Невидимые бои - Иосиф Лоркиш

— И Воронову пора уже занимать свое место, — сказал Поляков под конец. — Голов ему поможет. За дело!

— Будет порядок, — уверенно откликнулся Озолинь.

Глава 8

Зинаида Петровна Голосницына продолжала работать в госпитале. В феврале всем работникам были выданы новые удостоверения личности. О похищенных документах никакого разговора не было. Видимо, Гуляев не хватился их, и Голосницына считала себя вне опасности.

Волновало другое: Анатолий обещал, что весной обязательно будет здесь, в городе, и только в крайнем случае с ней свяжется другой агент, которому она передаст сведения. За это время Зинаида успела собрать интересный материал о положении в Ленинграде, о госпиталях; с огромным трудом сфотографировала стоящие на Неве корабли Балтийского флота и некоторые построенные в городе оборонные сооружения, а также расположение огневых точек уличной обороны и проявила две эти пленки. Дважды она встречалась с Валентином Евдокимовым, который помимо сведений о продукции номерного завода подготовил схему расположения его цехов.

«Скорее бы сдать пленки и сведения, — думала Голосницына. — Отделаться бы. И деньги обещали подбросить, а все никого нет. Что случилось?»

Возвращение Натальи в квартиру она встретила спокойно. Доронина после болезни стала более приветливой и общительной, несколько раз даже посидела с ее знакомыми. Жизнь — она ломает слишком гордых, а голод не шутка.

Голосницына ждала… В последних числах апреля, в сумерках, позвонили по телефону. А потом явился командир с капитанской шпалой в петлицах. Он назвал пароль и отрекомендовался Николаем Андреевичем, приятелем Анатолия Федоровича. Затем передал ей небольшую фотографию мужа, на обороте которой Зина, когда Анатолий приезжал в последний раз, своей рукой написала кличку, присвоенную ему немецкой разведкой: Атлет.

Николай Андреевич поинтересовался у Голосницыной, живет ли кроме нее кто-нибудь в квартире и где сейчас находится соседка? Узнав, что Наталья Семеновна отдыхает у себя в комнате, заметил, что пока не хотел бы встречаться с ней.

Капитан держал себя корректно, сдержанно, осторожно, но чувствовалась в нем уверенность в своих силах. Поболтав минут двадцать о том о сем, словно он не был агентом абвера, а действительно пришел к ней в гости, капитан сказал, что сейчас вынужден покинуть ее: занят другим, важным делом. Но им необходимо серьезно побеседовать. Для этого нужно встретиться на другой день в двенадцать часов, здесь же, у нее на квартире.

— Вы можете освободиться от работы под благовидным предлогом?

— Что-нибудь придумаю, — улыбаясь ответила Голосницына.

В том, что навестивший ее капитан является человеком, которого она ждала, Голосницына была уверена. Его солидный вид, умный и спокойный разговор произвели на нее отличное впечатление. А что не пришел сам Анатолий, так это даже удобнее. Опять пришлось бы его прятать, как в тот раз, что-то придумывать в случае, если попадется он на глаза Дорониной.

Зинаида не скрывала от гостя своего хорошего настроения: оставляла его поужинать и даже предложила отдельную комнату для ночлега. Но он отказался, поблагодарив за внимание.

Голосницына осталась одна. Настроение у нее испортилось. Должны же они понять, что ей нужны деньги! Много денег! Очень много денег! Продукты добывать трудно, а платить за них приходится дорого. А ведь ей еще нужно угощать полезных людей.

— Ничего. Сегодня не удалось — завтра напомню!

Укладываясь спать, уже раздетая, она подошла к зеркалу и потянулась.

— А он ничего, симпатичный мужик! Пожалуй, с ним будет поинтереснее, чем с Анатолием.

…Утром следующего дня Голов доложил Воронову, что Голосницына заболела; начальник госпиталя разрешил ей несколько дней отлежаться.

Воронов вполголоса сказал:

— Каждому свое лечение: одному отлежаться, другому отсидеться. Интересно, какое лечение ей пропишет трибунал?

В квартире у Голосницыной — полная тишина. Когда Наталья уходила утром на работу, Зинаида вышла вместе с ней. Но скоро вернулась. Сняла военную форму и перебрала в шкафу платья — все не решалась, какое надеть. Остановилась на сером шерстяном. Оно ей шло.

В полдень раздался звонок. Николай Андреевич был, как и вчера, чисто выбрит, по-прежнему любезен, по-военному подтянут и спокоен.

Разглядывая его, Голосницына подумала: «Вот это школа! Настоящий разведчик!»

Николай Андреевич попросил показать ему, на всякий случай, расположение комнат, выход во двор с черного хода.

— Теперь побеседуем и кое-что уточним, — сказал Николай Андреевич. — Анатолий Федорович после большой и трудной работы отдыхает. Его наградили за выполнение задания по Ленинграду. Вам это приятно знать?

