Чарующая магия ненависти - Вера Позднякова

продолжила, как ни в чём не бывало. – Ну что ж, мы все здесь собрались, чтобы встретить моего родного сына из первого рейса, говорят удачного. Так давайте выпьем за это! Что, денег жене много привёз?

– Да, привёз, мне! – вдруг вставила ядовитую реплику Серёгина жена.

– Будет вам, бабы! Выпьем за встречу! – подытожил Валерий Александрович и все подняли рюмки.

Слава сидел, сознавая себя чужим и ненужным в этой компании, и не знал, куда себя девать.

– Ну а теперь давайте выпьем за знакомство с тобой, Слава! Надеюсь мы друг другу понравимся, – Валерий Александрович не успел закончить и продолжила мать:

– Я всё думала, какой ты, Славка. Я тебя и не знаю, так что, какой ты мне сын. Я думала, ты красивый, в меня, а ты страшненький. Хорошо, хоть мужик. И нос уткой. Ладно, давайте выпьем!

Она ловко, картинно, опрокинула рюмку. И Слава узнал эту её манеру, это было одно из немногих воспоминаний детства, врезавшихся в его память навсегда.

– Да какой же он страшненький, – опять возразила Славкина тётка и одновременно родная сестра его матери, – симпатичный мужик!

– Хватит вам, бабы! Пойдёмте, мужики покурим! – командирским голосом скомандовал Валерий Александрович.

Шум отодвигаемых табуреток разрядил какую-то неловкую, неестественную напряжённость в комнате.

– Дура баба, – подытожил Валерий Александрович. – Ты, Слава не бери в голову, а я ей мозги прочищу.

Мужики курили и как всегда не находили слов для болтовни, не нужной им.

Терсков затеял разговор про рыбалку и мужики разговорились.

Тот шумный, ярко освещенный вечер, со множеством «новоявленной» родни Слава припоминал позднее смутно, как сквозь пелену тумана.

Вдруг выплывало то одно лицо, то другое. И отовсюду, из этого яркого, праздничного марева на него глядели разные глаза, то любопытные, то добро- внимательные.

И только взгляд матери встряхивал Славе всю душу какой-то пронзительностью и … невосприятием. Слава гнал это ощущение из себя, но ничего не мог с этим поделать, оно засело в нём, как гвоздь, и ранило его.

В конце вечера они долго говорили. Мать выспрашивала его о квартире, жене, детях.

– Ты уж и их приведи, показать мне, – сказала она на прощание.

Славка с Серёгой довели пьяненького Терскова до дому, и еще долго они, два брата, сидели на крылечке их старенького дома детства. Курили, вспоминая эпизоды из их давней-давней жизни, когда они были вместе.

– Мать есть мать, – подытожил их разговор Серёга, – её никуда не выкинешь.

Им не хотелось расходиться, они вновь за долгие годы разлуки были вместе.

Вскоре Серёга погиб в автомобильной аварии. Его сшиб грузовик с прицепом, когда он пьяненький шел поздно вечером от матери, которая не отпускала его домой без ужина с несколькими рюмками её ядреного самогона.

Все похороны Слава взял на себя. С Терсковым.

На поминках мать не уставала твердить:

– Какой ты мне, Славка, сын! Мой сын умер! И нам с тобой пора!

– Да что ты его-то хоронишь! – как всегда не выдержала сердобольная тётка. – Ведь он один сын у тебя остался! Опора на старость!

– Да какой он мне сын! – твердила своё изрядно подвыпившая Антонина Григорьевна.

Глава 8

Антонины и их клубы по интересам

Прошло ещё несколько лет. Антонина Григорьевна понемногу привыкла, что у неё объявился позабытый ею сын, да ещё с женой и двумя внуками.

С годами она даже стала находить в этом положительные моменты, ведь сын работал шофёром и никогда не отказывал матери в её просьбах подвезти её на дачу, да заодно там и поработать.

Славка, иначе она его не звала, по-прежнему был для неё – отрезанный ломоть, но она уже не могла его оттолкнуть и вновь выкинуть из памяти. Годы брали своё, и её верный рыцарь, Валерий Александрович, сильно сдал, раскормленный сверх меры её пирожками, хоть и был значительно её моложе. Славкина помощь была ей нужна. Она поощряла его любовь к себе, вновь играя роль из своего любимого фильма. Роль невинной матери, которую злодей – муж разлучил с любимым сыном. «Злодей» давно уже лежал в земле и не мог обвинить её в навете. Бога Антонина Григорьевна никогда не боялась, высмеивая своих знакомых, к старости ставших набожными.

Она даже, где – то глубоко в душе, была благодарна своему первому мужу за то, что он не рассказал сыну, кто кого бросил.

Но она и представить себе не могла, что потрясение трёхлетнего малыша было так сильно, что он помнил всё до мельчайших подробностей.

Знай это, Антонина Григорьевна удивилась бы ещё больше его любви к ней, пронесённой её «выродком» сквозь годы.

Сама Антонина Григорьевна так и не смогла заставить себя полюбить своих сыновей. Однако, когда её знакомые и соседки говорили с трепетом о своих детях, она поддакивала им, не переставая про себя удивляться, как можно любить обузу на своей шее в самые молодые и интересные годы. Обстирывать и кормить замурзанных детей, когда все мужчины лежат у твоих ног.

Соседки и подруги уважали её за преданность любимому мужу и любовь к детям, ведь не постояла ни перед чем. Бросив всё, приехала сюда, как только нашла младшенького, «тайно увезённого негодяем от неё». Эта версия из любимого фильма, не раз рассказанная Антониной Григорьевной, приводила всех в восторг от её материнской любви. Они не раз говорили ей, что преклоняются перед нею, страдалицей за детей.

Всех свидетели своей бурной молодости, могущих пролить свет на истинное положение вещей, Антонина Григорьевна давно вычеркнула из списков своего общения, ещё перед Монголией.

Слава молчал, он обрёл мать, такую, какая она есть. И, как сказал его старший брат, Серёга, ни добавить, ни убавить к этому было нечего. Он понимал, что ей трудно смириться с надвигающейся старостью и потерей красоты, и жалел её, непутёвую, всем своим добрым сердцем. Ему не нужна уже была, как малому сосунку, её любовь к нему, так и не нашедшая в её душе место. Он просто любил её такую, как она есть. Его любовь к ней, всосанная им с материнским молоком, не могла зависеть ни от её глупых, а порой жестоких, слов, ни от её, давно уже смешных манер, бывшей львицы.

Слава привык приходить к матери, иногда с сыновьями. Он полюбил сидеть за большим кухонным столом на её кухне, ощущать аромат пирогов своего детства, видеть мать со смешной, но, как ей самой казалось, величественной прической, наблюдать, как его, хоть и повзрослевшие дети, уплетают большущие куски пирога за обе щёки. В такие минуты Слава радовался счастью своих детей, которым не пришлось ждать этих пирогов долгую-долгую жизнь.

Его глупые мальчишки смотрели с восторгом на бабушку, приветливую и добрую, пекущую для них вкусные пироги и … разрешающую им спиртное.

В праздники обязательно накрывался стол в зале … с рюмками. После нескольких рюмок, всё так