Невидимые бои - Иосиф Лоркиш

…Утром Шамрая, Кудрявцева и Орлова стали готовить для засылки в Сиверскую. Александров узнал, что их отправка назначена на следующий день, и отложил свой разговор с Кудрявцевым и Орловым до вечера. Однако вечером произошла неожиданность. Эрлих решил заменить Орлова Шубиным. А это было как нельзя более на руку Александрову. Он решил ничего не говорить Кудрявцеву, а поручить сделать это Шубину. Если бы Эрлих знал, как он помогает советской контрразведке, посылая именно Шубина! Все складывалось прекрасно. Можно было считать, что операция удалась и что Шамрай предстанет перед судом.

В конце октября, поздней темной ночью, над линией фронта прошел самолет без бортовых огней. Он летел на большой высоте и не был замечен. В районе Всеволожской самолет сбросил трех парашютистов и лег на обратный курс. Здесь он попал под сильный огонь зениток, но все же ему удалось перелететь линию фронта.

Парашютисты приземлились. Закопали парашюты и пошли по направлению к Всеволожской. Пройдя километра два, решили отдохнуть, отсидеться в лесу до утра.

Шамрай нервничал. То ли он просто трусил, то ли не было полной уверенности в своих спутниках, только обычное спокойствие и наглость как-то сразу слетели с него. Он все время оглядывался, вздрагивал от каждого шороха, от каждого треска сучьев и судорожно сжимал в кармане свой надежный «вальтер».

— Что дрожишь? — обратился к нему Шубин. — Замерз? Давай-ка для храбрости перекусим и погреемся.

Шубин держался уверенно, по-хозяйски. Это почему-то раздражало Шамрая.

— Самое время, — поддержал Шубина Кудрявцев. — Замерзли как собаки.

Плотный, приземистый Кудрявцев стал развязывать рюкзак.

Закусили, выпили. Шубин незаметно несколько раз наливал Шамраю стопку пополнее.

— Снова на родной сторонке, — тихо сказал Шубин. — Ах и соскучился же я!

Шамрай даже задергался от злости:

— Какая к черту родная! Для меня она хуже злой мачехи!

— Что́ бы там ни было, мы русские, — вступил в разговор и Кудрявцев. — На русской земле выросли, она нас вскормила.

Шамрай разозлился еще больше:

— А меня вот под корень подрезала. Мой отец богатейшим купцом был. С Елисеевым приятели, кутили вместе не раз. Три дома было, магазины, контора. Помню, все помню, какая жизнь у нас была! Меня на рысаках по проспекту мчат, а прохожие только в сторону шарахаются. Эх, жизнь! Вот при нэпе еще пожили, а потом все прахом пошло.

Шамрай опустил голову. Шубин и Кудрявцев молчали.

— Смех, ей-богу! Как отобрали всё, куда деваться? Пошел батя совслужащим, считать-писать умел. Да не мог считать не в свою пользу, не тех кровей человек. Купец ведь! Ну, понятное дело, посадили. Дурак, конечно! Когда деньги были, припрятал бы золотишко — на жизнь бы хватило. А он всё на баб тратил, всё на баб. Вот и добабился! Я не такой. Бабенку подхвачу какую, так еще и сам смотрю, как бы на ней поднажиться, а не то что деньги на нее спускать.

На благо социализма трудиться? Нет дураков. Пусть кричат себе на собраниях, сколько хотят. Я сейчас вкалывай, а потомки при коммунизме жить будут? Спасибо. Не на того напали… Я, когда переходил к немцам, хорошую память по себе оставил: одного идейного штыком успокоил, а комиссарчику нож всадил в спину. Документики с собой захватил, немцам два партбилета очень понравились.

«Вот гадина! — подумал Шубин. — Так и чешутся руки его на месте прикончить».

Он незаметно толкнул Кудрявцева. Тот понял, что настала пора действовать (еще в Сиверской они договорились взять Шамрая сразу же после высадки: в городе предатель мог скрыться).

Кудрявцев молча кивнул.

А Шамрай продолжал:

— Кончат немцы войну, тогда заживем по-настоящему. Все будет: и деньги, и бабы, вот только вместо рысаков машину заведу. Вы, братцы, лопухи, как я вижу; красивой жизни и не нюхали. Ну что у вас была за жизнь? Вот ты, например, — обратился он к Шубину, — кем ты был, что вспомнить можешь?

