Заклятие слов - Биргер Алексей Борисович

– Так вот, я поняла для себя, что числа – это «низкое», какими бы магическими они ни казались. Хотя, да, мне часто и по ночам они снятся, огненные ряды чисел, бегущими строками во тьме, будто табло аэропорта или меняющаяся реклама над крышей высотного здания, и мне кажется в этот момент, что вот-вот я ухвачу и узнаю нечто очень важное... А самое важное – в простой истине: числа не заменяют книг, и не могут заменить, они лишь на «низком», на самом примитивном уровне, указывают, где искать высокие закономерности, скрытые в самих книгах. И с этой точки зрения – любая магия, любая наука маломощны и вторичны по сравнению с тем, что в самих книгах написано. Но они нужны, нужны настолько же, насколько нужны схематизированные и подчиненные цифрам картотеки, без которых ни одну книгу нельзя будет найти, в безбрежном море напечатанного за века. Допустим, я для вашего удобства какие-то цифры буду опускать, как часто опускают целые колонки арифметических вычислений, которые можно проделать самостоятельно, без подсказок, и сразу пишут: «Отсюда следует...» Но вы все равно держите в уме существование этих расчетов, когда я буду просто говорить «Отсюда следует»...

Она резко осеклась, поглядела на ворона, который мирно дремал, никак не показывая, что хоть как-то воспринимает наш разговор, и сказала:

– Ладно, хватит на эту тему. Смотрите дальше.

Я поглядел на следующую отметку.

“Перерегистрация 1938 года. Списано в закрытый фонд, без номера”.

– Это значит, – продолжала она давать пояснения, – что “Ночь на гробах”, в числе многих прочих книг, просто свалили в подвал. Хорошо, что не уничтожили, как многое тогда уничтожалось. Видно, посчитали, что книжка хоть и “реакционного автора”, “идеологически вредного”, но все-таки раритет, который денег стоит. До тех книг, которые уничтожались, мы еще доберемся. А давайте поглядим, какая книга получила ее прежний номер на книжных полках открытого доступа, – она подошла к компьютеру, включила его. – Сейчас, я вам сказала, практически все заложено в компьютеры, в том числе и описи фондов тридцатых-сороковых годов, вместе с прежними, давно смененными регистрационными номерами. Это позволяет лучше отслеживать динамику развития библиотеки. А когда-то я немало потрудилась, разбирая старые картотеки и устанавливая соответствия между старыми и новыми ссылками на единицы хранения... Вот!

Она мне показала на экран компьютера. Там значилось:

“Регистрация 1938 года по Ф-1А.

...22.6. М12-М54.”

– Понимаете? На этой полке оказались авторы на букву “М”, с двенадцатой по пятьдесят четвертую единицы хранения. Теперь посмотрим, куда сдвинулись авторы на букву “Ш”. И, в частности, где единица хранения Ш41 по каталогу этого фонда, и что это за книга.

Книга Ш41, как сообщил компьютер, в результате перерегистрации тридцать восьмого года оказалась на шестнадцатой полке стеллажа шестнадцать “Б”. Это был том избранных произведений Шекспира.

– Шестнадцатая полка? – удивился я. – На какой же она должна быть высоте?

Татьяна указала на букву “Б”.

– Эта буква означает, что к первому стеллажу под номером шестнадцать был приставлен дополнительный, под тем же номером, а отсчет полок этого дополнительного стеллажа начинался с девятой. То есть, полка получается восьмая, считая снизу, вполне нормально. Не очень удачное решение, но, видно, тогда решили дать стеллажу номер 16Б, а не 17, чтобы не сдвигать номера всех остальных стеллажей и не переписывать всю картотеку. Новая нумерация стеллажей была введена уже давно, но... – она показала на “16Б.16.” – Вас это ни на какие мысли не наводит? Представьте, что буквы “Б” здесь нет...

– И что?.. – я все еще не понимал.

– 1616 год – год смерти Шекспира! Как вам это нравится? И заметьте, это ж не специально делалось, это так совпало... Понимаете, нет ничего случайного. Книги движутся по своим путям, и даже номера хранения, которые они получают, определяют они сами, а не мы. Мы – только исполнители их воли, хотя сами не ведаем этого. Не верите? Давайте посмотрим дальше. Какой новый номер хранения оказался у книги Шихматова, после последнего переучета?

