Теория Невероятности - Михаил Анчаров

– Как будто в космической ракете, – сказала она. – В сверхдальней. И мы приземляемся. Правда? И нас встречают. А у них уже все другое. Потому что прошло много лет. Правда?

– Не знаю. Не летал.

– А мы не раззнакомимся там, на Земле? – спросила она, поглядев на меня сбоку круглым петушиным глазом.

– Нет. Не раззнакомимся.

– Алеша!

Мы с Катей оглядываемся на голос и идем через актовый зал, полный народу. Яркие платья. Люди всех возрастов.

Женщина лет сорока улыбается, машет нам рукой, зовет. Рядом с ней аккуратный старик. Мы подходим, я пожимаю руки женщине и старику и целуюсь с ними. Мы разглядываем их, а они нас. Слышу невнятные восклицания – их и свои:

– Ну как?

– Ничего?

– А как ты? Где ты?

– Владимир Сергеевич, как вы выглядите хорошо! Маша совсем молодая! Катя, это Маша Кононова. Мы с ней учились, а теперь она сама учительница, а это мой учитель по физике, теперь директор…

– Я знаю, – говорит Катя.

– А помнишь, Лешка, какая была квартира двадцать пять, – говорит учительница, и лицо у нее растроганное. – Какая была квартира!

Она положила руку мне на сгиб локтя. А Катя стоит рядом и не знает, куда девать голые руки. Она обхватывает себя за локти и стоит, будто зябнет.

– Ты еще помнишь? – спрашиваю я.

– Ха – говорит учительница. – В ней все собирались перед войной и очень всегда орали Бывало, идешь – с улицы слышно. Твоей девушки тогда и на свете не было.

– Перед войной была, – говорит Катя.

– Да, правда, – говорит учительница.

– А теперь все стали старые – и я и Лешка, а школа все та же… Правда, Алеша?

– Шли бы танцевать, – говорит директор, тревожно поглядывая на Машу.

– Я, Владимир Сергеевич, не умею, – говорит учительница Маша. – Лешка у нас первый танцор был, а за всю школу меня один раз пригласил… Да и то я отказалась.

– Идемте, Алексей Николаевич, – говорит Катя. – Будем танцевать.

И я киваю и улыбаюсь учительнице, и высвобождаю свой локоть, и беру за локоть Катю, и веду ее танцевать. А учительница продолжает улыбаться.

Радиола гремит. Танец веселый, ровный такой. Пары танцуют легко, по-современному, и никто не толкается.

– Не люблю танцевать, – говорю я. – Только устаешь танцуючи.

– А зачем пошли танцевать?

– А как еще обнять девушку незнакомую? – спрашиваю я.

– Это называется флирт? – спрашивает Катя.

– Да, это называется флирт, – говорю я.

– Ах, я такая наивная! – говорит Катя. – А все мужчины – обманщики.

Я хохочу, и на нас поглядывают.

Музыка умолкает. Пары начинают расходиться. Только Катя стоит неподвижно у края пустого круга и не снимает руки с моего плеча.

Я смотрю ей в глаза.

– Так и будем стоять? – спрашиваю я.

– Подождем следующего танца, – отвечает Катя.

– Прелесть вы, – говорю я. – Вам это, конечно, говорили.

– Да.

– Кто?

– Ты…

– Что-то у меня голова кружится, – говорю я, – немножко.

– У меня тоже, – говорит Катя.

– Внимание! – громко говорит репродуктор над сценой. – Дорогие друзья! Радиоузел школы четыреста двадцать семь приготовил для вас сюрприз. Мы подобрали танцевальные пластинки по годам. Для каждого выпуска танец под мелодию самую популярную в год выпуска.

В зале начинают хлопать. Смеяться.

– Начинаем танцы всех выпусков, – говорит репродуктор. – Передаем модную песенку сорок первого года – «Рио-Рита»… Приглашаем на танец наших друзей, выпускников 1941 года, первого выпуска нашей школы…

Щелчок. Вступление. Тишина. Музыка. Все захлопали.

Пошла музыка. Старая, полузабытая. Печальный фокстротик, почти полечка.

– Пошли, Катя.

– Вы сорок первого?

– Да.

– Пошли.

Танцуем мы с Катей.

– Печальный джазик, не правда ли? – говорю я. – Раз-раз… раз-раз…

– Никто не танцует, – говорит Катя. – Почему?

– Раз-раз, – говорю я. – Печальная песенка.

– Алексей Николаевич, что с вами?

– Знаете, Катя, как называется эта песенка? «Не бегай по чердакам» она называется…

– Алексей Николаевич!…

– Ах, легконогая лесенка… песенка вокзала… Вы замечали, что крик паровозный похож на бабий? А, Катя?

Катя молчит. Я улыбаюсь и разговариваю:

– Ах, здравствуй, Москва. Какая ты старая стала… как постарели, поблекли девочки из нашей школы… Сколько вам лет? Двадцать четвертого года рождения? Понятно… Из вашего класса пять мальчиков в живых? А из нашего двое. Вы давно демобилизовались? В прошлом году? В 1946-м?

