— Верно, — согласился Шель. — Пожалуй, это объясне­ние. Но если он слышал обо мне раньше, то зачем ему бы­ло спрашивать, кто в Гроссвизене знает меня?

— О, Менке — старый позер и формалист!

— И еще одно…

— Что именно?

— В саду у доктора меня встретил странный тип…

— Знаю, это Гюнтер. Садовник, шофер и вообще правая рука старика.

— Грубиян. Он держал себя со мной возмутительно.

— Это меня не удивляет. К доктору почти ежедневно по­ступают жалобы на него.

— Почему же он его не уволит?

— Их что-то связывает, но подробностей я не знаю. Гюнтер беззаветно предан старику.

— А разве Менке…

— Не сплетничайте, друзья мои, — сказала Кэрол, вхо­дя в комнату. — Какое преступление совершил этот седо­власый клоун?