Милицию вызывали? - Александр Шемионко

– Парфёныч, ты берёшь кухню и ванную комнату, Лёвкин, ты гостиную, я мастерскую. Если что, мяукайте, вперёд… – тихо сказал Белозёров и медленно открыл входную дверь.

Милиционеры быстро «просочились» в помещение и, как умные муравьи, у которых каждый знает своё место, разбежались по квартире. Саня осторожно осмотрел помещение мастерской. Всюду картины. Они были на полу, на стенах и просто уложены в стопки в углах комнаты. Несколько мольбертов, небольшой этюдник, грунтованные холсты, для новых работ. Кругом разбросаны масляные краски, кисти и прочие художественные принадлежности.

– У меня злодеев нет! – крикнул Белозёров.

– У меня тоже чисто! – ответил Лёвкин, а за ним и Парфёныч.

Белозёров взял носимую радиостанцию и попытался связаться с пультом охраны:

– Жигули, Жигули! Я десятый! Как меня слышно? Приём!

Повторив безуспешную попытку связаться с дежурной ПЦН несколько раз, Саня сказал:

– Парфёныч, дорогой! Давай в машину, заводи её и жди нас. Мы с Лёвкиным ещё раз осмотрим квартиру и спустимся. Да, и ещё. Свяжись с девчонками на пульте, доложись, что у нас всё в порядке и спроси, как там обстановка, а то моя радиостанция отсюда не берёт. Если будут какие-либо распоряжения, продублируй мне из машины, я жду. Всё, давай!

Парфёныч побрёл вниз, а Белозёров с Лёвкиным ещё раз проверили квартиру, но так и не нашли причину «сработки». На первый взгляд, всё было нормально. Видимо, придётся вызывать технарей и досконально проверять охранное оборудование.

Минут через пять голосом Парфёныча заговорила Санина радиостанция:

– Десятый, я сто восьмидесятый. Девочки передали, что у них сработал второй рубеж защиты. По карточке это какая-то картина в гостиной. Проверьте. Как поняли? Приём!

– Понял, Парфёныч! Второй рубеж защиты, картина в гостиной! – продублировал Белозёров и пошёл вместе с Лёвкиным искать эту мистическую и страшно дорогую сердцу автора картину.

На отдельный, второй рубеж защиты обычно ставят сейфы или так называемые «ловушки» для воров. То есть, если вдруг ворам удается каким-то образом миновать первый рубеж защиты, то при вскрытии сейфа, какого-то внутреннего помещения, или даже отдельного платяного шкафа, тревога пройдёт обязательно. При этом на объекте звуковой сигнал тревоги не прозвучит и, ничего не подозревающие преступники продолжают вскрывать сейф или неспешно осматривать «хату» в поисках денег и ценных вещей, а тут их ещё «тёпленькими» забирает милиция. Всем лежать, работает ОМОН, СПЕЦНАЗ, Горгаз, злые собаки и… короче, лежать!

– Лёвкин, осмотри гостиную и доложи, если что покажется странным. Я тоже осмотрюсь, – Белозёров подошёл к стене в гостиной, задрапированной красной тяжёлой материей.

Стенка была метров шесть на четыре. Спрятаться под драпировкой было невозможно, поскольку до пола она не доходила, и Белозёров, подойдя к её краю у окна, захватил ткань правой рукой и потихоньку стал «освобождать» картину, двигая штору вдоль стены. Вблизи перед его глазами стали проплывать цветы, трава и всякие мелкие букашки, изображенные на картине.

Когда он закончил открывать картину, за его спиной раздался странный звук, напоминающий падение тяжёлого предмета на паркет. Бум! Обернувшись, он увидел немую сцену – Лёвкин стоял, раскрыв рот, автомат лежал у него под ногами.

– Ты чего? – спросил Белозёров, но ответа не последовало. Саня видел лишь большие, серые, округлившиеся глаза Лёвкина и руку, простёртую в сторону картины.

Саня повернулся к картине и опять увидел цветы и траву… И лишь отойдя от стены метров на шесть, он понял от чего «окаменел» Лёвкин. Нет, это была не Медуза Горгона, превращающая своим взглядом всё в камень. На картине был нарисован пейзаж – река, берёзки, мелкие кустарники, трава. А на переднем плане были изображены деревянные мостки, уходящие в тёмную воду. На мостках спиной к зрителю стояла, судя по одежде, крестьянка. И всё бы было хорошо, но женщина эта, наклонившись вперёд, практически согнувшись вдвое, полоскала в реке бельё. Юбка её была задрана чуть ли не на голову, а нижнего белья крестьянки, как известно, не носили…

Если бы Саня в этот момент тоже, как Лёвкин, держал в руках автомат, то наверняка уронил бы на его пол!

– Товарищ, лейтенант! Это что же, у него самое дорогое в квартире? – тихо прошептал Лёвкин, потерявший вдруг голос и ставший похожим на простуженного ёжика.