– …Я в сорок шестом поступила в школу, – говорит Катя. – В пятьдесят шестом закончила… Потом в институт поступила, не сразу… Какой болван придумал эту затею с танцами по годам?

– Пойдемте, Катя.

Раздаются аплодисменты. Это потому, что музыка окончилась, а мы не слышали.

– Пойдемте, Катя.

Нам хлопают со всех сторон.

– Пойдем… А куда?

Мы идем по скрипучему коридору, сзади в дверях аплодисменты гремят. Потом мы спускаемся по каменной лестнице.

– Куда мы идем? – спрашивает Катя. – Почему мы одни танцевали?

– Я покажу вам, где остальные из нашего класса, – говорю я и подвожу ее к стеклянной двери учительской. – Смотрите.

Я прикладываю руку козырьком и прислоняюсь к стеклу. Катя делает то же самое.

– Видите? – говорю я. – Они все в учительской…

– Где? – спрашивает Катя.

– Вон на доске… На мраморной, – говорю я. – Приглядитесь. Там все фамилии золотом выбиты. Весь список двух классов сорок первого года выпуска.

В лунном свете, если приглядеться, белеет доска с надписями. Но доска висит боком, и слов не разобрать.

– Вижу.

– Катя, мне пора домой… У меня завтра трудный день.

– Хорошо… Проводите меня…

– Не обижайтесь.

– Нет.

– Детка, простите меня. Я немножко сдрейфил.

– Я понимаю.

– Только сейчас понял, что мое детство и юность… в общем молодость… это уже история.

– Вы хотели о чем-то поговорить со мной серьезно?

– Я передумал, – сказал я.

Глава 6. ЛУНА НАД БЛАГУШЕЙ.

Вот разговор, который я записал потом со стенографической точностью.

– Можно я вам скажу… – она запнулась, – комплимент?

– Что?

– Я вот думала иногда, вот что в вашем поколении привлекательно? Вот попросту… Можно о поколении?

– Валяйте.

– Я раньше думала, может быть, вы покоряете комплиментами. И это есть. А женщине это всегда приятно. Вот вы утром сказали – плащи в грязь, под ноги… Сейчас этого не говорят. Сейчас под ноги кидают только обертки от мороженого.

– Не в этом дело.

– Конечно. И я говорю, не в этом дело. Всему этому можно научиться. И место уступать и целовать руку. Вы целуете руки женщинам?

– Ага.

– Я так и думала. Не это действует. Знаете, что действует?

– Что?

– То, что вы все боитесь разлуки. И замолчала.

Крепко она меня поддела. Мне это даже в голову не приходило.

– В этом что-то есть, – говорю я, а сам чувствую. – Есть! Есть!

– Вы поэтому и встреч боитесь.

– Занятно, – говорю я. – Каждая встреча – это потенциальная разлука. Вы это имеете в виду?

– Сейчас боятся драм, скандалов, а вы больше всего боитесь разлук. Это женщина сразу замечает. Разлук сейчас не боятся. Расстаются легко. А вы боитесь.

– Слишком их было много. Сердце не выдерживает.

– Так надо же дополнять! Надо не бояться встреч, как мы, и надо бояться разлук, как вы. Тогда все будет хорошо.

– Вы умная девочка.

– Знаете что! – сказала она и добавила: – Может быть, я старше вас! Женщина всегда знает, чего хочет, а мужчина никогда не знает. Главный недостаток мужчин, – сказала она задумчиво и важно, – что они как петухи… Откукарекал, а там хоть не рассветай… Покричал, доказал свое «я», смотрит – не о том кукарекал… Его, например, просто тянет к женщине, а он говорит «люблю»… Он любит, а говорит сдавай дружить» и так далее… Он хочет наукой заниматься или искусством, а добивается денег или, наоборот: хочет денег, а занимается искусством и так далее… Вам лишь бы доказать свое «я». Как купцы из Островского, честное слово. А себя никто из вас не знает. А женщина себя знает.

– А какой главный недостаток женщин? – спрашиваю я, дождавшись, пока она кончит. – Знаете?

– Какой?

– Склонность к торопливым обобщениям, – говорю я. – Это мне одна женщина сказала.

– Чепуха. Просто мы ориентируемся быстрей.

– Тот, кто ориентируется, тот не любит, Вы просто не любили никогда.

– Это вы не любили… – сказала она. – Что вы на меня смотрите? Не любили, и все. Я говорю правду. Вы просто боялись разлуки. А если бы ее не было? Еще неизвестно, остались бы вы с Катариной или нет.

– Полегче. Не так категорично.

– А вот Шурка любила вашего отца. Это сразу видно. И может быть, вы ее любили, только она была старше вас.

…ДОГАДАЛАСЬ ПИГАЛИЦА – ПОДУМАЛ ОН СО СТРАХОМ И МЫСЛЕННО ВЫРУГАЛСЯ… – ЗАЧЕМ Я ВСЕ ЭТО НАБОЛТАЛ?…