Юрьев день - Геомар Куликов

Пошлет Филька его на речку - и речка годится Треньке. Уверял Митрошка, по берегам речек тоже частенько клады бывают зарыты.

Знает Митрошка еще одно верное для кладов место - кладбище. Но боится Тренька до смерти кладбища. Потому успокаивает себя: не все же прятали деньги среди могил. Тоже ведь охотника надобно найти, чтобы среди ночи на кладбище пошел. А по Митрошкиным словам, именно в эту пору клады следует там хоронить и выкапывать.

Только вот беда. Обыскал все вокруг Тренька. Пней несчетное число разворотил. По всем дуплам лазил. А клад, хоть плачь, не дается.

Приметливая бабушка спросила однажды:

- Потерял чего, Терентий? Все по земле глазами шаришь. Или клад ищешь?

Замотал головой Тренька, на бабушку как только мог простодушнее глянул:

- Нешто я маленький? Али глупый совсем? Кто ж про меня клад-то припас...

- Вот и я думаю, клад наш крестьянский в поле покоится. Поболее поработаешь, побогаче хлеба соберешь.

Видно, поверила бабушка Тренькиной хитрости.

Однако и сам Тренька приуныл. Может, и впрямь сочиняет сказки Митрошка насчет кладов-то?

А тут привалила Треньке новая забота. Все клады разом из головы вылетели.

Пришел как-то Филька на псарный двор. Да не один. Следом ковыляет попятился аж Тренька - злобный пес Урван, тот, что но осени мужика загрыз.

Пояснил Филька:

- Батюшкиному коню под копыта, дурья голова, подвернулся. На сук бы надо. Да, может, оздоровеет еще. Ты, Терентий, - Филька на Треньку грозно зыркнул, - собаке лапу водой чистой промой и, приложивши лопух, тряпицей перевяжи.

Заплакал Тренька:

- Нешто к нему подойти можно? На куски разорвет. А мне пока еще жить не надоело...

Филька плеть поднял:

- Перечить будешь?

- Филечка, миленький! - Тренька к сапогу молодого барина прильнул. - Не погуби, пожалей холопа своего малого!

Филька, покорность и робость любивший, опустил плеть. Однако велел строго:

- К обеду вернусь, чтобы все сделано было!

И вышел, громко хлопнув дверью.

Тренька слезы проглотил. На огромного ощерившегося пса глянул:

ну как к такому приступишься?

Обернулся заискивающе к напарнику своему:

- Может, ты, Митрошенька, собаку обиходишь? Тебя, поди, никакой зверь не тронет. Ты ведь у нас такой!

Митрошка на Трет,кину лесть вздохнул только:

- Рад бы, Торопя. Да ить не две у меня шкуры - одна. Не обессудь.

Тебе велено.

Что тут будешь делать? К собаке подойти страшно. И Филькиного повеления ослушаться нельзя. Принес Тренька плошку воды колодезной.

Лопух свежий, молодой сорвал. И к Урвану:

Собачка хорошая... Я тебе помочь хочу...

Это Тренькин язык говорит, а в уме у Треньки: "И отчего тебя, ирода, господская лошадь до смерти не затоптала..."

Урван зубы оскалил. Рыкнул. Тренька в другой угол избенки отлетел.

- Чтоб ты околел, проклятый!

Сколько раз так подступался Тренька - сказать невозможно.

Наконец трясущимися руками промыл лапу водицей, лопух приложил, тряпицей перевязал. Все то время Урван с оскаленной мордой сидел, рычал, с Треньки злобных глаз не сводил.

Поднялся Тренька, рубашка на спине мокрая, со лба пот капает. Митрошка с уважением:

- Смелый ты!

- А то нет! - расхрабрился Тренька. И добавил жалобно: Только боязно очень...

Филька хвалить Треньку не стал, однако и не ругал. Видать, остался доволен.

Неделю Тренька с У рваном возился, и всю педелю на нею пес зубы скалил, а последний раз чуть в руку не вцепился. По счастью, успел Тренька отдернуть руку. Закричал вне себя от возмущения.

-- Что, окаянный, делаешь! Я к тебе с добром, а ты за добро то меня зубами, да? Ну и оставайся с больной лапой. Не пойду к тебе более. Пусть Филька что хочет со мной сделает. Ей-богу, не пойду!

Забрался Тренька в собачью конуру, где ему место отведено было. Злющий, не хуже Урвана. Долго бормотал:

- Чистый разбойник, а не нес. Ты ему лапу лечишь, а он тебя клычи щами железными норовит цапнуть. Виданное ли дело: за добро злом платить?

Побурчал, посердился да и уснул Тренька.

Спит и сны хорошие видит. Хлеб свежий, горячий, вкусный, с корочкой румяной поджаристой, щи мясные жирные. Дух от них - язык проглотить можно. И кисель. Молочный, сладкий. Только за хлеб взялся, кто-то ему в бок стук! Чудится Треньке сквозь сон, Митрошка Овечий Хвост с ним балуется.

- Ну тебя! - бормочет Тренька. - Спать хочу!

А тот, кто в бок толкает, снова - тук.

