Россия, общий вагон - Наталья Ключарева

- Я боюсь дышать, я боюсь говорить, я боюсь спать, я боюсь думать…

- Оно и видно! - прокомментировал Рахманинов, стоявший на пороге с изъятым у призрака стаканом водки.

- Я боюсь своего отражения в зеркале… - Тут засмеялась даже инопланетная Шура.

- Я боюсь, что меня изнасилуют…

- Не бойся, тебе это не грозит! - хором закричали Рахманинов с Яськой.

- Я боюсь, что меня изнасилуют Ленин и Сталин! - веско резюмировала поэтесса и приготовилась читать еще.

Яська пулей вылетела на улицу.

- Помнишь, в «Бесах»? Там собирается омерзительная тусовка революционных недотыкомок? И один какой-то сидит и ногти себе стрижет? Вся башка в сале, весь стол - в ногтях, а он сидит и гундосит про народное благо? - у Яси был гротескный взгляд на мир, и все, что она читала, видела и слышала, трансформировалось в ее сознании до неузнаваемости. - Так вот, те уроды были гораздо приятнее нынешних! От тех просто тошнит! А от этих хочется БЛЕВАТЬ! БЛЕВАТЬ! БЛЕВАТЬ! И ЕЩЕ РАЗ БЛЕВАТЬ!

Яся была в ярости. Никита стал опасаться скандала:

- Пойдем отсюда!

- Ну уж нет! Я им прочитаю свое МАЛЕНЬКОЕ ЛИРИЧЕСКОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ!

Яся сжала кулаки и протаранила взглядом ни в чем не повинного поэта Андрея Родионова, который по-прежнему высокомерно спал на асфальте. К распростертому телу поэта стекалась мутная вода. Лицо поэта кто-то заботливо накрыл газетой «Лимонка», по которой надсадно стучал дождь.

Ясю вызвали выступать последней. Никита приготовился к худшему.

- Вы думаете, достаточно вставить в бездарный словарный понос волшебное слово «ХУЙ» - и текст тут же превратится в шедевр авангардного искусства? Что рты разинули? Это не стихи. Это я с вами разговариваю, радикальные, так сказать, ПРЕЦЕДЕНТЫ, - начала Яся, глубоко затягиваясь сигаретой.

- Здесь не курят, - испуганно шепнул заслуженный литературный гей, но это было бесполезно.

Яся стремительно набирала обороты. В зале стояла гробовая тишина.

- Короче, УБРАТЬ ПРЕЦЕДЕНТЫ! О них и говорить не стоит! Теперь я скажу пару слов тем, кто на самом деле пытается писать стихи. Мир уже тысячу раз изменился! А вы продолжаете играть на гуслях и петь, подражая Гомеру! Ваш язык был адекватен окружающему миру два столетия назад! Сейчас двадцать первый век! Каждая эпоха требует своих слов! Надо говорить с миром на том языке, который он понимает! Наш дивный новый мир понимает только язык жестокости и насилия! Язык прямого разрушительного действия! ДЕЙСВТИЯ, а не слов! Вы слышите меня, современные литераторы?! Слова больше не нужны! Самое гениальное на сегодняшний день произведение Нового Искусства было явлено миру 11 сентября 2001 года! Кто рискнет повторить?!

Яся перевела дух. Народ безмолвствовал.

- Ну, ладно, чего испугались? Напоследок я все-таки прочитаю вам маленькое лирическое стихотворение.

Публика облегченно завозилась. Писатель Рахманинов залпом допил водку.

- Мой знакомый панк Череп забавляется изготовлением кустарной взрывчатки. У него неплохо получается. Недавно он подарил мне небольшую бомбу. Она вон там, в моей желтой сумке.

Престарелый литературный гей отпрыгнул от Яськиной сумки с прытью молодой пантеры. Яся посмотрела на часы.

- У тех, кто не желает знакомиться с Новым Искусством, есть полминуты, чтобы покинуть зал. Время пошло…

И тут случилось непредвиденное.

- Я знала, что они придурки, но что настолько… - оправдывалась потом виновница скандала.

В зале началась паника. Все разом вскочили. У выхода моментально возникла давка. Пугливая поэтесса, держась за сердце, медленно сползала со стула. Бывший муж виртуальной Шуры метался перед сценой, взывая к Ясе:

- Умоляю тебя! Я еще слишком молод! Я еще не успел прославиться! Остановись!

Несколько панков с последнего ряда, вскарабкавшись друг другу на плечи, пытались добраться до окна, находившегося под потолком. Рядом стоял писатель Рахманинов и цинично напевал: «No future». Он единственный был спокоен. Брюхатый член Святого Опричного Братства зачем-то бросился к Яське и стал заламывать ей руки. Видимо, хотел сдать террористку властям. За что немедленно был бит Никитой и подоспевшим Рахманиновым.

