Звёздный Дождь - Наталия Романова

женщины – несчастные. Живёт себе какая-нибудь Глаша, ни ростом, ни весом, ни мордахой не вышла, и счастлива. Муж у неё работящий, дети здоровые, хобби в радость, доход приносит, на ноготочки и чувство собственной значимости хватает, морковь с чесноком хороший урожай даёт.

Красавицу мужик по кривой стороне обходит, боится не потянуть. Затратное это удовольствие – красивая баба.

А если умная баба ещё и красивая – вообще чума.

Недаром «классик» нашей современности сказал: «Понял с годами, что не бывает умных баб без внутренней трагедии. И чем умнее баба, тем она несчастнее». [3]

Исключить женатого в жизни блистательной умницы и красавицы у Костаса, увы, не получалось. Представить Полю совсем без мужика не выходило никак.

Всё-таки удалось вздремнуть. Встал по будильнику, принял холодный душ – сны снились запредельно эротические, чего не случалось лет сто.

Сумбурные, удушливые, и везде фигурировала Поля.

Подъехал к дому Андреевых, к родителям заходить не стал. Три часа ночи, все спят, только в комнате Ираиды ночник включён, бодрствует половину ночи, днём мается. Замуж бы сестру выдать, но она теперь на мужчин как на исчадие ада смотрит.

Сходила девочка замуж… да.

Сигналить не стал, иначе дворовые собаки разбудят всю округу, пойдут чесать языками. Моргнул фарами, давая понять, что ждёт, как договорились.

Вспыхнул свет в прихожей Андреевых. Замелькали силуэты на освещённом крыльце. Вышли все, кроме Тыковки. Утром гарантирован скандал, что не разбудили любимого дядю проводить, а он, между прочим, медведя живого видел! Настоящего!

Первым за порог калитки выбрался Лукьян, бросил спортивную сумку в багажник, повёл богатырскими плечами, дёрнул на толстовке молнию.

Следом Николай и Галина, с грустью поглядывая на старшенького. Уедет теперь на полгода, не меньше, а то и на год. Жена появится на побережье Чёрного моря, комбинат на отдых сотрудников не скупится, санатории, дома отдыха, путёвки – всего в достатке, но сам Лукьян точно будет торчать, как сыч, на озёрах, водопадах, средь рек и лесов.

Последней выскочила Полина, ёжась от ночной прохлады, куталась в куртку. На босых ногах сабо, коленки виднеются из-под халатика, волосы в небрежный пучок смотаны на макушке.

Сразу видно, готовилась, усмехнулся про себя Костас. Могла бы и в галошах выйти, чтоб наверняка отвадить его. Только зря старалась, теперь и шаровары не помогут…

– О! – громыхнул Лукьян, сразу же притих, услышав недовольное, предупреждающее ворчание соседской дворняжки. – Поля, ты утром в Минводы собиралась, чего самой ехать, давай с нами, Кос потом привезёт.

– П-с-с-т-с-с-с, – ответила Поля, зыркнув на брата, как врага народа.

Пятьдесят восьмая статья без права переписки, на меньшее не согласна. [4]

– В Минводы? – Костас с интересом посмотрел на Полю.

– Ну да, – ответил за неё Лукьян. – По работе, с поставщиком договариваться. Ёлки там какие-то, черемша… Поль, скажи! – гаркнул он, сообразив, что «черемша» – что-то не то.

– Самшит, – выплюнула Поля.

– Правда, Поля, – как можно доброжелательней улыбнулся Костас, кот Леопольд на максималках, а не грек, после секса с которым случилась амнезия. – Зачем тебе триста с лишним километров в одну сторону махать, если я могу отвезти, привезти?

– Дел своих нет? – огрызнулась Поля.

Одним взглядом сказала, что ещё одно слово, и Костас Александрович Зервас на кладбище, лежит под ровным слоем бетона, который льётся из бетономешалки, за рулём которой Полюшка сидит, лапки довольно потирает.

– Не поверишь, есть, как раз в Минеральных Водах, иначе Лукьян на такси бы поехал.

– Тем более! – воскликнул Лукьян, всё-таки вынудив соседского охранника зайтись лаем, предупреждая всю округу о потенциальной опасности.

Пришли всякие, не к добру разговор ведут, что-то замышляют, потому нос по ветру, уши торчком, все во внимании!

– И правда, Поля, дело мальчики говорят, – засуетилась тётя Галя. – У тебя всё собрано, в машине лежит, ты быстро одевайся, а мы пока с отцом перенесём.

– Мы поможем, – кивнул Костас, толкая в бок Лукьяна. – Поторопись, а то опоздаем, – нагнулся он над замершей в немом удивлении Полей, словно её парализовало ненароком. – Останется твой брат здесь, а у меня печень не казённая.

– Ничего с твоей печенью не станет! – прошипела в ответ жертва парализации, глазами говоря, что цирроз несчастному органу не грозит.

Вырежут наживую, заставят сожрать под ритуальный танец индейцев племени майя в исполнении Поли. Не зря она танцами занималась.

Шипи не шипи, а Полю в машину Костаса усадили.

Родители спешно распрощались с сыном, наказывая привезти всё-таки жену на лето, позвонить, как прилетит, а огурцы малосольные, что мать лично сделала, сразу в холодильник.

И беречь себя на этом своём Таймыре, чтоб полуострову пусто было…

Вот же, забрал сына, нежданно-негаданно, не живётся тому в тепле и сытости. И ребёночка теперь в мороз эдакий рожает…

Лукьян довольно потирал руки, как он здорово придумал. Не рулить сестре средь полей. Утром в гостинице в порядок себя приведёт, все вопросы решит, ночью дома окажется.

Чем Лукьян не молодец? Всем удалой, для каждой пригожий!

Поля демонстративно обняла автомобильную подушку, растянулась на заднем сидении, заявила, что собирается спать, раньше аэропорта не тревожить.

Не тревожили, болтали с Лукьяном о том, о сём. В основном Лукьян рассказывал о местах чудесных северных, природе волшебной, прямо-таки сказочной.

Костас слушал вполуха. Жил он на севере, не в Норильске, но тоже радости мало. Мошка летом, ветра, сбивающие с ног, трескучие, невыносимые морозы зимой, а зима почти круглый год.

Неочевидное удовольствие, сильно неочевидное.

– Тея не собирается поближе к родне перебираться? – спросил Лукьян.

Тея – бывшая жена Костаса, родом из Подмосковья, из обеспеченной семьи. У её отца прибыльный автомобильный бизнес, у матери сеть косметологических салонов. Было бы логично переехать, родители рядом, отец детей ближе, климат лучше, но она не собиралась.

В общем-то, если бы Тея решила жить в Краснодаре, Костас с радостью бы помог, купил жильё, нашёл работу, не говоря про радость бабушки и деда Зервасов, для которых внуки – свет в окне.

– Понятно, – кивнул Лукьян. – Наверняка кто-то есть… вот и не едет. Она, помнится, на долгую зиму жаловалась.

Зима девять-десять месяцев в году Тее действительно не нравилась, но потенциальное присутствие в своей жизни бывшего мужа не нравилось сильнее.

– Наверняка, – скрипнул зубами Костас, представив на минуту, как придётся делить детей с каким-то левым мужиком.

Может уже делит, откуда знать.

Старший по телефону про школу говорил, приятелей, увлечения, про маму мало рассказывал, сам Костас не спрашивал. Младший был ещё более лаконичен: ходил в садик, на завтрак была каша, его побил Никита, а он Никиту не бил, драться нехорошо.

Сама же Тея общалась исключительно на