Времена года - Арпад Тири

всего отечества. А ведь никто из офицеров как следует не разбирался в военном деле, орали только на своих же солдат, а гитлеровцы взяли да и стащили венгерских раненых с саней, которые им самим понадобились.

Ко всему этому он, капитан, не имеет никакого отношения. Друзья ни на минуту не сомневались в его порядочности. Начальники же, напротив, ничего особенного от него не ждали. Стоило ему открыть рот и заявить, что эта проклятая война надоела ему до чертиков, что он хотел стать автомобильным гонщиком, как все офицеры полка с презрением отвернулись бы от него. Его тут же разжаловали бы и посадили за решетку. Может, даже расстреляли. А вот такие, как этот Матэ, не верят ни одному его слову. Следовательно, ему не остается ничего другого, как быть верным присяге и, подобно боевому коню, рваться в бой, заслышав бравурные звуки марша.

Капитан погрузился в свои мысли. Сон и палинка сморили его, и он вскоре уснул.

Во сне он увидел свой «мерседес», который вдруг появился откуда-то из-под снега. Капитан так обрадовался, что даже проснулся.

Утром термометр показывал двадцать пять градусов мороза, но настроение у офицеров и солдат было бодрое. Утром всегда как-то надеешься на лучшее.

Перед отправлением эшелона начальник госпиталя приказал разделить между ранеными последнюю бочку палинки. Понемногу досталось всем, некоторые ухитрились получить по две-три порции.

В последний момент перед отправкой эшелона пришла почта. Командир отделения получил сразу тридцать два письма. Эта новость быстро распространилась по всему эшелону, и многие приходили посмотреть на счастливчика.

Матэ ничего не получил. Опечаленный, он стоял у вагонного окна и смотрел на станционное здание. Стоял и думал: «Хорошо еще, что этой ночью не было бомбежки, а то бы мы тут все и полегли».

— До соседней станции километров двадцать, — заметил кто-то из стоявших в коридоре. — До вечера нам нужно до нее добраться, если мы не хотим попасть в руки к русским партизанам.

Начальник станции остановился возле паровоза в клубах пара, потом отправился вдоль вагонов с красными крестами. Пройдя их, он дал знак. Состав сильно дернулся.

Сидевшие с Матэ солдаты как по команде хором запели. Может, их воодушевила выпитая палинка, а может, просто обрадовались, что после трехдневной стоянки их состав наконец-то тронулся домой. Пели дружно и громко. Скоро песню подхватили солдаты из соседнего вагона.

В окно Матэ видел разбитые вагоны и локомотивы, похожие на трупы огромных животных. Промелькнули разрушенный железнодорожный мост, разбитые здания фабрик и сгоревшие дотла деревянные домики. В душе у Матэ все словно окаменело, он даже не радовался, что едет домой. «Как можно было разрушить все, что создано людьми?» — мелькнула у него мысль. Где-то позади остались развалины, когда-то называемые вокзалом. Поезд мчался навстречу снегу, который, казалось, покрыл всю землю без конца и края.

Лето

Из долины в шахтерский поселок вела одна-единственная пешеходная тропинка, бежавшая между кустов. На самой окраине поселка, как смотровая вышка, стоял трехстенный сарай с плоской крышей. Открытая сторона его смотрела на тропинку. Крыша была крыта толем, и в жаркие дни капельки смолы стекали с нее.

Здесь в свободное от работы время собирались мужчины, чтобы поговорить, выпить винца, перекинуться в картишки или поспорить друг с другом. Сидели на грубых скамьях из высохших досок, стоявших вокруг большого, врытого в землю стола.

Прибегали сюда и женщины, когда на шахте случалось какое-нибудь несчастье. Всхлипывая и причитая, нервно перебирая натруженными руками платки, они не отрывали глаз от бегущей к шахте утоптанной желтой тропки, на которой после очередной смены должны были появиться их мужья, отцы или сыновья.

Отсюда хорошо были видны долина и белая каменистая вершина холма, которые в час заката напоминали мрачную картину, нарисованную кистью художника. Горы, склоны которых поросли редкими дубами, окружали долину со всех сторон. Отсюда можно было видеть и южный склон горы, поросший виноградом, вино из которого было кислым, но дешевым, и безлюдную корчму с прогнувшейся крышей.

До войны эта корчма была местом встреч шахтеров, но в сорок четвертом году гитлеровцы за что-то арестовали и угнали ее хозяина. Он так и не вернулся.

Отсюда был хорошо виден и большой крест из белого камня, который установили на том самом месте, где в прошлом веке нашли залежи угля. Долину перерезала железнодорожная ветка, по обе стороны которой все было покрыто густой угольной пылью. В ясную погоду долина тускло отливала густой синевой.

В последние месяцы войны, после того как американская авиация разбомбила в городе все железнодорожные пакгаузы, поднятый на-гора уголь ссыпали прямо вдоль железнодорожного полотна в надежде на то, что в скором времени его погрузят на платформы и увезут.

Выкачиваемая из шахты вода ручьем текла по дну долины. Детишки устраивали запруды и охотно купались в мутной желтой воде. Неподалеку от железной дороги стояло старое, построенное лет сто назад здание школы. В военные годы в нем располагалась фашистская комендатура. Почти все дома в поселке были выстроены из белого камня, который, однако, не только не радовал глаз, но даже, напротив, производил неприятное впечатление. Дома, похожие на сараи, выстроились в семь рядов, как спичечные коробки.

Этот поселок был построен в конце прошлого столетия на средства акционерного общества, владеющего шахтой. Небольшие дворики были огорожены алюминиевой проволокой. Над зелеными грядками полоскалось на ветру выстиранное бельишко. Почва была каменистой, и урожаи с огородов снимали мизерные. Любое растение радовало глаз. Позади сараев были проложены прямые тропинки.

Один-единственный колодец в поселке в самое жаркое время пересыхал, так что было видно его дно. Детишки в такое время садились возле него кружком, словно упорно хотели дождаться момента, когда в нем снова появится вода. Питьевую воду мужчины носили из долины.

Когда какому-нибудь чиновнику из шахтоуправления по неотложному делу приходилось подниматься в поселок, его поражала строгость окрестностей. Зато шахтеры чувствовали себя здесь свободно и весело, а если иногда на кого и находили мрачные мысли, то достаточно было усесться на край скалы и, посидеть на свежем ветерке с часок, как от этих мыслей не оставалось и следа: чистый воздух и близкие горы вылечивали каждого.

Матэ улегся на землю, радуясь, что наконец-то установилось по-настоящему теплое, без частых дождей лето. Сняв полосатую майку, полученную из фонда помощи, наслаждался редкими минутами отдыха. Отработав смену в шахте и вымывшись в большой железной бочке, он лежал на сухой траве, благо завсегдатаи сарая еще не собрались.

Вдруг раздался шорох, и из кустов вышла молодая женщина в черном. Матэ не