- Отвяжешься ли? - рассердился Тренька. Глаза открыл. Сел было, да так и поехал назад к стенке. Глаза - на лоб.

Не безвредный придурковатый Митрошка перед ним - злобный пес Урван с раскрытой пастью, зубами острыми и языком большим, красным, ровно в крови.

Тренька аж рот рукой прикрыл, чтобы не закричать.

А Урван, вместо того чтобы Треньку за горло схватить, голову тяжелую ему в колени ткнул и руку шершавым языком принялся лизать. Совсем как Ласка али Буран когда-то...

Всхлипнул судорожно Тренька.

- Напугал ты меня, Урван. Чуть не до смерти.

А Урван опять Тренькину ладонь языком: "Прости, мол, Тренька. И не серчай больше".

Глядит Тренька в глаза грозному псу Урвану. А они у того вовсе не злобные.

Обыкновенные глаза - собачьи, добрые.

Глава 13

НА СТАРОМ ГОРОДИЩЕ

Любимое Тренькино место - старое городище, что лежит за рытовской деревней, на крутом берегу речки. Сказывают, жили здесь когда-то люди. Да пришли вороги, кого побили, кого в полон взяли, жилища пограбили и сожгли. И высится теперь холм, словно памятник могильный над былой здешней жизнью.

Нравится Треньке сидеть на дальнем склоне. И тепло - солнышко припекает, и скрытно - Филька лишний раз не найдет.

Верным спутником и товарищем Треньке - Урван. Бежит, ковыляет за Тренькой. Не выправилась до конца лапа. Остался хромым, а оттого ненужным своему жестокому хозяину.

Смотрит Тренька иной раз на Урвана, дивится: неужто такой ласковый пес человека загрыз до смерти? Дед на Тренькино недоумение ответил:

- Злой собаку человек делает. Натаскивал Рытов людей травить - вот и хватал их твой Урван. А с тобой подобрее сделался. Только ты его остерегайся все ж. Рытовская выучка может иной раз ох как вспомниться!

Смеется Тренька:

- Пустое, деда. Я теперь на Урване верхом кататься могу. Все одно не тронет!

- Все-таки берегись, - упреждал дед. - Про того загубленного мужичка памятуй.

Тренька посмелее и с Филькой сделался. Не спорит с молодым барином. Куда там! Однако и страха прежнего перед ним нет. Отчего так, кто знает? Может, и Урван тут причиной. Одолевши один страх - перед грозным псом, Тренька и с другим легче справляться стал.

Улизнул однажды Тренька от надоедливого и придирчивого Фильки на старое городище. Улегся на гладком и большом, точно стол, камне, почти вовсе ушедшем в землю. А Урван, по обыкновению, хвост трубой и айда шнырять окрест, промышлять добавку к скудной рытовской овсянке. Знал Тренька за ним такую привычку: то мышь полевую ухватит, то зазевавшегося утенка сцапает. Крупная дичь не давалась покалеченному псу. А есть, что поделаешь, и ему охота.

Принялся Урван неподалеку от Тренькиного камня землю передними лапами копать.

"Должно, мышь почуял", - решил Тренька и на другой бок перевернулся.

Придремал даже.

Глаза открыл - солнце на небе приметно к закату клонится. Встревожился Тренька. Эка беда! Не миновать теперь Филькиной выволочки.

Н поделом! Отдыхать тоже с умом надобно.

Вскочил поспешно. Собаку кликнул:

- Урван! Домой!

Глянь, а пес на прежнем месте землю роет. Яму выкопал, почитай, один хвост торчит.

Вздохнул Тренька:

- Нет, песа, быть тебе ноне без добычи. Домой пора! - И, словно человеку, объясняем: Фильку нешто не знаешь? Он и так, поди, сейчас беснуется. Влетит нам, пошли!

На те Тронькины слова вовсе но обратил внимания Урван. Только лапами быстрее задвигал, и из ямы земля выше полстола.

Рассердился Тренька:

- Кому сказано? Живо домой!

Ногой топнул.

Урван голову из ямы опять высунул и так жалобно на Треньку поглядел, что у того сердце дрогнуло.

- Горе мне с тобой! Я, поди, голодный не менее твоего. Ну, какой у тебя там зверь скрывается?

Заглянул в яму. А там никакой норы али хода проделанного. Только береста, наполовину истлевшая, собачьими когтями острыми потревоженная.

Хотел Урвана отругать, а может, поколотить даже: экую невидаль - полено березовое нашел!

И вдруг словно что ударило в голову:

"Клад!"

Нырнул в узкую яму. Ухватил Урванову находку, на свет вытащил.

Туеском она оказалась, небольшим берестяным ведерком с крышкой.

Взвесил Тренька обеими руками туесок - в одной не удержать, - засмеялся счастливо: сколько же в нем таких дсножок, что он позапрошлым годом на княжеской вотчине нашел?

Сел на землю возле ямы. Туесок тяжелый открыть не может - руки трясутся. Рядом Урван прыгает, повизгивает радостно, хвостом машет:

не зря, мол, старался, для друга своего нужную вещь сыскал!