Маленькая опера - Сэ Слава

– Удивительно. Трёх минут не говорит, а мне уже хочется ему врезать! – удивился Макс.

Арнольд, наоборот, не прочь был обрести новую профессию. Врач, плотник, пожарный, администратор и вышибала, он считал, что учиться никогда не поздно. Он поднял руку и подтвердил голосом:

– Я – за!

– Прекрасно! – обрадовался Бено. – Первый участник! Какие драматические амплуа вам ближе?

– В этом заведении я гинеколог. И пожарный. И вышибала. И дворник.

– А в музыкальном плане?

– Могу мести, тушить, лечить и вышибать под музыку.

– Понятно. Добро пожаловать! Кто ещё?

Макс подошёл близко, заглянул дирижёру в глаза, как заглядывают в тёмный скворечник.

– Уважаемый, здесь бордель! Когда эти женщины открывают рот, то виден асфальт!

– Фу, как грубо! – фыркнула Моника и бросила в Макса солонку. Тот увернулся.

– Хорошо, не асфальт. Ландыши и гиацинты! Вот эти картины на стенах, это похоже на оперу?

Бено улыбнулся.

– Дорогой друг. Я прекрасно отличаю вертеп от театра. Но я – Бенедект Фарнезе! В моих руках любой бордель станет театром! Короче. Завтра в десять, здесь же. Я принесу ноты. На сегодня достаточно, общение с идиотами быстро меня утомляет. Успешной вам работы!

Дирижёр был чем-то недоволен, хотя его даже не побили. Лишь только ушёл, Моника ударилась в воспоминания:

– А я в школьном хоре пела. Пока не залетела от завуча. Интересное было время!

* * *

Сострадательная Берта, хоть и выступала против постановки, выделила дирижёру комнату. Она вообще была сострадательным человеком. Покуда дело не касалось денег, конечно. Раз пьяный офицер стал лапать Герду как-то невежливо, особенно грубо. Девушка врезала кавалеру бутылкой. Офицер упал. Лёжа на полу, он вдруг засомневался, ухаживать ли ему дальше.

– Правильно, нахалов надо учить! – поддержала работницу Берта.

– Да! – крикнула Герда. – Пусть не думает, что за двадцать марок можно позволять себе грубости!

– Стоять! – скомандовала Берта. – Двадцать марок? Немедленно вернулась и попросила прощения у господина – кто он там? – майора! И сделала его счастливым! Через час зайду, проверю.

Герда в ответ фыркнула.

– Считаю до трёх, уже два, – сказала мамаша.

Танцовщица дёрнула плечиком, вздёрнула носик, скрестила ручки и сделала ещё десяток жестов, означающих крайнюю степень раздражения. Берта в ответ подбоченилась – и тем победила.

Девушка вернулась к пьяному майору. Улыбнулась дежурно, как кассир в гастрономе.

– Меня зовут Герда, в этот вечер я буду вашим ангелочком. Следуйте за мной. Можете ползком, если вам так удобней.

В другие, не связанные с деньгами моменты, Берта утверждала, что Герда ей как дочь. Показывала при этом руками довольно крупного младенца и всхлипывала.

* * *

Иногда Макс не выходил к началу программы. Зрители шумели, участники топтались в кулисах, шоу не начиналось. Берта говорила:

– Кажется, опять!

Дальше история развивалась по одному сценарию. Арнольд хватался за голову, бежал в комнату комика. Заставал того лежащим на диване, в халате, с картинно запрокинутой головой.

– О, нет, только не депрессия! – говорил администратор.

– Не шуми! Нельзя шуметь в комнате умирающего!

– А не хочешь ли пойти и умереть на сцене, при полном зале? Это ли не мечта артиста!

– Нет! Там я никому не нужен! Впрочем, как и здесь! – отвечал Макс.

Арнольд присаживался на край дивана и гладил ипохондрика по руке.

– Ну расскажи, что случилось.

– Мой талант меня покинул!

– Это невозможно!

– Вот задай тему для шутки!

– Венеция и гондольеры!

Даже ребёнок смог бы пошутить о гондольерах. Арнольд смотрел умирающему в рот, готовый хохотать и падать со стула. Но Макс лежал неподвижно, потом начинал рыдать вдруг, без предварительных даже всхлипов.

