История религий. Том 1 - Иосиф Крывелев

Константин принял живейшее участие во всех соборных дискуссиях, причем, конечно, его мнение по каждому вопросу оказывалось решающим. Правда, по арианскому спору (Об этом см. подробнее с. 54–55 наст. изд.), вызвавшему наиболее острую борьбу на Соборе, единство, несмотря на все старания императора, так и не было достигнуто41. А после Собора Константин еще более безапелляционно управлял церковью. Он писал, например, «отцу церкви» Афанасию, архиепископу Александрийскому, когда тот проявлял некоторое своеволие, ставя препоны приему в церковные общины недостаточно ортодоксально верующих: «Итак, имея указание моей воли, всем, желающим вступить в церковь, давай невозбранный вход. Если же узнаю, что кому-либо, желающему принадлежать к церкви, возбранил или преградил ты вход в нее, то немедленно пошлю, кто бы, по моему повелению, низложил и удалил тебя с места» 42.

В 335 г. император писал Тирскому собору: «…определениям самодержца, направленным к защите истины, противиться не должно» 43. При всем этом Константин до конца жизни исправно выполнял обряды римской религии и носил звание ее верховного жреца. При нем чеканились деньги, на которых рядом с ним изображалось солнце в виде бога или какое-нибудь другое языческое божество. Он давал разрешения на строительство храмов, посвященных ему же как божеству. Немало знаков внимания, принимавшихся Константином, оказывалось ему такой религией, как митраизм. На протяжении всего царствования Константин старался активно использовать в интересах империи и христианство, и языческие культы 44.

Как уже говорилось, он был властным и жестоким человеком, не останавливавшимся перед убийством даже своих близких родственников (зятя Лициния и его одиннадцатилетнего сына, своего тестя Макси-мина, своего сына Криспа, своей жены Фавсты). Возведение его в ранг святого и равноапостольного лишь подчеркивает ту степень моральной неразборчивости, какой достигла уже в те времена христианская церковь.

Ближайшие преемники Константина завершили дело основания христианства как государственной религии. С перерывом в два года (361–363), падающим на время правления Юлиана Отступника, в течение IV в. происходило последовательное укрепление позиций христианства в качестве официально-монопольной религии в Римской империи. Эдиктами 341, 346 и 456 гг. было запрещено языческое богослужение и в особенности жертвоприношения, приказано закрывать языческие храмы, предписано сжигать все сочинения языческих авторов, направленные против христианства, установлена система уголовных наказаний вплоть до смертной казни за переход из христианства в другую религию45. Признание христианства единственной дозволенной религией было окончательно оформлено узаконениями Феодосия I (346–395). Против язычников начались такие же гонения, но иногда в еще больших масштабах, чем прежние преследования христиан.

Преемники Константина, как и он, полновластно распоряжались во всех областях церковной жизни, решая по своему произволу даже проблемы вероучения 46. А по своему моральному облику они тоже не отличались от «равноапостольного».

Империю Константин завещал своим сыновьям и племяннику. После его смерти племянник был тут же убит сыновьями, которые затем предприняли планомерное истребление всех своих родственников по мужской линии, с тем чтобы устранить возможность появления новых претендентов на трон. Потом они принялись друг за друга. После ряда войн и убийств на престоле остался один Констанций. Он собрался уничтожить и последнего оставшегося в живых отпрыска императорской фамилии — Юлиана, но вскоре сам умер, и в результате Юлиан занял императорский трон.

Это знаменовало в религиозной практике императоров некоторый поворот, длившийся, правда, недолго 47. Юлиан был убежденным приверженцем старой римской религии, причем связывал ее, как и большинство образованных соотечественников-язычников того времени, с философией неоплатонизма. В течение двух лет, когда Юлиан занимал императорский трон, он проводил последовательную политику дехристианизации государства и возврата к язычеству. При этом он не применял насильственных действий, не подвергал преследованиям ни руководителей церкви, ни верующих-христиан, а сам вел литературную полемику против ложной, по его убеждениям, религии. Смерть Юлиана на поле сражения с персами положила конец политике реставрации язычества, и хотя его преемники — Иовиан, Валентиниан I сами были равнодушны к религиозным вопросам, но христианство при них вновь стало государственной религией. Императоры Валент, Грациан и Феодосий I активнейшим образом продолжали использовать свое «право» командовать в церкви, как в воинской части.

