Роковые обстоятельства - Суворов Олег Валентинович

— Что ж, это вполне объяснимо, — нетерпеливо перебил Гурский. — И царя Петра, и Людовика XIV, по-видимому, возмущала одна только мысль о том, что какой-то человек посмеет отказаться от чести быть их подданным, предпочтя добровольно перейти к Царю Небесному. Как можно позволить лишить себя жизни по собственной прихоти, а не ради одного из затеваемых ими предприятий!

— Весьма возможно, что вы правы, — согласился профессор Слоним, — однако я несколько увлекся историческими отступлениями, а вас как следователя, по всей видимости, вопрос о самоубийстве интересует не столько в теоретической, сколько в практической плоскости?

— Совершенно верно, — подтвердил Макар Александрович, — тем более, что у меня в производстве находятся сразу два дела о юных самоубийцах.

— В таком случае нам есть смысл разобрать этот вопрос более детально — к примеру, поговорить о наиболее распространенных причинах этих деяний и способах их совершения?

— Я весь внимание, Анатолий Федорович!

— К первой причине, Макар Александрович, безусловно, относятся серьезные внутрисемейные проблемы или распад семьи в результате измены или смерти одного из супругов. При этом стоит отметить, что последнее значительно чаще провоцирует на подобные поступки, а потому среди вдовцов, разведенных и холостяков количество самоубийц заметно больше.

— Худой семейный мир лучше доброго развода?

— Можно сказать и так. Вторая причина заключается в состоянии общества. Давно замечено, что во времена войн, реформ или иных общественных потрясений количество самоубийств резко снижается, зато во времена реакции и застоя оно начинает заметно расти.

— Когда собственная жизнь находится под постоянной угрозой, нет смысла самому от нее избавляться?

— Пожалуй. Третья причина самая тривиальная — это необходимость вести постоянную борьбу за существование. Кстати, из-за более неблагоприятных по сравнению с природными условий жизни количество самоубийств в городах в три раза превышает их количество в деревнях. Да вот вам небольшой пример — в семидесятых годах в Петербурге была проложена узкая улочка, названная Новой и застроенная пятиэтажными домами, в окна которых почти не проникало солнце. Обыватели устремились туда, прельщенные дешевизной помещений, а уже через несколько лет ваш коллега — судебный следователь, в ведении которого находилась эта улица, — попросил себе помощников, поскольку ему почти непрерывно приходилось присутствовать при вскрытии тел самоубийц и некогда было заниматься другими делами!

— Я слышал эту историю, — подтвердил Гурский, все это время мысленно прикидывавший: какая из перечисляемых профессором причин может стать ключом к трагедии брата и сестры Симоновых. — Однако почему вы не затронули причин психологического, так сказать, свойства?

— Лишь потому, что просто не успел до них дойти, — едва заметно улыбнулся Слоним. — Действительно, психологические причины, к которым можно отнести душевную неуравновешенность, распространение в обществе настроений пессимизма и уныния, вносят весьма заметный вклад в увеличение числа самоубийств. Тут есть в чем упрекнуть и многих наших литераторов. Если старинные романы, как правило, заканчивались женитьбой, то в современных герои только и делают, что вешаются, топятся, стреляются или травятся! Просто мор какой-то! А ведь знаменитый пример с романом Гете «Страдания молодого Вертера», после выхода которого некоторые молодые люди последовали примеру главного героя и застрелились, многому бы мог научить господ литераторов!

— Следовательно, мода на самоубийства не менее заразна, чем всякая другая?

— Разумеется! Как, кстати, и мода на способы их совершения. Любопытно отметить, что в них имеется весьма четкое разделение на мужские и женские. Если мужчины традиционно выбирают классическое триединство — яд, веревка, кинжал, в последние годы все чаще заменяемый пистолетом, то женщины предпочитают куда-то или подо что-то бросаться — чему мы сегодня были печальными свидетелями… Но есть и еще один очень интересный психологический феномен — различия в, так сказать, мизансценах, которые диктуются принадлежностью к той или иной нации.

— Вы хотите сказать, что представители различных наций кончают с собой по-разному? — не на шутку заинтересовался Гурский.

— Да-с, Макар Александрович, именно так! И если бы данный предмет не являлся бы столь трагичным, то подобные различия можно было бы подавать в качестве анекдотов. Да вот вам три характерных примера, недавно описанных в специальной литературе. Как покончил с собой проживающий в России молодой француз, чье брачное предложение было отвергнуто семейством молодой девушки? Он явился к ним на дачу, подошел к веранде, где все семейство сидело за чаем, и вежливо раскланялся. Затем отошел к стогу сена — недалеко, чтобы выстрел сразу услышали! — достал пистолет, приложил к груди фотографию девушки и выстрелил, пробив одной пулей и фотографию, и сердце.

— На редкость картинная сцена!

— Полностью с вами согласен. А вот как заканчивает свою жизнь молодой немец, приказчик одной из петербургских торговых фирм, несправедливо заподозренный в служебных упущениях. Он застрелился на рассвете, сидя в саду на скамейке и оставив прощальную записку, преисполненную типично немецкой сентиментальности: «Сегодня солнце всходит для меня в последний раз, ибо жить, когда запятнана честь, невозможно. Вскоре мое бедное сердце окончательно перестанет страдать и сполна вкусит покоя…» — ну и так далее, еще на шести страницах в том же духе.

А вот вам для сравнения предсмертная записка русского студента, застрелившегося в пьяном виде по причине отчисления из университета за неуспеваемость и накопления множества долгов, угрожавших ему тюрьмой: «Володька, сукин ты сын, посылаю тебе квитанцию ссудной кассы — выкупи мой бархатный пиджак да носи его на здоровье. Еду в путешествие, откедова никто еще пока не возвращался. Прощай, брат, твой до гроба, который мне совсем скоро понадобится». И к этому залихватскому посланию имеется весьма красноречивый постскриптум: «А Верке-модистке передай, что это не я заразил ее триппером, пусть на меня не сваливает, шалава!»

— Что и говорить, перечисленные вами различия более чем красноречивы!

— Но всех этих молодых людей, на мой взгляд, превзошел некий американец. Он застрелился в театре, переполненном зрителями, которые специально для этого собрались, прочтя его объявление в газете!

— И у нас на такое зрелище нашлось бы немало охотников! — воскликнул Гурский. — Но, позвольте, при таком, мягко говоря, разгильдяйском отношении к жизни и смерти, я не удивлюсь, если узнаю, что по количеству самоубийств мы занимаем первое место в мире.

— И ошибетесь! — мягко возразил профессор. — Из христианских народов первое место занимают протестантские страны, а православные лишь на втором. При этом я вполне понимаю ваше заблуждение, поскольку в проблемах суицида повсеместно царят шаблоны. Например, исходя из элементарного здравого смысла, должно считаться, что наибольшее количество самоубийств приходится на самое холодное и темное время года — ноябрь и декабрь, а если брать время суток, то на ночь, когда человек остается наедине со своими страданиями и проблемами.

— А разве это не так?

— Вовсе нет. Как ни странно, но самые, если можно так выразиться, «самоубийственные месяцы» — это май и июнь. Если же ли брать часы, то это с утра до полудня или с часа до трех дня. То есть люди предпочитают расставаться с жизнью в самый разгар года или рабочего дня, а отнюдь не наоборот! — и этому феномену пока не найдено правдоподобного объяснения… Но есть и еще одна достойная внимания загадка — чаще всего самостоятельно заканчивают свою жизнь представители именно той профессии, которые обязаны спасать жизнь других!

— Неужели медики?

— Именно они! Однако, Макар Александрович, — и тут Слоним, отвернувшись в сторону, сладко зевнул, после чего достал из жилетки часы, — мы с вами проговорили весьма долго, так что теперь хорошо бы и поспать. У меня завтра лекция в университете…