Польские крылатые гусары - Радослав Сикора

Подобные завещания служили лучшим примером приверженности поляков христианству. Часто начинались они формулировкой «Во имя Отца, Сына и Святого Духа. Аминь». В самом тексте завещания также имелись многочисленные обращения к Богу и свидетельства религиозности. Например, в завещании Станислава Марцинковского, коморника земского Лелевского, который в молодости был солдатом, записано: «Во имя Отца, Сына и Святого Духа. Аминь. […] В первую очередь, благодарю Бога, в Троице своей единого, что позволил мне родиться и жить в святой римской католической вере. И желаю умереть и умираю, веруя во все писания, в какие святая церковь верит»[90].

В бой шли с религиозными песнями, предварительно получив благословение у капелланов. Например, гусарский товарищ Ян Владислав Почобут Одляницкий писал[91], что в битве у реки Бася в 1660 году, после того как заиграла военная музыка, что было сигналом к атаке, солдаты двинулись на противника, запев песню о Святой Марии «O Gloriosa Domina» – одну из самых любимых религиозных песен польских рыцарей того времени[92], а предшествовало атаке благословение войска военными капелланами[93]. Иногда, как например под Берестечком в 1651 году, капелланы произносили короткие речи[94]. Интересно, что эти речи не всегда приводили к ожидаемому результату. Бывало, что вместо того, чтобы растрогать солдат, они возбуждали среди них смех[95].

Монахи-воины.

Служение капелланами не являлось единственным занятием сопровождавших войско монахов. Часто они происходили из шляхетских родов или же ранее были солдатами. Поэтому случалось, что капелланы активно участвовали в сражении. Так, например, было в бою под Посволем 29 сентября 1625 года, где элита литовской кавалерии (в составе двух гусарских хоругвей) разбила элиту шведской конницы – кирасиров из личной охраны короля Густава Адольфа, – поддержанных отборными рейтарами из других подразделений, – и учинила над ней кровавую расправу.

Как добросовестно было записано: «В данной стычке, среди прочих, выдающимся подвигом отметился монах-францисканец, который ехал с войском невдалеке от ксендза пана гетмана [Кшиштофа Радзивилла]. Наскочил на него один рейтар с пистолетом, выстрелил и промазал. Францисканец, который сердцем и душой был готов к бою, так ударил рейтара палашом, что отсек ему правую руку и ухо, после чего разрубил шею. Конь, на котором сидел этот рейтар, впоследствии был пойман пахоликами, но после вмешательства самого ксендза пана гетмана, на глазах которого произошел это поединок, вынуждены они были вернуть данного коня францисканцу как знак его победы»[96].

Такие храбрые монахи встречались не только среди францисканцев. Мало кто знает, что одним из лучших снайперов в мировой истории и, с уверенностью, лучшим в истории Польши, был родившийся в 1599 году Станислав Муховецкий – военный, а впоследствии иезуит (вступил в орден в 1639 году). Он прославился во время осады Збаража в 1649 году: «С той башни стрелял чаще всего иезуит ксендз Муховецкий, наш украинец из Переяславской коллегии, который был прекрасным стрелком и владел хорошим ружьем, изготовленным в Вильно. За время осады, согласно всеобщему мнению, этот ксендз убил 215 казаков и татар из своего ружья»[97].

Эти снайперские достижения вспоминали еще долгое время после окончания осады. Например, в книге, изданной в 1668 году, отмечалось, что «[…] на казацкой войне во время осады наших в Збараже (1649), только один солдат, сведущий в данном искусстве (если ты хочешь знать его имя, то звался он Муховецким, был монахом ордена иезуитов и находился в нашем обозе как спутник одного духовного лица), убил выстрелами из мушкета двести четырех казаков (поскольку сражались с казаками и татарами). Он не обращал внимания на тех, кто шел прямо на него, только тогда готовясь к выстрелу, когда какой-нибудь казак или татарин в своей примитивной дерзости подходил ближе к укреплениям или, отличаясь среди иных своим воинским званием, шел перед хоругвями. Такого он брал на мушку и приговаривал к смерти. А кроме того, он до такой степени овладел стрелецким искусством, что, целясь из укрытия, попадал пулей не просто в человека, а в любую увиденную им незащищенную часть тела. Когда он убил первые десять человек, так быстро по всему войску разнеслась слава о его меткости, что сразу же с ним рядом встали солдаты, желая увидеть, правда ли это, и с огромным интересом смотрели на каждый выстрел, считая головы павших. И действительно, это может произойти везде, однако опыт показал, что в действительности произошло это не в сказочных рассказах, а в нашем крае»[98].

Так начинали битвы. Однако прежде чем они начинались, воины выстраивались рядами и в это время начинали ободрять себя, при этом кто-то молился, кто-то пел богослужебные песни, например «Salve Regina» (Здравствуй, Королева), «Ave Maris Stella» (Здравствуй, Морская Звезда), «Sub Tuum Praesidium» (Под Твоей охраной)[99]. При этом пение популярной в XV веке «Bogurodzicy» (Богородицы)[100] уже в конце XVI века подвергалось высмеиванию[101]. В XVII веке от обычая пения «Богородицы» перед битвой окончательно отказались[102]. Пели ее только капелланы в лагерных шатрах[103].

Во время самой битвы на помощь призывали Иисуса[104], а если битву выигрывали, проводили богослужение с благодарственным молебном, во время которого пели «Te Deum laudamus» (Тебя, Бога, славим). В зависимости от обстоятельств, молебны проводили или в импровизированных условиях[105], или в выбранном шатре, вокруг которого собирались участники. Например, после битвы при Хотине в 1673 году: «Где закончилась эта страшная битва, все упали на колени, с благодарностями обращаясь к Богу во время богослужения, происходящего в шатре, к нашей радости, а не к радости Хуссейна Паши»[106].

В том случае для проведения молебна был выбран шатер побежденного турецкого паши Хуссейна[107].

В апреле 1651 года канцлер Альбрехт Станислав Радзивилл записал: «Король [Ян Казимир Ваза], услышав рассказы о чудесном образе Богородицы в Хелме у схизматиков, забранном ими у униатов, привез его в лагерь и поместил в шатре для проведения там богослужения. Удивительно, но с того дня и до июня наше войско не оставляла удача»[108].

Внешним признаком приверженности гусар христианству являлось также украшение доспехов и оружия. Примером могут служить надписи на рукоятках сабель: «Mater Dei Protectrix Poloniae sub Tuum praesidium confugio» (Матерь Божья, Покровительница Польши, поручаю себя Твоей защите), «O Maria, Maria semper immaculata da mihi virtutem contra hostes Tuos» (Мария, Мария, всегда безгрешная, дай