Реальный репортер. Почему нас этому не учат на журфаке?! - Дмитрий Соколов-Митрич

– Когда Ходорковский впервые приехал в Нефтеюганск, он заявил, что денег в город вкладывать не будет. Его дело – добывать нефть и платить налоги. Из этой фразы тут же родился слух, что при ЮКОСе Нефтеюганск станет вахтовым поселком. Город охватила паника. Цены на недвижимость упали, люди стали продавать квартиры за копейки и уезжать. Потом, году в 1997) было падение цен на нефть, понижение зарплат. Накануне ареста Ходорковского вроде все стабилизировалось и улеглось, но его все равно здесь не боготворили. В лучшем случае любили как неизбежное зло. Неизбежное, но стабильное. Иногда стабильное зло лучше, чем непредсказуемое добро.

На сцене «Империи» разыгрался стриптиз. Оставшись топлесс, барышня нависла со сцены над толпой. Какой-то разгоряченный зритель засунул ей в трусики три тысячных купюры. Когда стриптиз закончился, разгоряченный зритель вернулся за столик к друзьям – неподалеку от нашего. Друзья пили вторую бутылку «Хенесси» на троих. «Ты чего, охренел?!» – возмутились его друзья. «Да ладно, я что, не нефтяник что ли?!»

– Очень характерный случай, – прокомментировал мой собеседник. – Только голову даю на отсечение – это сургутские. Их здесь вообще процентов восемьдесят. У нефтеюганских столько денег нет.

В качестве подтверждения слов моего собеседника раздался мощный рев толпы в ответ на призыв диджея: «Ты слышишь меня, Сургут?!» И раза в три слабее после крика: «Нефтеюганск, это твоя "Империя"!»

– На месте Путина я бы не сажал Ходорковского, а назначил бы его премьер-министром, – продолжил топ-менеджер. – Эту вертикаль власти, которую уже пять лет как рожают, он выстроил бы рекордными темпами. Знаете, какая в ЮКОСе вертикаль власти? Абсолютная монархия. Причем эта вертикаль не просто тупо репрессивная, она умеет добиваться от своих подданных и покорности, и активности. Вообще, любопытно, что самые активные поборники либеральных ценностей в мире – это владельцы крупного капитала, которые свой бизнес как раз предпочитают выстраивать по законам империи. Ходорковский из того же ряда. Только он сделал одну ошибку: забыл, что нефть в отличие от программного обеспечения и гамбургеров железно связана с конкретной территорией. И с этой территорией надо считаться. Он это понял, но слишком поздно. Кстати, благодаря скромному хозяину этого заведения.

– А кто это?

– Владимир Семенов. Он и Ходорковский – это два абсолютно противоположных типа предпринимателей. Семенов, конечно, не миллиардер, но по местным меркам тоже тот еще олигарх. Начал на заре перестройки с видеосалона, потом купил два грузовика, стал заниматься перевозками. Теперь у него восемьсот единиц техники, бензоколонки, гостиница, рестораны, вот этот развлекательный центр, в нефтяном бизнесе он один из крупнейших партнеров «Юганскнефтегаза». Но при всем при этом Семенов по складу характера какой-то… земледелец, что ли. Он весь в этом городе. Он вообще не выводит деньги в оффшор, игнорирует предложения о расширении бизнеса за пределы региона, все вложения делает здесь, кормит всех пенсионеров города, устраивает для малоимущих в «Империи» бесплатные вечера. В Нефтеюганске Семенов культовая фигура. Если бы его арестовали, тут случился бы реальный бунт. А Ходорковский – он всегда был не земледельцем, а скотоводом. Для него главное – его дело, все остальное – только питательная среда. Именно после знакомства с Семеновым Ходорковский понял, что быть хоть немного земледельцем все-таки выгодно. Он кое-что даже успел сделать: построил спорткомплекс «Олимп», учредил «ЮКОС-классы». Но уже было поздно. Я уверен, что когда он писал свое покаянное письмо, он думал о Семенове.

Сила власти

– Начинаем церемонию открытия фестиваля «Новая цивилизация»! Сегодня в нашу школу съехались двадцать шесть ЮКОС-классов из двенадцати городов, – голос директора школы № i Нефтеюганска Ирины Славинской дрогнул. – Извините меня, я волнуюсь. Потому что трудные времена. Но мы выстоим!

ЮКОС-классы – это стратегический проект компании. Система подготовки кадров по японскому образцу – начиная со школьной скамьи. Это не только больший объем знаний и жизненная перспектива, но еще и особая идеология типа: «Мы – энергичные люди в свободном жизненном пространстве, будущая элита, только мы сделаем Россию цивилизованной страной».

Дальше пошли выступления ЮКОС-классов в жанре капустника:

– Мы стали идеалом, – заявил со сцены один ЮКОС-класс. – Нам трудно, но мы справляемся.

