Ненужная мама. Сердце на двоих (СИ) - Лесневская Вероника

- Ты же не выгнала меня с дочерью, так что я обязан ответить тебе тем же, - звучит насмешливо знакомый голос, и я врастаю в пол. – Тем более, если честно, я сам минут пять назад приехал. Няня, которую ты посоветовала, ответственная и пунктуальная, но даже она не застраховала от форс-мажора. Сменила меня чуть позже, чем я просил…

Одинцов невозмутимо появляется из-за ширмы, на ходу застегивая пуговицы на манжетах. В свежем, белоснежном медицинском халате, накинутом поверх чистой, выглаженной рубашки он выглядит совершенно другим человеком. Не убитым горем вдовцом, потерявшем веру, а бодрым мужчиной и, главное… живым. Словно клиника напитывает его энергией, которую высосала трагедия.

Беззастенчиво рассматриваю Гордея, пока он неторопливо приближается к рабочему месту и, постучав пальцами по поверхности стола, вальяжно устраивается в кожаном кресле. Сжимает подлокотники руками, будто вспоминает, каково это – быть в шкуре медика. Улавливаю едва заметную ухмылку на строгом лице. Он скучал по своей профессии.

- Гордей… - растерянно взмахиваю ресницами и часто моргаю, отгоняя наваждение. Но он не исчезает. Жестом приглашает меня сесть напротив, и я подчиняюсь. – Витальевич, - поспешно добавляю, но не успеваю скрыть теплую улыбку. Рада ему, как старому знакомому. – Не ожидала увидеть вас на посту. Вы же в декретном отпуске и не принимаете пациентов. Или я ошибаюсь?

Усмехнувшись, закидываю ногу на ногу и складываю ладони на колене. Продолжаю изучать обновленного Гордея – и с каждой секундой он все больше мне нравится.

Может, ему не мешало бы вернуться к медицинской практике? Отвлечься, посвятить себя людям… Все лучше, чем ковыряться в собственных ранах и медленно умирать.

- Все верно, - подается вперед, сцепив кисти в замок. Мы становимся чуть ближе. – Я пока не работаю. Но тебя решил принять лично. Это разовая акция, - заканчивает с хрипотцой.

- Папа попросил, ведь так? – мгновенно догадываюсь, закатывая глаза и тихо посмеиваясь.

- Не буду лукавить и выкручиваться, - на выдохе выдает Одинцов. Скупая улыбка трогает его сжатые, напряженные губы. – Егор Натанович переживает за тебя.

- О-о, я в курсе, - обреченно тяну. – Надеюсь, хоть вы сможете его убедить, что в ближайшее время я умирать не планирую…

- Не говори так, - жестко перебивает меня, мгновенно помрачнев. - Даже в шутку, - хмуро смотрит на меня исподлобья.

На миг потеряв дар речи от пронизывающего взора платиновых глаз, я лишь могу качнуть головой. Чувствую, как учащается дыхание, смахиваю испарину с виска, провожу пальцами по вырезу блузки.

- Душно, - импульсивно жалуюсь.

- Ты чего так запыхалась? – молниеносно меняет тон и настроение. Согревает душу неожиданной заботой. – Вроде бы, про ЭКГ с нагрузкой речи не было, - иронично хмыкает, хотя вид у него серьезный и взволнованный.

Одинцов протягивает руку к моему запястью и, сдвинув серебряные часики, нащупывает большим пальцем пульс. Мысленно считает частоту ударов, поглядывая на секундную стрелку.

- Спешила, - чуть слышно признаюсь, когда он убирает ладонь.

Пройдясь взглядом по гравировке на часах «Любимой доченьке», по-доброму ухмыляется, но тут же прячется в панцирь. Резко подскакивает с места, открывает окно, впуская в кабинет свежий воздух, который я жадно глотаю. Подавившись кислородом, надрывно кашляю. Да что со мной сегодня?

Покосившись на меня, Одинцов наливает мне немного воды из кулера – и ставит на стол бумажный стаканчик.

- Посиди немного, отдышись, - приказывает, откидываясь на спинку кресла.

Стараясь не смотреть на него, прячу смущенную улыбку в стакане. Потихоньку цежу воду, привожу мысли в порядок, выравниваю дыхание. Мое взбесившееся сердце постепенно успокаивается, пульс замедляется, жар отливает от щек. Все это время Гордей молча наблюдает за мной, будто собирает анамнез.

Еще минута – и я сама поверю, что безнадежно больна. Поэтому выпрямляюсь, вскидываю подбородок, всем своим видом показывая, что я готова к началу осмотра.

