Неизведанные земли. Колумб - Фелипе Фернандес-Арместо

добавились острова Гвинейского залива. А в 1480-х, когда Колумб стремился совершить собственное путешествие по Атлантике с целью новых открытий, Диого Кан и Бартоломеу Диаш прошли вдоль всего западноафриканского побережья до его самой южной границы. Экспедиции отправлялись из Бристоля в поисках новых островов в 1480 и 1487 годах и, возможно, регулярно в 1490-х. Значительное увеличение импорта североатлантических товаров в Бристоль в 1480-х годах свидетельствует об увеличении торговли с Исландией благодаря таким путешествиям, причем это были целенаправленные исследовательские плавания, предназначенные для того, чтобы «искать и найти»[83]. Бристольцы называли цель своих поисков «Бразилией». Для португальцев и фламандцев с Азорских островов такой целью служила «Антилия» – такое название они дали возможным новым открытиям. Сохранилось по меньшей мере восемь португальских «поручений» на открытие новых атлантических островов, относящихся к 1462–1487 годам. В некоторых есть конкретные ссылки на свидетельства морских карт. Наиболее общие положения содержатся в «поручении», выданном Фемону Телешу (1474 год), об «острове Семи городов или о любых островах, которые он найдет»[84]. Несмотря на минимальные результаты, путешествия бристольских и азорских мореплавателей все равно продолжались. Атлантика неудержимо влекла к себе, оставаясь дразнящим вакуумом, который просто необходимо заполнить.

Темпы изменений в общепринятой картине мира, по-видимому, заставили Андреа Бьянко почувствовать, что от древних географических понятий необходимо отказаться. То же самое несколько лет спустя высказал признанный мастер венецианской картографической школы Фра Мауро, который признался в примечании к своей карте, самой полной на тот момент, что очертания мира, должно быть, несовершенны, поскольку его протяженность неизвестна. Космографы XV века напоминают военнопленных из рассказа Марселя Эме, которые, не имея возможности видеть стены своей камеры при свете сальной свечи, могли вообразить себя свободными. Благодатное невежество позднего Средневековья обеспечивало сходное ощущение безграничности. Колумб, несмотря на свое величайшее уважение к избранным письменным источникам, всегда выказывал по-детски непосредственный восторг, когда ему удавалось, исходя из собственного опыта, оспорить общепринятую мудрость. Ему сослужило хорошую службу доверие к некоторым географам-теоретикам того времени, осознававшим значение прогресса в исследованиях. Он отметил, например, аргументы папы Пия II в пользу плаваний по всем океанам и доступности всех земель и заявил, что португальские исследования вдоль побережья Африки опровергли древние представления о непроницаемости этой «раскаленной» области мира.

По своим амбициям и призванию исследователя, как и в большинстве других отношений, Колумб был типичным представителем своего времени. Образ одинокого избранника судьбы, борющегося против господствующих догм, чтобы осуществить мечту, опередившую свое время, проистекает из созданного им самим образа аутсайдера, которого осмеивало и неохотно принимало как научное сообщество, так и истеблишмент. Чтобы объяснить его уникальное достижение – открытие Америки, нет необходимости предполагать, что началом послужил уникальный план, или уникальное видение, или уникальный предыдущий опыт. Замысел Колумба о новом путешествии в Атлантике прекрасно вписывается в контекст эпохи интенсивных размышлений о тайнах Океана-моря. Почти каждый элемент допущений и догадок, лежавших в основе его замысла, являлся предметом общепринятых географических дебатов его времени.

2

«Тайны мира»

Планы и представления

Ок. 1480–1492 гг.

Фернандо Колон, младший и незаконнорожденный сын Колумба, унаследовал толику авантюрного духа отца и большую часть его книжных вкусов. Его огромная библиотека, насчитывавшая, по общему мнению, более 15 000 томов (около 4000 из которых были тщательно каталогизированы с подробным описанием их содержания), являлась одним из выдающихся собраний научной литературы своего времени, особенно в области навигации и математики. Но после смерти Фернандо в 1539 году библиотека перешла в руки его племянника-расточителя дона Луиса и оказалась постепенно расхищена. В 1551 году кафедральный капитул Севильи добился возвращения библиотеки в соответствии с пунктом завещания Фернандо на случай небрежного хранения библиотеки наследниками. Новые хранители позаботились о ней немногим больше, но среди остатков, доживших до наших дней в одной из комнат кафедрального собора, рядом с Апельсиновым двориком, сохранилось несколько книг, принадлежавших Колумбу, и в четырех из них есть заметки, сделанные его рукой на полях. Крохи его размышлений лежат недалеко от того, что считается местом упокоения его останков, в трансепте того же собора. Эти заметки предлагают нелегкую, но неотразимо притягательную возможность проникнуть в процесс самообразования Колумба и формирования его проекта пересечения Атлантики. Сообщаемая ими информация может быть дополнена ссылками на прочитанное Колумбом как в его трудах, так и в рассказах современников, и тем не менее она остается интригующе фрагментарной и чрезвычайно трудной для интерпретации. Несмотря на то что заметки Колумба исследовались для подтверждения источников его космографии, на самом деле, как мы увидим, они раскрывают больше информации о его личных ценностях и вкусах.

Опасность данных источников заключается в том, что они заставляют нас видеть в Колумбе интеллектуала (которым он был в малой степени, будучи гораздо больше человеком действия) и рассматривать формирование его проектов как некую академическую штудию. Колумб был гораздо бо́льшим непоседой, чем принято считать, и одно из убеждений, которого он придерживался с абсолютной последовательностью, касалось эмпирической теории познания. Он утверждал, что человек учится прежде всего на собственном опыте, или, как он однажды выразился, процитировав пословицу: «По дороге пойдешь и знания найдешь»[85]. Он чувствовал, что его практика мореплавания и космографические познания взаимозависимы. Сама профессия моряка способствовала тому, чтобы «стремиться познать секреты этого мира»[86], и давала возможность применить книжные знания на практике. Колумб, например, утверждал, что Карибское море непроходимо для мореплавателей, которые не владеют эзотерическим искусством астрономии[87]. Надеюсь, я смогу показать в этой книге, как опыт плавания к Новому Свету повлиял на идеи Колумба, который даже изменил свои географические воззрения после 1492 года. Хорошо известно, что до этой даты Колумб подкреплял свой Атлантический проект как доказательствами, почерпнутыми из его личных знаний об океане, так и ссылками на письменные источники. Нельзя изучать то, что можно назвать литературными источниками планов Колумба, если не помнить о его богатом опыте плавания по Атлантике, которого одного могло быть достаточно, чтобы внушить желание пересечь океан.

В большинстве исследований о Колумбе принимаются на веру утверждения его панегиристов XVI века, считавших, что сложные обоснования замысла, которые он писал начиная с 1498 года, были разработаны еще до первого пересечения океана Колумбом, с использованием всех античных, апокрифических, святоотеческих и средневековых источников. Он определенно начал осваивать литературную культуру задолго до 1492 года: временной сменой профессии моряка на книготорговца (точная дата не установлена, в начале второй половины 1480-х годов) он обязан той же алхимии, которая превратила Колумба – торгового агента в Колумба – ученого-географа[88]. Независимо от того, способствовало ли чтение формированию его планов или нет, оно, безусловно, способствовало изложению: согласно более поздним воспоминаниям самого Колумба, он представлял свои идеи испанским монархам с помощью карт и книг[89].

Однако предположение о