Стинг. Сломанная музыка. Автобиография - Стинг

семилетним умом мне было сложно разобраться в этом онтологическом и моральном парадоксе, поэтому я сторонился исповедей как огня, что делало мое официальное положение в церкви еще более сложным. Считается, что исповедоваться надо как минимум раз в год, и если этого не происходит, человека отлучают от церкви (это означает, что грешник будет вечно гореть в аду). Поэтому я вообще перестал ходить на исповедь, чем обрек себя на вечные муки, подобные тем, что ирландские священники уготовили писателю Джеймсу Джойсу. Одно из двух: либо я был очень глупым семилетним ребенком, либо слишком много думал и усложнял.

Багаж этих головоломок я взял с собой во взрослую жизнь. Иногда моя позиция в вопросе религии помогала в жизни, иногда – нет. Так или иначе, для меня эти вопросы неразрывно связаны с мучительными сомнениями. Вот такие последствия католического воспитания.

Оставаясь в джунглях, мы провели некоторое время в церкви, правда, я не могу сказать, как долго. Труди выглядит спокойной, кажется, что она глубоко погрузилась в пучину воспоминаний. Сидящая чуть позади и левее от меня женщина тихо стонет. Мне сложно сказать от чего – от боли или от переживаемого экстаза. Женщина справа плачет. Я молчу и ровно дышу полной грудью, пав под напором лекарств, пульсирующих в венах.

Меня поражает бесконечность измерений памяти и визуальных метафор, всплывающих в сознании после употребления этого препарата. Такое ощущение, что под микроскопом моего разума оказались все отношения, через которые я прошел: с родителями, сестрами, братьями, любовницами, женами и детьми. Воспоминания о них выступают в качестве свидетелей на судебном процессе моей памяти. Я размышляю над темами, которых обычно стараюсь избегать, – о том, что был плохим сыном, братом, другом, мужем и отцом, а также о страхе смерти. Я не игнорирую эти темы, напротив, они становятся предметом моей рефлексии.

Наиболее темные и мрачные видения отошли на второй план, но я должен признаться, что этот препарат – штука совсем не детская, принимать его надо не для развлечения, а для получения серьезного и глубокого опыта. Я капитулировал и увидел, честно говоря, как много ярости и гнева хранит мое подсознание, но благодаря препарату их как будто становится меньше…

Сидящая позади и чуть правее женщина все еще всхлипывает, но стала гораздо спокойней, а женщина слева, как я понимаю, пребывает в состоянии сексуального экстаза. Я узнаю звучащую в зале музыку – это бразильская певица Зизи Посси. Она поет голосом, полным романтики и страсти. Я не слышал звучащей песни, но узнаю мелодию – это обработка известного произведения композитора Эйтора Вилла-Лобоса, ей добавили яркое соло на виолончели. У меня начинается прилив новых видений.

Спиралевидные геометрические формы за веками закрытых глаз вибрируют в ритм с музыкой и постепенно превращаются в силуэты людей – блестящие, яркие, словно усыпанные драгоценными камнями женские фигуры. Никогда еще я не видел таких чудесных и красивых существ. В них есть что-то инопланетное, невообразимо прекрасное и сексуальное.

Такое чувство, будто я поднимаюсь в огромной шахте лифта. Меня окружают и поддерживают таинственные экзотические спутницы. Мы движемся все выше и выше, я перестаю сопротивляться и уже совсем не контролирую ситуацию.

Так я оказываюсь в огромном пространстве, похожем на внутренность улья, в центре которого стоит стол с шахматной доской. На противоположной стороне доски сидит существо на порядок красивее и выше по статусу, чем окружающие и прислуживающие ей сущности, предложившие мне сесть за стол. Передо мной белые фигуры, и, судя по всему, от меня ждут хода. Ворох существ располагается вокруг стола. Они – сама элегантность.

Я начинаю, передвинув стоящую перед ферзем пешку на две клетки вперед. Это стандартное начало партии. Мой оппонент тоже делает весьма стандартный ход. Во время игры она не меняет выражения лица и не смотрит на доску. Ее глаза прикованы ко мне. Как только я делаю свой ход, она агрессивно и без промедления двигает одну из своих фигур.

В комнате звучит музыка, и нимфы-спутницы начинают сладострастно покачиваться в такт. Она смотрит на меня с вызовом и насмешкой, в ее взгляде нет и намека на близость… Музыка звучит все громче, кружит мне голову, как сладкие духи. Нимфы-спутницы складывают пальцы в разных весьма сложных комбинациях, словно храмовые танцовщицы в Индии. Я должен сконцентрировать внимание на игре, но хоровод пленительных нимф будоражит мое воображение.

Сидящая напротив меня женщина превращается в королеву неописуемой красоты и необычайного ума. Я обращаю внимание, что, ставя свою фигуру на клетку, она будто вкручивает ее в поверхность доски. Этот жест должен запугать меня и отвлечь, и это сработало. Такое ощущение, что это уже не просто игра, а ставка отныне – моя жизнь. Она выигрывает, обложив мои фигуры со всех сторон, и я начинаю волноваться.

Эротические танцы нимф вокруг стола приобретают все более откровенный характер… Они так призывно двигают бедрами, что я отвлекаюсь и начинаю допускать ошибки одну за другой. Я понимаю, что должен размышлять трезво, но танцовщицы гипнотизируют меня и возбуждают. Я чувствую, что готов отдаться им, но одновременно с этим мне страшно.

Она безжалостно меня атакует, сметает все мои оборонительные позиции. У меня не остается выбора, и я вынужден поставить короля в центр доски. Теперь он совершенно беззащитен перед когортой черной королевы, один-одинешенек на открытом поле. И она начинает меня атаковать.

Вытянувшие руки танцовщицы похожи на чудесных птиц, многоруких и многоногих, фреска из тантрического храма – элегантная и похотливая.

Черная ладья берет белого слона. Король снова в опасности. В ухо мне шепчут откровенные и возмутительные пошлости. Я с трудом дышу. Змеиный, предательский язык прикасается к моей шее чуть ниже уха. В этот момент перед моим раненым королем появляется черная королева. Эхом разносится по комнате слово: «Шах». Нимфы-спутницы отстраняются от меня.

Я отступаю на всех фронтах. Черный ферзь проносится мимо, насмешливо целует короля, потом останавливается и ждет, словно паучиха «черная вдова», которая сплела сеть и предвкушает свою неизбежную победу.

Я опять отступаю. Музыка затихла, в комнате совершенно темно.

Я возбужден, побежден и чувствую себя очень ранимым.

Черный ферзь улыбается и с издевкой передвигается на клетку в сторону, словно придворный при дворе Елизаветы. От него идет длинная, «простреливаемая» полоса. Моему несчастному королю остается только одно – встать в угол доски. Черная ладья идет на Н8. Мат.

Я лежу в темноте в своей спальне над молочным магазином. Впервые в жизни я успешно мастурбировал себе на ладонь.

Филип Ларкин в стихотворении Annus Mirabilis писал, что