Пытаюсь абстрагироваться.

Он всего лишь врач, а я его пациентка.

Но что-то ломается в этой цепочке... Попадается бракованное звено, вызывая у меня острую внутреннюю реакцию на вполне уместную и адекватную ситуации команду:

- Так, хорошо. Иди за ширму и раздевайся по пояс.

- Будете снимать кардиограмму? Сейчас? – в панике, внезапно затмившей разум, штурмую Одинцова глупыми вопросами. - Лично?

Прикусываю язык, но поздно. Гордей расслышал каждое слово, тонко уловив мое волнение. Он удивленно выгибает бровь, отрываясь от медицинской карты, которую я в тумане положила на стол перед ним, и исподлобья изучает меня.

- Да, разумеется, сразу и расшифрую, - спокойно отвечает, равнодушно пройдясь по мне холодным взглядом. - Какие-то проблемы? – хмурится с тенью недовольства. - Ты не доверяешь мне?

- Нет, все в порядке, - совладав с собой, опираюсь ладонями о край стола и поспешно поднимаюсь. – Я… скоро, - добавляю осипшим голосом и прячу лицо, покрывшееся предательским румянцем.

От ширмы меня отделяют буквально несколько шагов, но этот путь представляется мне бесконечным. Неловко одергиваю приталенный пиджак, сжимаю пальцами единственную пуговицу, которая держит его на талии. Вместо того чтобы расстегнуть, я хватаюсь за нее, как за спасательный круг.

Нельзя же так, Вика! Что за неадекватная реакция на доктора?

Это не первый кардиолог в моей жизни, но почему-то именно в нем я вижу, прежде всего, мужчину. Смущаюсь, как девчонка.

- Виктория, в кабинете врача нет места стеснению, - укоризненно доносится мне вслед, и я чуть не налетаю на перекладину, чудом успеваю схватиться за нее рукой, избежав позорного падения. Ширма отзывается легкой вибрацией, а Одинцов продолжает вещать морозным тоном: - Мы существа бесполые. Тебе ли не знать, сама медик.

- Я с детьми работаю, - пробубнив себе под нос, скрываюсь от цепкого взгляда, что буравит мою спину.

Процедуру я знаю в совершенстве, так что без проблем выполняю привычные действия, отточенные до автоматизма. Скидываю пиджак, избавляюсь от блузки и бюстгальтера. Аккуратно складываю вещи на небольшой пуфик. Сверху оставляю все украшения. Подкатываю узкие костюмные брюки…

Выпрямившись, застываю. Не решаюсь появиться перед Гордеем в таком виде. Ему плевать, а мне... нет.

- Соберись же, Вика! – сдавленно приказываю себе, а ватные ноги не слушаются.

В кабинете сохранена комфортная температура, но моя кожа все равно покрывается мурашками, когда Одинцов сам заходит за ширму. Стою недвижимо, как статуя, и даже не дышу, пока он уверенно шагает ко мне. Останавливается напротив. Лицо каменное, без намека на эмоции, движения механические, голос стальной и твердый. Не только потому что Гордей профессионал, это само собой разумеется, - он еще и меня не воспринимает как женщину. Я тоже не должна ничего к нему испытывать, но… Какого черта!

- Аускультация сердца, - коротко предупреждает, хотя я и сама в курсе.

Сгребает в охапку мой густой, тяжелый хвост и перекидывает волосы с плеча за спину, полностью обнажая меня спереди. Прижимает теплые пальцы к шее, нащупав артерию, а свободной рукой стискивает головку стетоскопа, предварительно согревая ее, будто собирается слушать испуганного ребенка. Прикладывает к моей груди, находя нужную точку, и я неосознанно вздрагиваю.

- Дыши спокойнее, - просит мягче.

Прикрываю глаза, чтобы не видеть кардиолога. Обещаю себе, что это первый и последний прием у Одинцова. Ноги моей больше не будет в его клинике! От этой мысли становится немного легче.

- Теперь на кушетку, - хрипловато шелестит над самым ухом, - я тебя подключу.

Жар мужских рук покидает мое напряженное тело. Поднимаю ресницы - и вижу лишь его спину, стремительно отдаляющуюся от меня. Полы халата развеваются, как плащ супергероя, когда Гордей вылетает из-за ширмы, оставляя меня одну.

Глубоко дышу, восстанавливая ритм, и не спеша плетусь за ним. Прохожу мимо, в то время как он, склонившись за столом, что-то лихорадочно записывает размашистым почерком. В мою сторону не смотрит, избавляя меня от неуместного стыда.