Коллективную истерику прекратил маститый литературный критик Курочкин. Подойдя к растерянной Ясе, застывшей посреди сцены, он пожал ей руку и громогласно объявил:

- Поздравляю! Ваше выступление было единственным по-настоящему радикальным и авангардным за весь вечер! Оно БУКВАЛЬНО имело эффект разорвавшейся бомбы!

Поэты прислушались к мнению критика и спасаться бегством прекратили. Правда, Ясю после этого скандала предали анафеме и больше никуда не приглашали. Литературная карьера арт-террористки закончилась, едва начавшись.

После презентации несколько существ из радикального бестиария потащились вместе с Яськой пить портвейн на Патриаршие пруды. Никита сидел на скамейке и периодически терял сознание. Кулаки Святого Опричника сделали свое дело. Легкое сотрясение мозга и глоток «Трех топоров» погрузили Никиту в состояние, близкое к нирване. Поэтому утром он смог вспомнить только три эпизода.

Эпизод первый. Рахманинов говорит Ясе:

- Ты еще молодая и безмозглая. Вот родишь ребенка и перебесишься. Вся революция из головы вылетит.

Яся, только что набравшая полный рот портвейна и ненавидящая слово «перебесишься», фыркает. Рахманинов вытирается рукавом. Неустановленные зрители рукоплещут.

Эпизод второй: мимо ведут под уздцы белую лошадь. Рахманинов, бандитски оскалившись, отталкивает от животного перепуганную воспитанницу конно-спортивной школы. Сует девочке стакан и подсаживает Ясю в седло. В темноте Яся торжественно скачет вокруг Патриарших на бледном коне. Малолетняя хозяйка лошади стремительно пьянеет и засыпает рядом с Никитой.

Эпизод третий: крепкие плечи писателя Рахманинова, неуправляемый асфальт, постоянно меняющий положение, и жаркий Яськин шепот в ухо:

- Соберись! Впереди менты! Иди своими ногами!

Кажется, с Рахманиновым она ему тоже изменяла.

17

Однажды на улице, недалеко от метро Китай-город, кто-то нежно взял Никиту за локоть.

- Звезда моя! Я так и знала, что когда-нибудь мы с тобой встретимся! - защебетала матушка, извиваясь всем телом и прижимаясь к Никите. - Ой, у тебя взгляд закоренелого натурала! У меня никакой надежды? Нет? Ну, ладно, пойдем тогда выпьем кофе, расскажу тебе одну страшную историю!

Никита подумал, что в этом может быть как-то замешана Яська, и позволил затащить себя в кафе. Но история, конечно, касалась самой матушки, которую, как выяснилось, звали Гриша.

- Да не бойся ты, я тебя не съем! Просто поговорить! Я слабая женщина и ужасно напугана! А ты сильный мужчина - должен меня успокоить и дать совет! - Гриша ерзал на стуле и по привычке стрелял глазами направо и налево.

Стрельба, впрочем, ничуть не мешала рассказу. Правда, Гриша был человек увлекающийся, и поэтому пока он добрался до самой истории, Никита невольно узнал тысячу и одну подробность его интимной жизни.

- Сегодня утром, перед тем, как все это случилось, я в церковь ходила, там у меня любовник дьячком служит. Ну, значит, полюбились мы с ним…

- Прямо в церкви?

- В подсобке, - скромно потупилась Гриша. - Ты только не рассказывай никому, батюшка мой к духовным особам сильно ревнует, однажды чуть не прирезал меня, когда с одним алтарником застукал. Если я с кем-нибудь светским - ничего, сквозь пальцы смотрит, говорит, это не измена, а так, мелкий блуд, и тут же грех отпускает…

Никита попытался убежать, но матушка вцепилась в него мертвой хваткой и усадила обратно.

- Ну, не сердись, зайка, сейчас я тебе самое главное расскажу. Есть такой сайтик один, где мы… - матушка многозначительно повела накрашенными глазами, - где мы оставляем объявления, когда хотим познакомиться. Недавно я туда написала, разрекламировала себя во все щели, телефончик оставила. И вот вчера звонит мне приятный мужской голос. Прочитал, говорит, ваше объявление, хочу встретиться, буду ждать там-то и там-то на желтой десятке. Я, разумеется, согласилась. Сделала себя красивой и пошла. Смотрю, стоит желтая десятка, а в ней - двое. Ну, думаю, чем больше - тем лучше, и села в машину. А они, хлоп, на кнопочку нажали, и все двери заперли. А сами - быки такие накаченные, и вид у них совсем не предвещает ласки. Я испугалась, говорю: «Насиловать будете?» А они так вежливо мне отвечают: «У нас, Григорий Александрович (я опупела, меня так никто никогда не называл!), на самом деле, есть к вам предложение, но оно отнюдь не сексуального характера. И суют мне в нос какие-то корочки. Я прочитала, и у меня глаза вывалились от страха. Там написано „Федеральная служба безопасности“!

Никита, до этого слушавший в полуха, заинтересовался. Матушка, оглянувшись, перегнулась через столик и жарко зашептала: