Уникальный роман - Милорад Павич

Первая часть отчета, который по требованию суда предоставил Александр Клозевиц

(Фонозапись № 1)

По требованию судебных следователей и господина старшего следователя Эугена Строса я, Александр Клозевиц, торговец-астролог и владелец предприятия «SYMPTOM HOUSE. А. & S. K. Сделки с движимостью», полностью осознавая свою моральную, профессиональную и материальную ответственность, заявляю следующее:

Мне было выдвинуто требование реконструировать, пересказать и проанализировать для нужд следствия два сна, которые приснились покойному господину Дистели, оперному певцу, и покойной госпоже Маркезине Андросович-Лемпицкой в тот год, когда они были убиты, а также незадолго до этого и вскоре после этого. Такой отчет об этих снах в виде двух фонозаписей я и представляю следственным органам, предваряя его некоторыми комментариями.

«В глубинной психологии установление контекста конкретного сна представляет собой простую, практически механическую, задачу, имеющую всего лишь подготовительное значение. Дальнейшее воссоздание некоего читаемого текста, другими словами, действительная интерпретация сна, как правило, является задачей гораздо более сложной. Это предполагает наличие способности к психологическому отождествлению, способности комбинировать, интуиции, знание мира и людей и прежде всего наличие специфических знаний, среди которых особо и прежде всего важно расширенное знание вещей и определенные „разумные способности сердца“ (Helmut Hark. «Lexicon Jüngscher Grundbegriffe»).

Кроме того, я с трудом представляю себе, чтобы можно было словами адекватно передать то, что во сне происходит нелинейно и не на уровне языка, а разветвлено (так же, как и в мыслях человека) в разных направлениях и выражается, условно говоря, на уровне чувств и с помощью метафорического языка. Сон не живет в языковом растворе, он парит в свободном вневременном пространстве, а стоит его преобразовать в язык или запись, как он теряет объем и вытягивается в длину. И в таком случае начинает казаться, что такой сон длился гораздо дольше, чем это было на самом деле. Эти два сна, которые в моем отчете описаны на нескольких страницах, промелькнули за несколько секунд каждый. Сон, так же как и страх, проникает в глубину и в ширину, но не в длину.

Тем не менее предлагаю вниманию господина старшего следователя Строса и судебных следователей эту попытку пересказать и первый, и второй сон в надежде, что это поможет пролить свет на обстоятельства дела и послужит торжеству правосудия и справедливости. Сделать что-то большее не в моей власти.

Наконец, хотел бы заметить, что сон Дистели произвел на меня такое впечатление, что я склонен признать, что он действительно побывал в начале XIX века и воспринимал мир вокруг себя как реальную действительность, словно он видел этот мир не своими глазами, а глазами Пушкина. Кроме того, в этом сне Дистели пережил не менее пяти различных видов страха, ввиду чего и весь сон делится на «страхи», как на главы.

Сон покойного оперного певца господина Матеуса Дистели о смерти Пушкина

(как и насколько смог восстановить и описать его А. С. Клозевиц)

Во сне господина оперного певца Матеуса Дистели Александр Сергеевич Пушкин появился как низкорослый, очень лохматый и худой человек. Дистели его не узнал, но откуда-то понял, что это Пушкин, как только тот подошел к окну и произвел одно из древнейших магических действий знака Венеры, поцеловав несколько раз ноготь на большом пальце, на который был надет крупный перстень с печаткой. На дворе была ненастная ночь, и картина метели вызвала в поэте круговерть стихов:

Буря мглою небо кроет,Вихри снежные крутя,То как зверь она завоет,То заплачет, как дитя…

В окне было еще одно, маленькое, окошко, которое называется «форточка», и Пушкин его открыл. В комнату повалил снег.

Тогда Александр Сергеевич уселся в кресло. Рядом с ним, на диване, спала огромная белая борзая собака, красавец пес с золотистой головой, а прямо перед ним на стене висел портрет прадеда в офицерской форме времен Петра Великого. Прадед был темнокож, с почти черным лицом, он носил серебряный парик и саблю под мышкой. Пушкин обратился к нему с вопросом:

– Как заставить злого духа войти в комнату? Как вынудить его отвечать на мои вопросы? Какая магия заставит его открыть мне мое будущее?