— Известно что, — ответил Шубин. — Отец был безлошадный крестьянин, а я деревенское стадо пас. Потом пришла Советская власть, одела, выучила, специальность дала, и стал я работать инженером на заводе.

Как ни был пьян Шамрай, а все же насторожился, — что-то по-другому заговорили напарники.

— А мой отец всю свою жизнь проработал на одном заводе. И меня там учеником пристроил. Работал, учился в вечерней школе, техникум закончил, потом летчиком стал. Вот и вся моя биография, — спокойно сказал Кудрявцев.

Шамрай удивленно, тревожно и злобно переводил взгляд с одного своего спутника на другого. Он никак не мог понять, что происходит. На всякий случай постарался незаметно переложить «вальтер» поближе. Но от Шубина не укрылось это движение. Он рывком выхватил пистолет, вскочил на ноги и крикнул:

— А ну сдавай оружие, гад! Нас двое, тебе от нас не уйти. Лучше сдавайся мирно, мы тебя доставим куда следует. Не пойдешь — свяжем.

— Сдавайся по-хорошему, тебе же лучше будет, — поддержал Кудрявцев. Он стоял рядом с пистолетом в руке.

Шамрай растерялся:

— Вы что, ополоумели? Бросьте дурака валять, — сказал он заискивающе, пытаясь превратить весь разговор в шутку. И вдруг резко отпрыгнул в сторону, выхватил из кармана пистолет. Один за другим последовали два выстрела.

Но Шамрай в темноте, да и спьяну, промахнулся. Тогда он бросился бежать к лесу.

Шубин и Кудрявцев метнулись за ним.

До первых деревьев было метров двести. Шамрай, боясь выстрела, бежал короткими зигзагами. Он еще надеялся уйти, — ведь так близко был спасительный лес. В эту минуту он не думал ни о задании, ни о домике, который ему обещали, ни о деньгах. Только бы уйти, только бы спасти жизнь!

Они бежали за Шамраем напрямик. Расстояние быстро сокращалось. Шамрай понял, что ему не уйти. Он резко остановился и обернулся, вскинув руку с пистолетом.

И снова прозвучали два выстрела. И снова Шамрай промахнулся.

Шубин и Кудрявцев бросились на землю. Подходить к Шамраю было опасно: на близком расстоянии он мог попасть. Выхода не было, нужно было стрелять.

Шубин выстрелил. Шамрай рухнул на землю.

…Рано утром в кабинет начальника Всеволожского райотдела НКВД постучались два офицера. Один из них был в форме капитана, другой — в форме старшего лейтенанта. Они сдали оружие, двести тысяч советских денег, рацию. Сообщив пароль «Нева», они попросили доставить их в контрразведку.

Труп Шамрая, его шпионское снаряжение и закопанные парашюты через некоторое время привезли во Всеволожскую.

Как только Полякову доложили о прибытии Шубина и Кудрявцева, он вызвал к себе своих сотрудников — тех, кто был связан с этой операцией: Морозова, Волосова, Воронова, Голова.

— Будем принимать гостей. Да еще каких! — улыбаясь, сказал Александр Семенович. — Прибыли Шубин и радист Кудрявцев. Жаль только, с Шамраем поговорить не придется. Отговорил свое.

— Поздравляю, Александр Семенович. Можно считать, что операция закончилась успешно, — весело сказал Воронов.

— Не согласен, — засмеялся Поляков. — Операция протекает успешно. — Александр Семенович сделал ударение на слове «протекает». — Она еще далеко не закончена. Будем продолжать игру. В наших интересах сохранить этот канал связи. Только из-за смерти Шамрая придется что-то придумать новое. Ну ничего, вы у меня молодцы, столько времени морочили немцам голову, выйдете из положения и на этот раз.

Обращаясь к Морозову, Поляков добавил:

— Надо как следует принять Шубина и Кудрявцева. Дайте им дня три отдохнуть, прийти в себя. И — за работу!

…На Литейный проспект они вышли вместе.

Стоял серый октябрьский день. Слегка моросил дождь. В небе над Литейным мостом неподвижно висел аэростат.

— Помните, Ольга Берггольц по радио читала стихи? — И Александр Семенович задумчиво прочитал:

Я берегу себя, родная,Не бойся, очень берегу.Я город наш обороняюСо всеми вместе, как могу.

— Со всеми вместе, — повторил Поляков.

Морозов молча кивнул, и они пошли дальше.

…Война на «незримом фронте» продолжалась…

Примечания

1

Условное название раций.