Я открыл книгу и поглядел.

– А.15.9.Ш.93. Дополнительный номер 1725... Гм. Если и это считать указанием на дату, то не могу припомнить, что особенного происходило пятнадцатого сентября девяносто третьего года. А если продолжить ваши выкладки и считать последние четыре цифры временем, двадцать пять минут шестого вечера... То что это может значить?

– Для меня это очень много значит, – сказала она. – Это было мое личное... Начало моего личного путешествия в ночь... Моя личная “Ночь на гробах”, да. Мне было сделано предупреждение, очень могущественное и грозное. И хорошо, что я это предупреждение вовремя поняла, иначе все могло бы кончиться для меня намного хуже, – тут она перехватила взгляд ворона, тихо сидевшего на ее левой руке, и осеклась. Такое было впечатление, будто ворон сказал ей этим взглядом: погоди, еще не время и не место рассказывать, что с тобой произошло. – Я... Да, я подумывала вам об этом рассказать, если вы приедете. Но не сейчас. Во-первых, мне надо собраться с духом. А во-вторых, вам стоит еще кое-что увидеть... На чем мы остановились, когда отвлеклись? Да, вот эти помещения – хранилища тех фондов, которые составили первоначальную основу библиотеки. Причем на эти фонды заведено несколько каталогов, по авторам, по темам, по жанрам. Пользуясь этой системой перекрестных ссылок, почти мгновенно можно определить и найти книгу, которая вам нужна. То, что дореволюционные фонды сейчас в таком порядке – это моя гордость. Вы бы видели, в каком они были состоянии, когда я ими только занялась! Одна работа по восстановлению основной картотеки заняла около года. Но зато мне даже удалось восстановить утраченное, найти те книги, которые считались безнадежно потерянными… Впрочем, и это история долгая.

– Мне бы хотелось ее услышать, – сказал я.

Мне думалось о том, что ее идеи не без сумасшедшинки, что из нескольких случайных совпадений, пусть и впечатляющих, она выстраивает целую систему, возводя две-три совпавших цифры в ранг чудесного откровения… В этом нечто фанатичное было, беспочвенное и безосновательное, да… Но, с другой стороны, это была фанатическая преданность книгам, а не чему-то другому – ни безумному “вождю и учителю”, ни безумной идее, ради которой стреляют, взрывают или молотят по головам. И, кстати, когда человек ежедневно имеет дело с книгами, он все больше и больше открывает для себя, что у всякой книги – своя судьба, что эти судьбы могут быть разными, волшебными и многоликими, и что они так или иначе отражаются на судьбах людей, берущих их в руки, иногда к добру, а иногда и к худу. Тут начнешь искать чудесное в мелочах. Сперва, наверно, почти бессознательно, а потом пытаясь придать этому поиску логические основы.

И, в конце концов, результатов в своей работе она добилась замечательных. А увлеченный, умеющий работать человек всегда будет – скажем так – немного преувеличивать значимость своей области деятельности, явный и тайный смысл того, чем он занимается. Это, пожалуй, любому профессионалу свойственно, и без этого нет ощущения истинности своей профессии.

А может быть, мелькнула у меня мысль, в ее догадках что-то и есть, просто я не готов еще это воспринять. Не ждет ли она, когда я буду готов ей поверить? И что ради этого мне нужно увидеть?..

– Хорошо, – а глаза у нее сделались отрешенными, будто она размышляла о чем-то своем. – Хорошо. Может быть... Если чего-то неожиданного не обрушится.

– А вы ждете каких-то неожиданностей? – полюбопытствовал я.

– Не то, что жду, – она нахмурилась. – Я улавливаю их присутствие в воздухе. Знаете, когда живешь в небольшом городе, то приучаешься очень чутко улавливать колебания в его атмосфере. Приблизительно так, как у кого-то ноют кости перед дождем.

– Случайно, не я всколыхнул эту атмосферу? – я старался говорить шутливо. – Непроизвольно, своим приездом?