На картине рядом с левой рукой прадеда лежала стопка книг, а под ними нечто, что почти стерлось и в чем с трудом можно было распознать какой-то темный предмет. Пальцы прадеда опирались на книги и на этот непонятный предмет, словно указывая на них. Словно это был уже давно приготовленный ответ на вопрос Пушкина. Александр Сергеевич, однако, прекрасно знал, чтó это за предмет, потому что он все еще находился в родительском доме, причем на том же самом столе, на котором его изобразил художник сотню лет назад. Это была шкатулка прадеда Пушкина, обтянутая кожей с металлическими заклепками. Александр Сергеевич взял шкатулку и открыл ее. Внутри лежали три иглы для колдовства вуду и кошелек с давно вышедшими из обращения старыми монетами разных царств и империй. Эти монеты тоже использовались для магических действий.

Открывая шкатулку, Александр Сергеевич вспомнил легенды о прадеде и его африканском происхождении, которое в роду Пушкиных давало о себе знать из поколения в поколение. Вспомнил он и рассказ о том, что магические иглы из Африки в Россию привез, спрятав их в волосах, его дед, после того как его, еще мальчиком, захватили работорговцы и продали в Царьграде некоему графу Савве Владиславовичу Рагузинскому. Граф и сам был не чужд магии, причем именно той, которая использует старинные монеты. Мальчика он решил купить за любые деньги, после того как разглядел в его волосах волшебные иглы. Он привез маленького черного раба в Россию и подарил Петру Великому, который дал тому имя Абрам Петрович Ганнибал, выучил в военных училищах на офицера и женил на русской дворянке…

«Если хочешь узнать о себе правду, – говорил Ганнибал, и слова эти в семействе Пушкина не забывали, – знай, что открыть ее тебе может только враг. Если сумеешь его заставить. А именно этому и служат иглы…»

– Кто самый большой враг человека? – продолжал задавать вопросы Пушкин, и сам тут же нашел ответ: несомненно, это дьявол. Следовательно, именно его нужно призвать с помощью игл и заставить открыть будущее. Но как распознать дьявола? Как убедиться в том, что ты призвал именно его, а не кого-то другого, кто дьявола отродясь не видал? Значит, сначала нужно проверить и только затем задавать интересующий вопрос… Значит, должно быть известно, что на самом деле представляет собой дьявол и как его узнать. В народе говорят, что люди видят дьявола, а дьявол – Бога. Кроме того, есть мнение, что слезы у нечестивого несоленые. Что он всегда сначала солит, а потом ест. У него прекрасный нюх, и свою жертву он может унюхать за много километров. И еще одно, может быть самое важное, обстоятельство. Дьявол ест так же, как и люди, но ничего не может переварить. Если он выпьет красного токайского, то вместо мочи извергнет из себя то же самое красное токайское. Если съест рыбу, проглотив ее целиком, она выйдет из его организма непереваренной и нетронутой, так что хоть снова на стол подавай. Происходит это потому, что только дьявол не участвует в общем всемирном обмене материи…

Вот такие картины и воспоминания кружились в голове Александра Сергеевича, которому было хорошо известно, что монеты в кошельке графа Рагузинского и иглы прадеда не случайно оказались в сундучке вместе.

– Ну так перейдем к делу. Надеюсь, что иглы моего прадеда Ганнибала все еще действуют, если применить их вместе со старыми деньжатами графа Рагузинского. Немного африканской магии Абрама Петровича Ганнибала и немного балканской магии графа Саввы Рагузинского мне не помешает. Но важно кое о чем не забыть. У меня такие же волосы, как у прадеда. Настоящие африканские волосы. И чтобы его иглы меня узнали, назову им пароль…

И Александр Сергеевич отрезал одну из своих кудрявых прядей и бросил ее в шкатулку. Потом позвал какую-то Арину Родионовну и приказал принести из кухни трех тряпичных кукол в широких юбках, которыми во время еды накрывают чайник, миску с пирожками или вареными яйцами, чтобы они не остыли…

Когда куклы были принесены, оказалось, что одна из них – это монах с седой бородой, в широкой мантии, перетянутой черным шнурком, вторая – барышня в красной юбке с кринолином и волосами из мочала, а третья – богатырь в мундире, расшитом золотыми шнурами, и с генеральскими эполетами, перепоясанный саблей.