БОРЬБА НАПРАВЛЕНИЙ В РАННЕМ ХРИСТИАНСТВЕ И ФОРМИРОВАНИЕ ОФИЦИАЛЬНОЙ ДОГМАТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ

Пестрота направлений в христианстве III в. была не меньшей, чем за столетие до этого.

Еще в конце II в. стали появляться группировки, отстаивавшие такие вероисповедные взгляды, которые расходились с установленным «апостольским» Символом веры. Главными мотивами разногласий были трактовка личности Христа и связанное с ней толкование догмата Троицы. Обилие таких названий ересей, как алоги, монархиане, динамисты, адопциане, модалисты, савеллиане, скрывает общую вероисповедную тенденцию всех этих движений — антитринитаризм.

Все эти группировки признавали лишь бога-Отца, отвергая учение о боге-Логосе (алоги), считая остальные лица Троицы, кроме Отца, лишь его «силами» (dinameis) или «формами» (modus). Отождествление бога-Отца с богом-Сыном вело к допущению, что на кресте страдал сам Отец, а это позволяло именовать сторонников соответствующих взглядов патрипассианцами («отцестрадателями»). По имени одного из своих руководителей эта ересь называлась савеллианской. Наряду с Савелием большую популярность в качестве ересиарха приобрел Павел Самосатский, стоявший на позициях антитринитаризма.

В начале IV в. доктринальное содержание всех споров вокруг вопроса о соотношении Отца и Сына выразилось в борьбе между арианством и афанасианством (от имен Ария и Афанасия — деятелей египетской церкви). Арий попытался внести какую-то видимость логической последовательности в учение церкви об отношении Христа как Сына божия к богу-Отцу. Он отстаивал монотеистическую трактовку понятия трансцендентного бога. Сын, рассуждал Арий, не может быть своим же отцом, понятие сыновства связано с рождением, т. е. с возникновением во времени. Правда, это возникновение в данном случае домировое и даже довременное, но нельзя признавать существование Сына вечным. Поэтому недопустимо его считать единосущным Отцу и равным ему, он только подобен ему. Это учение, связанное с антитринитарными ересями предшествовавшего века, вызвало отпор со стороны наиболее влиятельных христианских современников Ария.

Властолюбие и честолюбие, алчность, стремление распространить свою власть на возможно большие территории, желание сделать ее все более нераздельной — вот что толкало епископов, митрополитов, патриархов на внутренние свары под знаменем наиболее благочестивого и «точнейшего» толкования вероучения. Александрийские епископы видели своих соперников в антиохийских, и наоборот. И те и другие настороженно и неприязненно смотрели на руководителей константинопольского диоцеза, сила которого заключалась в территориальной близости к императорскому дворцу и в возможности непосредственного влияния на придворные круги и на самого императора.

Особняком от этой борьбы стояли римские епископы, которые после падения Западной Римской империи оказались как бы вне сферы досягаемости верховной светской власти. Особое положение римских епископов нередко давало им возможность выступать арбитрами в спорах между восточными церковными иерархами.

Сфера распространения вероисповедных споров не ограничивалась духовенством и монашеством, она охватывала и широкие народные массы. Самые различные интересы — социально-классовые, этнические, политические, территориально-географические — побуждали разные общественные и национальные группы примыкать к тому или иному из борющихся лагерей, выступавших под знаменем доктрин веры. А высшей инстанцией во всех богословских спорах, в частности на территории Византийской империи, выступали императоры.

Константин ставил своей задачей использовать в интересах имперской государственности и своей власти все, что могло дать для этого христианство. Но максимальной эффективностью в этом отношении оно могло обладать лишь при условии своего внутреннего единства. Поэтому император заботился о сохранении единства церкви, что было чрезвычайно трудной задачей в условиях постоянных расколов и борьбы различных направлений и группировок. В этой обстановке он немедленно откликался на все просьбы представителей различных церковных группировок рассмотреть их разногласия и вынести свое решение.