— Представляю себе, как он отдыхает, — засмеялась Голосницына. — Он так любит поволочиться за женщинами. Ну что ж, война все спишет.

— Нет-нет… Он только отдыхает. Он заслужил этот покой! — очень серьезно ответил агент.

— Как же вы устроились? Может быть, все-таки у меня…

— Нет, нет. Я нахожусь в одной воинской части под Ленинградом, и от вас не скрою, что там же мой помощник сидит с радиостанцией, так что менять явку нет смысла. Торопить с заданиями вас не буду, но меня интересует уже проделанная вами работа. Какими данными вы располагаете, что сделал Валентин Евдокимов, все ли благополучно с рацией в Ольгине? Словом, все-все…

Зинаида сообщила, что сама она с большим трудом засняла корабли, стоявшие на Неве, и оборонные сооружения в городе. С Валентином же Николай Андреевич может встретиться в любой день, даже сегодня. Если нужно, его пригласят сюда. В Ольгине чемодан с рацией находится в полной сохранности: она там побывала. Так что — «всё в ажуре».

Зинаида Петровна настояла, чтобы Николай Андреевич выпил горячего чаю, и тут же стала извиняться, что, кроме леденцов, ничего другого предложить не может. За чаем она всплакнула, жалуясь на трудную жизнь:

— Ох, если бы вы знали, как тяжело молодой женщине быть одной. Тоска! Вам, мужчинам, легче, чем нашей сестре.

— Я вас понимаю! Вы, должно быть, соскучились по Анатолию? — сочувственно спросил Николай Андреевич.

— Понимайте, как хотите, — вытирая слезы, кокетливо ответила Зинаида. И тут услыхала то, о чем мечтала: Николай Андреевич сказал, что должен передать деньги и еще нечто «для подкрепления здоровья».

— Но сегодня по ряду причин я не захватил денег. При следующей встрече обязательно всё вручу… Да, чуть не забыл, — он многозначительно поглядел на нее, — от старого друга Федора Шамрая передаю вам большой привет. Федя просил сказать, что всегда помнит о вас и не теряет надежды встретиться.

— А, Федя… Ну, как он там? — спросила Голосницына.

— Ничего, процветает, — ответил разведчик.

Зинаида Петровна не решилась спросить, сколько ей прислали денег. «Ну ничего, я еще доберусь и до твоего кошелька и до тебя. Еще попадешься мне в руки!» — с удовольствием подумала она и переменила тему разговора:

— Да, а что передать Валентину? Я сегодня с ним говорила по телефону.

— Давайте так сделаем. То, что вы сообщили, — для нас важно. Но, к сожалению, все запомнить невозможно. Поэтому основное изложите на бумаге. Все подготовьте, а завтра мне передадите вместе с пленками. Я буду не один, и мне легко будет через друга все переправить куда следует. Будет очень хорошо, если бы заодно пришел и Валентин. Тут же вы оба получите деньги.

Подумав, Николай Андреевич добавил:

— Кстати, завтра я буду свободен только к пяти вечера. В это время, вероятно, будет дома ваша соседка. Поэтому подскажите, где лучше встретиться.

Зинаида Петровна предложила свидание на Петроградской стороне, у Ботанического сада: там она когда-то встречалась с Шамраем. Она придет туда вместе с Валентином и захватит с собой все нужное. На этом договорились. Осторожный Николай Андреевич попросил ее прийти на свидание в военной форме. Так будет удобнее.

В случае артиллерийского обстрела или воздушного налета встреча переносилась с пяти на шесть тридцать, но, во всяком случае, не позже семи часов вечера. Если же она не придет, он будет думать, что ее задержали.

— Но это будет вечер. Как же я доберусь одна домой? Вы меня не оставите одну, проводите? Ведь вы будете свободны? — допытывалась Зинаида Петровна.

— Разве можно такую женщину, как вы, да еще в такое время, одну оставить вечером на улице? Обязательно доставлю вас по назначению, — галантно отозвался агент. — Кстати, вы мне говорили, что в вашей работе встречались большие трудности. Расскажите, Там должны всё знать. Всё…

— Главная трудность, пожалуй, в том, что я совсем чужая среди людей, — серьезно ответила Зинаида. — Народ ненавидит… фашистов… Простите, что я так выражаюсь. Люди не верят в то, что Ленинград будет взят. Если бы узнали, кто я такая, меня бы растерзали на месте. Так что в НКВД я бы уже не попала, — грустно призналась она. — Вообще все сейчас такие патриоты, что только смотри в оба… Я вам сказала правду для того, чтобы вы и ваши начальники там ценили нас… Может быть, вам что-нибудь не понравилось, но я должна сказать правду, вы сами просили.