Поэзия Латинской Америки - Антология

Осенние стихи

Перевод М. Квятковской

Даже дума моя о тебе, словно запах цветка, драгоценна;Взор твой, темный от нежности, нехотя сводит с ума;Под твоими босыми ногами еще не растаяла пена,И улыбкой твоей улыбается радость сама.

В том и прелесть летучей любви, что ее обаяние кратко,Равный срок назначает и счастью она, и тоске.Час назад я чертил на снегу чье-то милое имя украдкой,Лишь минуту назад о любви я писал на песке.

В тополиной аллее беснуются листья в последнем веселье,Там влюбленные пары проходят, грустны и легки.В чаше осени ясной на дне оседает туманное зелье,В это зелье, весна, опадут твоих роз лепестки.

Колумбу

Перевод Г. Шмакова

Адмирал, посмотри на свою чаровницу,на Америку, перл твоей дерзкой мечты,как, терзая, сжигает ее огневица,исказив смертной мукой простые черты.

Нынче в сердце Америки — дух разрушенья,там, где жили по-братски ее племена,что ни день закипают меж ними сраженья,за кровавым застольем пирует война.

Истукан во плотя восседает на троне,истуканов из камня повергнув во прах,и заря поутру в золотистой коронеосвещает лишь трупы да пепел в полях.

Как мы рьяно закон учреждали повсюдупод победные рокоты пушек вдали!Но увы! Снова с Каином дружит Иуда:правят черные нами опять короли.

Наша губы испанцев с индейским разрезом,сок французский тянули вы, словно нектар,чтоб без устала петь каждый день «Марсельезу»,чтоб потом запылал «Карманьолы» пожар.

Вероломно тщеславье, как бурные реки, —потому и втоптали свободы мы в грязь!Так бы касики не поступили вовеки,сохраняя с природой священную связь.

Они были горды, прямодушны, угрюмы,щеголяли в уборах из перьев цветных…Где же Атауальпы и Моктесумы?Нам бы, белым, теперь поучаться у них.

Заронивши во чрево Америки дикойгорделивое семя испанских бойцов,сочеталась Кастилия мощью великойс мощью наших охотников и мудрецов.

Было б лучше стократ, если б парус твой белыйникогда не возник над пучиной зыбей,и не видели б звезды твоей каравеллы,За собою приведшей косяк кораблей.

Как пугались тебя наши древние горы,прежде знавшие только индейцев одних,тех, что, стрелами полня лесные просторы,поражали бизонов и кондоров злых.

Хотя варварский вождь их тебе был в новинку,он намного отважней твоих молодцов,что глумились, как звери, над мумией Инков,под колеса бесстыдно толкали жрецов.

Ты пришел к нам с крестом на трепещущем стяге,ты закон насаждал — он, увы, посрамлен,и коверкает нынче писец на бумагетот язык, что прославил навек Кальдерон.

Твой Христос на панели — он слабый и грустный!У Вараввы ж веселье и буйствует пир,стонут люди в Паленке и плачутся в Кускоот чудовищ, надевших военный мундир.

Упованья разметаны, кровью залиты!Мятежей и бесчинств закипающий вал,мук жестоких юдоль — мир, тобою открытый,так молись о спасенье его, адмирал!

Vesper[49]

Перевод Э. Линецкой

Покой, покой… И, причастившись тайнвечерних, город золотой безмолвен.Похож на дароносицу собор,сплетаются лазурной вязью волны,как в Требнике заглавных букв узор,а паруса рыбачьи треугольныи белизной подчеркнутой своейслепят глаза и режут их до боли,и даль полна призывом — «Одиссей!» —в нем запах трав и горький привкус соли.

Маргарите Дебайль[50]

Перевод О. Савича

Маргарита, море все синей.Ветра крыльяспят средь апельсиновых ветвейсном бессилья.Слышу: в сердце — будто соловей.Уж не ты ли?Посвящаю юности твоейэту быль я.

У царя — дворец лучистый,весь из нежных жемчугов,для жары — шатер тенистый,стадо целое слонов,

мантия из горностая,кравчие, пажи, шутыи принцесса молодая,и не злая,и простая,и красивая, как ты.

Ночью звездочка зарделасьнад уснувшею землей,и принцессе захотелосьпринести ее домой,

чтоб сплести себе прелестныйвенчик для блестящих косиз стихов, звезды небесной,перьев, жемчуга и роз.

У принцесс и у поэтовмного общего с тобой:бродят в поисках букетов,бредят дальнею звездой.

И пошла пешком принцессапо земле и по воде,по горам, по гребню леса,к распустившейся звезде.

Смотрят ласково светила,но большая в том вина,что у папы не спросилапозволения она.

Из садов господних к няневозвратилась в отчий домвся в заоблачном сиянье,будто в платье голубом.

Царь сказал ей: «Что с тобою?Удивителен твой вид.Где была и что такоена груди твоей горит?»

Лгать принцесса не умела,лгать — не дело для принцесс.«Сорвала звезду я смелов темной синеве небес».

«Неба нам нельзя касаться,говорил я сколько раз!Это прихоть! Святотатство!Бог рассердятся на нас!»

«В путь далекий под луноюя пустилась не со зла,ветер взял меня с собою,и звезду я сорвала».

Царь рассержен: «Марш в дорогу!Кару тотчас понесешьи похищенное богуты немедленно вернешь!»

Плачет девочка в печали:лучшую отдать из роз!Вдруг является из дали,улыбаясь, сам Христос:

«Царь, оставь свои угрозы,сам я отдал розу ей.Посадил я эти розыдля мечтательных детей».

Царь корону надеваети, не тратя лишних слов,вывести повелеваетна парад пятьсот слонов.

Так принцессе той прелестнойподарил венок Христосиз стихов, звезды небесной,перьев, жемчуга и роз.

Маргарита, море все синей.Ветра крыльяспят меж апельсиновых ветвейсном бессилья.

Ты увидишь блеск иных светил,но, бродя и взрослою по свету,помни, что тебе я посвятилсказку эту.

Андалусские напевы

Перевод А. Голембы

Я на отмели свое имяувидал и его не стер:пусть, несомо волнами морскими,уплывет в голубой простор.

Но не надо твердить, что печалиисцеляет крутая волна;как принцессу ни утешали,а принцесса осталась грустна!

Вознеси свой бокал Офира[51]в дым кадильниц, в лазурь, в синеву!«Надо плавать по волнам мира»,надо жить — вот я и живу.

Жизнь моя, ты идешь откуда?Жизнь моя, ты идешь куда?Рану в сердце вовек не забуду,не забуду о ней никогда!

Все ты понял, друг, и постиг,но тоски ты не переспоришь:будут вечными соль и горечьна горячих устах твоих!

Задремала в лесу Филомела,а о чем был напев ее?В этой жизни лишь раз пропелосердце трепетное твое!

Море, море, мираж, виденьебогоравной хмельной красоты!Не узнал в тот далекий день я,что меня позабудешь ты!

Устремясь к твоим горьким далям,мне река проворчала в страхе:«Быть Дарио или Дебайлем —все равно что постричься в монахи».

Есть ли что на свете чудеснейи свежее, чем утро мая?Как зовут, скажи, тебя, песня?— Меня? Маргарита Локайо!

И со мной моя воля — отрада,и строптивых ветров семья,да еще морехода Синдбадакрутобокая чудо-ладья.

Печально…