Тайна зеленой таблички. Исторический детектив - Ольга Трунова

Лестницы не было, но дверь в чуланчик уборщицы, находившийся в глубине подсобного помещения, была приоткрыта. Мирра Георгиевна окликнула ее, затем, не получив ответа, попыталась войти. Однако дверь в чулан, открывающаяся внутрь, не поддавалась, как будто что-то, находящееся за ней, мешало этому. Тогда она, со всей силы надавив на дверь, просунула голову в образовавшуюся щель и заглянула в чулан. К своему ужасу прямо за дверью она обнаружила скорченное тело уборщицы.

– Было с первого взгляда видно, что она мертва уже давно, – рассказывала Мирра Георгиевна, глотая валерьянку. – Цветастый платок, покрывающий ее волосы, потемнел от запекшейся крови.

«Значит так, – Лыков стал анализировать имеющиеся сведения. – Если часы верны и учитывая сказанное медэкспертом, убийство было совершено между пятью и девятью часами вечера, то есть теоретически Клара Миктатовна могла быть убита сразу после нашего разговора в дверях приемной».

Он снова вспомнил смущенный вид уборщицы после собрания. Итак, следователь просит сообщить ему о любом необычном происшествии. После этого уборщица идет в приемную и спрашивает директора. О чем она хотела с ним говорить? Похоже, это имело прямое отношение к краже, возможно, она знала или видела что-то, что могло указать на вора. Но почему в таком случае она не подошла прямо к Костину?

«Ответ, – сказал себе Сергей, – может быть только один. Тетя Клара в день кражи видела что-то, показавшееся ей странным. Но она не поняла значения того, что видела, и никому об этом не сказала – иначе об этом факте стало бы известно уже в понедельник. Но все же это что-то тревожило ее. Она, видимо, постепенно начинала осознавать некую связь с кражей. И она, поскольку была простой скромной женщиной, как многие пожилые люди, не получившие образования, постеснялась обратиться напрямую к сотруднику правоохранительных органов. Решив, что директор сможет определить, важно ли то, что ей известно, она идет к нему, чтобы поделиться своими сомнениями».

«Человек, имеющий отношение к краже, скажем пока так, – думал историк, – услышал разговор в приемной. Он решил, что уборщица знает правду и собирается его разоблачить. Он в панике, но директор занят, и это дает ему шанс. Он проскальзывает за уборщицей в подсобку, подкрадывается сзади и наносит удар каким-то тяжелым предметом. Правда, если принять версию, что убийство совершено сразу после разговора в приемной, следователь еще был здесь. Даже если преступник был в состоянии аффекта, как сейчас модно говорить, и от страха разоблачения плохо соображал, все равно осмелился ли бы он убить, можно сказать, под самым носом у полиции? Впрочем, следователь быстро уехал, и никто не знал, что он вдруг вернется, – полседьмого, как он сам сказал. Значит, возможно, преступник подождал, пока уедет Костин и уйдут сотрудники. Но даже если так, все равно убийство не могло быть совершено позже половины восьмого, когда, как сообщил вызванный для дачи показаний охранник Игорь Баков, дежуривший вчера, Мирра Георгиевна последней ушла из музея. Тот факт, что уборщица не покинула здания, ускользнул от внимания охранника. Эту оплошность следователь особо отметил, сказав, что, если бы убийство обнаружили вчера, преступник мог быть уже пойман – поиски по горячим следам всегда результативнее».

«Таким образом, – продолжал размышлять Лыков, – убийство совершено позже половины восьмого только в том случае, если убийца – охранник или его сообщник, которого тот впустил. Это работает на версию, что в краже замешана охрана. Если же к краже причастен кто-то из работников музея, уборщица была убита между пятью и половиной восьмого. Кто мог слышать разговор в приемной? Там находились Вера и сын директора, в дверях стояли мы с Андреем, а в коридоре рядом с приемной – Белла и Лариса Викторовна».

В дверь кабинета постучали.

– Войдите, – сказал историк, быстро гася сигарету и пряча пепельницу в ящик стола.

Неторопливо вошедший в комнату начальник охраны Нукоев выразительно посмотрел на клочья синеватого тумана, висевшие над столом, но не стал делать замечания, а спросил:

– Вы еще остаетесь? Седьмой час, все уже ушли.

– Я тоже ухожу, – ответил Сергей, удивившись, как быстро за размышлениями пролетело время. – А вы, Александр Ремизович, что, собираетесь сегодня остаться на ночь?

– Да нет, какой в этом смысл? Провел дополнительный инструктаж, раз уж все равно целый день тут околачиваюсь. Меня вызвали сразу после обнаружения трупа, давал показания по поводу Игоря. Вот ведь не повезло парню – убийство совершено в его дежурство! Еще неизвестно, чем обернется для него вся эта история. Прокололся он здорово: это надо же не заметить, что уборщица не ушла!

– Действительно очень странно, ведь она не сдала ключ от подсобки – он просто обязан был пойти выяснить, в чем дело.

– Так-то оно так, – Нукоев слегка замялся. – Согласно инструкции, конечно, но вы же понимаете, все мы живые люди. И вообще-то не секрет, что не всегда сотрудники сдают ключи, бывает, уносят по забывчивости. Если каждый раз шум поднимать… Вот и вы сколько раз…

Сергей покраснел. Он постоянно забывал повесить ключ от своего кабинета на место, что обнаруживалось уже дома, поскольку охранники не слишком усердствовали в контроле за уходящими сотрудниками и заглядывали в специальный ящик для ключей, расположенный рядом с постом охраны, лишь перед первым вечерним обходом, который полагалось проводить в десять часов.

– Помню раньше, во времена моей молодости, – продолжал между тем начальник охраны, – сотрудники любого учреждения перед уходом должны были, сдавая ключи, расписаться в особом журнале. Бюрократия, конечно, зато как дисциплинировало.

– Странно еще и то, – следовал своим мыслям историк, – что Баков во время вечернего обхода не заметил полуоткрытой двери в подсобку.

– Он говорит, что все двери были закрыты. Правда, он не дергал каждую за ручку, чтобы убедиться в том, что она заперта. Тоже халатность, если говорить по всей строгости.

– Но ведь Мирра Георгиевна утверждает обратное – она именно поэтому и заглянула туда.

– Да, непонятно.

За разговором они вышли из кабинета, который Лыков тщательно запер и аккуратно повесил ключ на гвоздик под своим номером. Попрощавшись, он вышел на улицу. Возле крыльца стоял и нервно курил белобрысый веснушчатый парень – тот самый дежуривший вчера Игорь Баков.

Сергей подошел к нему.

– Ну как вы, Игорь, следователь вас не очень мучил?

– Не очень, – с деланным смешком ответил тот, бросая в урну окурок. – Вежливый. Даже за то, что про уборщицу забыл, не ругал. Ну, зато от Александра Ремизовича досталось по полной программе.

Лыков закурил и протянул пачку парню, который, взяв сигарету, снова жадно затянулся:

– Не везет мне. И главное, жаль тетю Клару – хороший она человек. Помню, в субботу такая веселая пришла.

– То есть как в субботу? – ошеломленно спросил Сергей. – Разве она была здесь в субботу? А вы что, в тот день дежурили?

– Да, это была моя смена, у нас же сутки – трое. Заступил в семь тридцать, как обычно. Пока у Руслана дежурство принимал, как раз она подошла. Я еще спросил – чего это в субботу, да еще такую рань? Оказалось, пришла за садовой лестницей – договорилась, что Руслан ее подвезет, он рядом живет.

Историк машинально кивал, слушая Игоря, а мысли неслись, обгоняя друг друга:

«Подсобка находится почти напротив двери в зал древней истории. Возможно ли, чтобы уборщица увидела преступника, когда пошла в чулан за лестницей? Вряд ли, иначе она сразу подняла бы тревогу. Тогда что она могла видеть – опасное для вора, но такое, что в тот момент не вызвало у нее подозрений, а потом показалось странным? И когда наступило это потом – после выговора следователя или раньше?»

Вдруг Сергея прошиб холодный пот. Единственным человеком, с кем Клара Миктатовна могла поделиться своими сомнениями, была ее внучка Катя, с которой они вдвоем жили в ветхом деревянном домишке на краю города. И если ставшее известным уборщице было настолько важно для вора, что он пошел на убийство, Катя находится в смертельной опасности.

Лыков кинулся в здание, чуть не сбив с ног выходившего начальника охраны, и схватил стоявший на стойке дежурного телефон. Охранник привстал от удивления.

– Что случилось, Сергей Владимирович? – изумленно спросил вернувшийся Нукоев.

Но историк уже набрал номер:

– Катя? Это Сергей Владимирович…

– Ой, как хорошо, что вы позвонили, – послышался на другом конце трубки слегка охрипший от слез девичий голос. – Вот беда-то какая, Сергей Владимирович! Как я теперь буду, не представляю… – Катин голос задрожал.

– Все будет хорошо, Катюша, милая. Я сейчас к тебе приеду, а пока у меня просьба – никуда не выходи из дома и дверь никому не открывай до моего приезда. Даже если это знакомый. Договорились?