– Все мы дети ЮКОС-класса. ЮКОС – нам теперь отец, – продекламировали их коллеги из другой школы.

– Тебе повезло, ты не такой, как все, ты работаешь в ЮКОСе, – перепели Шнура ученики из поселка Пойково.

– Крошка-брат ко мне пришел и спросила кроха: «ЮКОС – это хорошо или это плохо? – начали участники фестиваля из Пыть-Яха. И закончили: – Крошка-брат в постель пошел и решила кроха: «ЮКОС – это хорошо. А не ЮКОС – плохо».

Под занавес школьный танцевальный коллектив задвинул на сцене «Хаву Нагилу», после чего был объявлен перерыв. Подхожу к активисту ЮКОС-движения Андрею Смирных и спрашиваю:

– Какой ты хотел бы видеть Россию лет через десять? Чего ей не хватает?

– Ей не хватает более сильной президентской власти.

– Не понял. Еще более сильной?!

– Ну да.

Профессиональные соображения

Все говорят: «Гражданская позиция! Гражданская позиция! У журналиста должна быть гражданская позиция!»

В некоторых жанрах журналистики она, наверное, действительно должна быть. Например, в публицистике. А в репортаже – ни в коем случае. Репортер с ярко выраженной гражданской позицией – это бракованный репортер.

Если вы собираетесь ехать в командировку лишь для того, чтобы проиллюстрировать свою заведомо сформированную точку зрения на происходящее, то вы должны понимать: это пройдет один раз, второй, но не пятый и не десятый. Репортер с предсказуемым видением окружающей действительности очень скоро становится неинтересен. Но дело даже не в этом. Дело в том, что незыблемая гражданская позиция репортера – это готовая почва для лжи.

Одно время мы работали в «Общей газете» вместе с хорошим репортером Вадимом Речкаловым. Это было еще во время первой чеченской войны. Вернувшись в очередной раз из командировки, он рассказал, как познакомился с одним удивительным боевиком – вполне интеллигентского происхождения. Вадим его спросил: «Как же так – ведь ты читал Достоевского, Толстого, Чехова. А теперь людей убиваешь…» На что удивительный боевик ему ответил так: «Настоящий мужчина должен уметь сбрасывать с себя культуру».

Взгляд, конечно, варварский, но отчасти верный – во всяком случае, если спроецировать его из искусства убивать на искусство делать репортажи.

Настоящий репортер должен уметь сбрасывать с себя свою гражданскую позицию. На задание нужно каждый раз идти, как в первый раз, и быть готовым к любому повороту сюжета. Гражданская позиция у репортера должна быть одна – профессионализм. Любая другая гражданская позиция в его положении аморальна, как бы красиво она ни выглядела на рынке гражданских позиций.

Чтобы правильно работать со словом, надо уметь молчать.

Не в смысле чего-то утаивать, недоговаривать или бояться, а просто – уметь правильно молчать. Как правильно дышать.

Вот попробуйте во время какой-нибудь бурной дискуссии или на дружеской шумной вечеринке просто взять и пять минут ничего не говорить. А лучше десять. Вы обязательно почувствуете, что я имею в виду.

Молчание – гораздо более эффективный метод познания, нежели говорение.

Если вы научитесь правильно молчать, вы сами поймете, когда репортеру нужно молчать, как и сколько.

Не бойтесь подставляться.

Уязвимость автора добавляет тексту убедительности и сбивает читателя с накатанного пути восприятия. Он вдруг ощущает вкус сложности и неясности. И этого вкуса тоже не надо бояться. Хороший репортаж должен быть полифоничен, как романы Достоевского. Главное, чтобы при всей своей парадоксальности текст имел внутреннюю логику и хребет. Тогда эта неясность станет высшим проявлением ясности и читатель не сможет оторваться, а главное – ему нечего будет возразить по поводу прочитанного.

Можно, конечно, делать репортажи «в одни ворота», я сам не раз так делал, но это развращает, это работа в легком весе. Во рту накапливается тошнотворный вкус сладкого и хочется мяса. Сложность – это мясо.

Если говорить о технике, то самое главное, что должен уметь репортер, – это чувствовать деталь. Эта способность – слух репортера. Если у человека нет этого таланта, если медведь на ухо наступил – лучше выбрать другую профессию.

Иногда можно побывать на месте и даже не понять, что происходит. И даже не разобраться, кто прав, кто виноват. Но при этом вы успели увидеть и расшифровать событие на уровне подробностей и деталей. У вас появилось чувство уверенности, что этого добра достаточно. Когда вы начинаете писать, из деталей, как из пазлов, складывается не только текст, но и суть события. И сложиться она может, как и любой пазл, единственно правильным образом. Потому что деталь – это мысль репортажа и его рифма.