– Мой мозг мне не повинуется!

Комедиант зарывался в подушки, его плечи сотрясались. Арнольд гладил артиста теперь по спине.

– Такой большой мальчик, а плачет. Нехорошо!

Тут распахивалась дверь, заглядывала Берта.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Ну?

Арнольд разводил руками:

– Сегодня его покинул талант!

– А в прошлый раз что было?

– В прошлый раз ретроградный Марс в Стрельце. И это не метафора.

Берта входила вся и поднимала Макса за воротник.

– Послушай, сучка крашеная, – говорила хозяйка, позёвывая. – Если я потеряю хоть одного клиента, ты до смерти будешь ссаться зелёными чернилами! Ты будешь вздрагивать от шагов в коридоре! Люди при встрече с тобой станут лысеть от ужаса! Я из тебя глаз высосу! Понял?

Макс прекращал рыдания, мелко кивал.

– А теперь собрал сопли, пошёл и очаровал наших гостей. И если хоть один не рассмеётся!!! – Берта показывала комику кулак.

Максу сразу становилось лучше. Он поднимался на ноги, сбрасывал халат, оказывался в надетом уже концертном костюме.

– Как моё лицо?

– Ты великолепен!

Макс выбегал вон.

– У тебя дар руководителя, – восхищался Арнольд.

– Я училась психологии у доктора Фрейда. Почти месяц. Потом он попросил меня вернуться в Голландию, а сам пообещал никогда сюда не приезжать. Во избежание конкуренции. После войны я открою клинику на базе борделя. На втором этаже, где сейчас садомазо. Ты не представляешь, сколько неврозов будет после войны. Золотое дно!

– Открой клинику сейчас. Мы все уже слегка нервные.

– Нельзя. У немцев сверхкомпенсация чувства неполноценности на почве зависти к пенису фюрера. Примерно за это они и расстреливают психоаналитиков.

– Чего?

– Ты не поймёшь. Это тебе не проституток спиртом протирать. Наука! Ну, пойдём, поржём. Макс уже начал.

* * *

Бено не знал отчего задержали шоу. Видел только как прибежал сияющий комик. Никто в зале и не подумал бы, что этот весёлый человек минуту назад лежал на пороге смерти.

– Привет, привет, мои бравые рыцари! Меня зовут Макс Лурье, я – ваше счастье!

Пьяный лейтенант крикнул из толпы:

– Иди в задницу!

– Поднимайся на сцену, я трахну тебя черенком от лопаты так, как это делали с тобой твои саксонские родители! – дерзко ответил конферансье.

В зале зашумели, друзья лейтенанта пытались остановить убийство.

* * *

– Пупсики мои! – обратился ведущий к военным. – Я знаю об армии всё! Это место, где спишь в обнимку с мужиками и всё равно не гомик!

– Шутить об армии просто. Многие генералы очень смешно шутят, несмотря на отсутствие мозга. Знаете, признаки современного солдата на восточном фронте? Седые волосы, вытаращенные глаза и умение гадить под таким давлением, что перелетаешь из своего окопа в соседний! Секрет наших военных успехов прост – родной командир значительно страшнее вражеского танка!

Из зала крикнули:

– А почему в армии нет женщин?

– Они не умеют одеваться, пока горит спичка! А ещё они забирают себе все колечки с гранат.

– Сам-то где служил?

– Помню только, что дело было в сапогах. Остальное отбили сержанты, чтоб не разболтал.

– Расскажи про собак в армии!

– Немецкие овчарки бьют других собак за то, что те не служили.

– А про артиллерию?

– Настоящий артиллерист, когда чихает, то откатывается на три метра назад. А когда на него орёт жена, артиллерист по привычке открывает рот.

– А как воюют французы?

– Французский солдат в 13 лет заканчивает школу, в 16 университет, в 18 становится художником, а потом 10 лет прячется от армии в лесу.

– А как воюют американцы?

– Однажды американцы высадились на японский остров. Сержант инструктирует бойцов. Говорит: «В воде бойтесь акул. На берегу не наступите на змею. Ягоды на острове отравлены. Воду не пейте, в ней лихорадка. В зарослях прячутся тигры и ядовитые пауки. Всё понятно? В атаку!»

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Рядовой спрашивает:

– Скажите, сэр, нам точно нужен этот остров?