Четыре писаки - Владимир Евгеньевич Бородин

сам Хенри долго мучился кровавыми кошмарами после казни Анны. А мне, после мистической смерти Линды, кажется, что она смотрит на меня из-за каждого угла… Страшно… Присутствие в комнате кого-то невидимого всегда пугает…

– Ведь смерть её была нереальной. Она мистична. Ну кто бы мог отрубить ей голову? – подыграл ему Айзек.

– Вы имеете в виду Линду?

– Да, конечно, во времена Генриха было иначе.

– В самом деле, кто бы мог отрубить Линде голову в наше время? Постойте! Я понял! Линда – это перевоплощённая Анна! Ведь только этим можно объяснить отделение её головы от тела! Это же астральная смерть! Не настоящая! Наша Линда жива! Её нельзя хоронить! Надо срочно сказать всем! – Дастин буквально кричал.

– Успокойтесь, я обещаю передать Ваши слова полиции, – уверял Эрон.

В это время к заключённым вошёл офицер и заявил, что все будут очень скоро освобождены, поскольку мисс Мелани Дигби дала показания против мистера Мэйсона Дигби. Якобы она лично видела, что её брат отрубил голову мисс Линде Хатчинсон. Все были шокированы таким заявлением и только тогда заметили, что Мелани уже давно нет рядом с ними.

– Ну и дурак же ты, Мэйсон, – рассмеялся Айзек. – При всех твоих причудах, такого от тебя не ожидал.

– Это досадное недоразумение. Зачем бы мне её было убивать? Какой вздор. Сестрёнка хочет моих денег, вот и бесится, – с удивительным спокойствием ответил Дигби.

– Слишком много совпадений, мой мальчик, – усмехнулся Энди.

– Мой адвокат докажет мою невиновность, – совершенно хладнокровно произнёс Мэйсон.

– Hora est – час настал, пришло время. И мне искренне тебя жаль, – сказал Айзек.

– Ты что, латынь изучал? – спросил Энди.

– Мой прадед по материнской линии был одним из первых эсперантистов в Америке. А ведь тогда верили, что эсперанто породит новую религию, которая осчастливит весь мир. Таким образом, средиземноморские наречия мне не чужды.

В помещение вошёл дежурный и пригласил мистера Хоумера на выход, рассыпаясь в извинениях. Энди кивнул Айзеку:

– До скорой встречи.

Энди ушёл, а через минут двадцать явился знакомый офицер, сухо извинился за причинённые неудобства, и заявил, что все свободны за исключением мистера Дигби. Мэйсон начал вяло возмущаться, но тут Айзек подошёл к офицеру и сказал, что собирается сделать заявление с глазу на глаз. Полицейский согласился с явным раздражением в голосе и отменил пока разрешение покинуть участок. Эрон высказал свои умозаключения по поводу вины Рафлсона, страдающего раздвоением личности.

– Ну и что же здесь убедительного? Не забывайте, что Вы можете обвинить невинного! – вяло среагировал офицер.

– Рафлсон сказал, что это астральная смерть, не настоящая, а Линда жива. Это уже позволяет делать выводы. Для него Линда это некое сексуальное воплощение Анны Болейн. Вся ситуация и возбудила какое-то смутное, индуцирующее начало в дебрях его подсознания, принимая всё более чудовищные, уродливые формы. Но Линда не выказывает расположение неприглядному Рафлсону. В этом случае, выходит, что она оскорбляет самого короля. С этого момента Линда-Анна подлежит казни и иного выхода у Дастина-Хенри быть не может – замкнутый круг. Подобное возможно в особых случаях шизофрении, если я не ошибаюсь, – уточнил Айзек. – Наконец, он решает, что казнь должна свершиться именно сейчас, несмотря на множество людей поблизости. Но не исключаю, что он находился под постоянным действием сильных наркотиков.

– Он сам может подтвердить это ещё раз для протокола?

– Вряд ли он станет с вами откровенничать так, как вышло со мной. Он может испугаться. Но он – маньяк, а не расчётливый убийца.

– Что же – похоже на истину… – протянул эксперт.

– Если, конечно, дающий показания не заинтересован лично. Вы имеете ещё что-то сказать? – офицер вскинул на Эрона раздражённо выпученные, из-под густых бровей, глаза.

– А вы бы осмотрели одежду его на предмет пятен крови, – предложил Айзек. – Я заметил, что под конец вечеринки он закатал рукава своей рубашки, хотя и спускалась ночная прохлада. Более того, на нём была джинсовая безрукавка, которая куда-то исчезла. А с наступлением ночи, в одной рубашке, становилось слишком холодно.

Одежда Дастина была тщательно изучена и обнаружены свежие пятна крови, малозаметные на тёмных джинсах. Когда Рафлсона заставили раскатать рукава рубашки, манжеты оказались в красно-бурых пятнах. Наконец, в кармане у него был найден носовой платок весь измазанный в крови, который он использовал, чтобы держать рукоять резака. Для полноты картины осмотрели одежду Мэйсона и не обнаружили на ней никаких следов крови. К этому времени, помощник эксперта, который оставался на крыше отеля для фотографирования и измерения положения мёртвых тел, прибыл с безрукавкой Дастина, найденной в мусорном баке. На видном месте она была заляпана кровью.

Когда, лишь к полудню, освободившиеся Эрон и оба Дигби возвращались из отеля, Айзек сказал:

– Как жаль, что убийцей оказался не ты, Мэйсон. Чем-то приятен мне этот романтичный Дастин.

– Полностью разделяю твоё чувство, – отозвалась Мелани.

– Какое же ты алчное чудовище, сестрица! – возмутился Мэйсон впервые в жизни. – Гольный цинизм. Какое равнодушие во взгляде сестры, обрекающей невинного брата!

– Одно могу сказать: Дастин был, вне сомнения, самым способным писателем из нас четверых, включая тебя, Мэйсон, ведь ты не способен написать ничего сносного, – рассуждал Айзек.

– А ты читал написанное мною? – огрызнулся Мэйсон.

– Нет, и не стану под дулом кольта.

– И правильно – одно занудство. Что бы он не написал, получается руководство по здоровому питанию, – рассмеялась Мелани.

– А разве придурок Десмонд мог написать что-нибудь стоящее? – продолжил Айзек. – Конечно нет. Честно говоря, и я не смог по сей день написать то, на что стоило бы потратить время. Остаётся Дастин, из всех четырёх писак – человек с воображением.

Примечания

1

В ряде стран до 1990-х годов пиво «Корона» почему-то считалось напитком для гомосексуалистов. В Мексике об этом большинство и не предполагало.