– Лёвкин, тихо ищем причину «сработки» и быстро уходим отсюда, а о высоком искусстве я прочитаю тебе лекцию дома, – сказал Белозёров, не зная смеяться ему или просто упасть в обморок, поскольку он сам ещё не отошёл от увиденного «чуда» в юбке, точнее, без юбки…

– Я Парфёныча позову, пусть подивится. Это ж видеть надо, я так рассказать не смогу, – сказал вышедший из оцепенения Лёвкин и выскочил, как ошпаренный кот, из квартиры.

Пока Парфёныч поднимался на четвёртый этаж, Саня обнаружил причину «сработки» тревоги – это был датчик, отклеившийся от своего штатного места. Белозёров нашёл в мастерской художника пластилин и вернул провинившийся датчик туда, где ему и следовало находиться.

Какие чувства обуревали Парфёнычем после созерцания картины, не узнает уже никто и никогда. Произнеся только: «Дааа. Бывает. Хотя…», он потом, всю дорогу до «базы», молча вёл машину, не реагируя на возбуждённую трепотню Лёвкина.

– Товарищ, лейтенант! Ну, вот Вы тоже рисуете картины. Вы мне, как художник, скажите, какое место на той картине такое ценное, чтобы сдавать её под отдельную охрану? – мучился вопросом простодушный Лёвкин.

– Лёвкин! Ты женат? – спросил Белозёров, еле сдерживая смех.

– Нет, товарищ лейтенант.

– Вот! Когда женишься, тогда и поймёшь! – сказал Саня, и они с Парфёнычем, так громко и весело заржали, что Парфёныч на мгновение бросил руль, и машина чуть не угодила в кювет.

Дежурившим на ПЦН девчонкам про эту «тревогу» так ничего и не рассказали, потому что не могли придумать, как бы покультурнее описать «чудо», увиденное на картине. Хотя в курилке, вспоминая «пережитое», смеялись уже все втроём минут десять, пока не поступил вызов на очередную квартирную тревогу!

Тревога! Тревога! Тревога!!!

Пять минут и машина на месте, хотя они немного опоздали, завязнув в сугробе при въезде во двор дома. Чтоб коммунальщикам пусто было!

Белозёров, подходя к нужной квартире, потихоньку расстёгивает кобуру пистолета.

– Так, расположение квартиры все знают? Парфёныч, у тебя ванная и кухня, у меня, и у тебя, Лёвкин, комната! Собрались, звоню, если что, мяукайте! – Белозёров нажал на кнопку квартирного звонка.

Дверь почти мгновенно отворилась, отчего милиционеры интуитивно подались немного назад. А в дверном проёме появилась весьма симпатичная женщина в полупрозрачной блузке. Игриво взглянув на прибывших и явно ничуть не удивившись их появлению, дамочка кокетливо поправила упавшие на лицо локоны и промурлыкала:

– Ой! Ребята, я, наверное, забыла позвонить в охрану, когда вернулась домой. Извините, ради бога. Прошу прошения. Проходите, пожалуйста. Извините ещё раз. Что я должна сделать? Не наказывайте меня строго. Вот мой паспорт.

Пока Белозёров проверял документы хозяйки квартиры, он обратил внимание, что в комнате был накрыт небольшой журнальный столик с закусочкой и бутылкой хорошего марочного вина.

– Мальчики, может, останетесь ненадолго? А то так скучно после трудового дня одинокой женщине! – мурлыкала «нарушительница», показывая взглядом на накрытый стол.

– Извините, служба-с. Нам некогда-с, – сказал Саня, почему-то прибавил к словам старорежимное «с» и, как гусар щёлкнув каблуками, пошёл к выходу из квартиры.

Когда все были уже в подъезде, Лёвкин вдруг заканючил:

– Товарищ лейтенант! Парфёныч! Ну, разрешите остаться на часок! Жалко ведь одинокую женщину. Она надеется…на нас.

Белозёров взглянул на Парфёныча:

– Парфёныч, на твою ответственность! Мне вообще пора ужинать, и я ничего не знаю! Если что, передавайте тревоги сто восемьдесят первому. Ну как?

– Ладно, пусть мальчишка потешится, «морковку попарит», а я пока колёса перебортирую. Всё равно это надо сделать, а то вдруг ещё прокол колеса. Вот и повод временно уйти с маршрута. Но, винище не жрать! – он бросил на Лёвкина деланно грозный взгляд.

Тот просиял, как начищенный самовар, и застучал сапогами вверх по лестнице, к квартире «бедной одиночки».

Оставив Лёвкина в объятиях скучающей женщины, Белозёров и Парфёныч прибыли на «базу», доложив на пульт дежурным про «ложное срабатывание по вине хозяев», с которыми «проведена необходимая беседа». А, вернее, проводится…

Через два часа вернулся счастливый Лёвкин, с намертво приклеившейся к лицу улыбкой, и в курилке начался разбор «полётов», со всеми пикантными подробностями! Звиняйте, панночка, грубых солдат…

До восьми вечера время пролетело быстро. Парфёныч и Лёвкин, сдав в дежурной части своё табельное оружие, попросили Саню «подбросить» их домой на служебном автомобиле, поскольку жили они недалеко. А Белозёрову предстояло работать ещё до следующего утра, когда закончится его суточная смена.