Избранные стихотворения - Уистан Хью Оден

       С первых минут и до тех, когда ночь нас объемлет?

Ей, обновленной, печаль отрицать бы печалью,

Смерть подменяя собой. От того-то печаль и дремлет.

       Незабыванье -- не то, что сегодняшнее забвение

Прошлого дня, когда не к койке прикован, а в силе,

Память -- это иное рождение

Утра, которому не простили.

СОЧИНИТЕЛЬ

Мы все — переводим, лишь художник вводит

В видимый мир, где зло и любовь.

На жизненной свалке поэт находит

Образы, что причиняют боль.

От Жизни к Искусству идя, кропотливо

Надеясь на нас, что покроем разлад,

Ноты твои — вот хитрое диво,

Песни твои — вот истинный клад.

Пролей свою суть, о, восторг, наводненьем,

Колена склони и хребты заодно

В наш мир тишины, покоренный сомненьем.

Ты одна, ты одна, о, надмирная песнь,

Не в силах сказать, что мы попросту плеснь

И прощенье свое пролить как вино.

ОТРОЧЕСТВО

Пейзаж однажды напомнит ему материнский профиль,

Он вспомнит, как вершины гор росли и грифель

Отточеный, с любовью отметит названия,

Мест знакомых, узнанных, впрочем, заранее.

По зеленым лугам блуждая, он минует заводь.

Глупым дщерям земным он кажется лебедем и занят

Не обманом головы прекрасной наклон, а поклонением,

«Милая» -- плачет милый клюв в милую раковину с воодушевлением.

Под тенистым деревом играет летний оркестрик

«Дорогой мальчик, опасно нести добрые вести,

Радостно миру сему, -- будь же храбрым, как эти корни.»

Готовый спорить, он улыбается посторонним.

Обживая день, уже на закате, пророк этот к тому же

Странный привет от страны получает, которой защитник не нужен.

Оркестрик ревет, не прощая, «Оказался ты трусом, мой мальчик.»

И великанша подбирается ближе, стеная: «Обманщик, обманщик.»

НАШЕ ПРИСТРАСТИЕ

Песочные часы нашепчут лапе львиной,

По башенным часам в сады приходят сны.

Как снисходительны они, прощая наши вины,

И как неверно, что они всегда верны.

Рев водопадов извергая или грозы,

Звоня в колокола и проявляя прыть,

Ни льва прыжок, ни самомненье розы

Ты, Время, не смогло досель предотвратить.

Для них, видать, в цене одна удача.

Для нас же -- выбор слов, им соразмерный звук

И в радость нам безумная задача.

И Время нас за это не осудит.

Ведь мы не предпочли хождение вокруг

Прямой дороге к нашей сути?

ПУСТЬ ЭТИМ, ЛЮБЯЩИМ, БУДУ Я

Что касается звезд, то, встречая мой взгляд,

Шел бы ты к черту, -- они говорят,

Но на земле не в порядке ль вещей

Сочувствия ждать от людей и зверей?

Если же здесь никто, никогда

Равною страстью, как эта звезда,

Сгорая, ответить не может, любя.

Пусть этим, любящим, буду я.

Поклонник, каким я являюсь, звезд,

Что видят меня в гробу, во весь рост,

Не скажет, их видя над головой,

Что скучал я ужасно хоть за одной.

Если же им суждено умереть,

Во мрак непроглядный придется смотреть,

Неба пустого величью учась.

Хотя это потребует не один час.

ПЕТИЦИЯ

Не врагу человеков, господин, милостивый, молю с колен

Повели ему непотребные извращения, будь расточителен:

Сниспошли нам власть и свет, и монаршьей руки касанье,

Исцеляющее невыносимый нервный зуд и расставанье

С грудью матери; излечи лжеца тонзилит

И плевы заросшей разрыв, пусть закон запретит

Снова и снова тебя приветствовать горячо

И, постепенно, малодушных стансы исправь, а еще

Тех, кто в психушке, покрой лучами, чтобы взамен,

Замеченные, они изменились, став лучше от перемен.

Огласи каждого целителя, в городе, отделив от толпы,

Или в сельских домах, тех, что в конце тропы;

Сравняй с землей дом мертвых и лучезарно взгляни

На новые стили в архитектуре и сдвиги в сердцах им сродни.

ПЛАЧ НИЩИХ

«О, чтоб двери открыться и -- билет с золотым обрезом,

Отобедать с Лордом Елдой и графиней Асматкой и да не остаться тверезым,

Чтоб кувыркаться, чмокаться смачно и ростбиф румянить железом».

       Плакались шесть калек молчащей статуе,

           Нищие калеки.

«Чтобы Гарбо и Клеопатра, со мной непутевой, в океане перьем

На живца ловили, играли, балдели в то время, когда с лучом первым

Петух захлебнется криком, как рты наши ихней спермой».

       Плакались шесть калек молчащей статуе,

           Нищие калеки.

«Чтоб шею вытянув, среди желтых лиц стоять, на зеленом дерне

На арабскую стать полагаясь, каурых, соловых и черных,

Предвидя места их, не то что с биноклями дурни».

       Плакались шесть калек молчащей статуе,

              Нищие калеки.

«Чтоб паперти этой превратиться в палубу и в парус плутовке-холстине

И свиньей за святым с колокольчиком, вслед нежному бризу по сини

К островам прохладным, тенистым, где огромны дыни».

       Плакались шесть калек молчащей статуе,

              Нищие калеки.

«Чтоб эти лавки обернулись к тюльпанам на садовом ложе,

Чтоб мне костылем моим дать каждому купцу по роже,

Когда из цветка его лысая голова торчит, подлого этого и того тоже».

       Плакались шесть калек молчащей статуе,

              Нищие калеки.

«Чтоб дыра в небесах и чтоб Петр появился и Павел,

Чтоб святой удивлял наглеца -- гляди-ка, никак, дирижабль,

Чтоб всем попрошайкам одноногим он и второй ноги не оставил».

       Плакались шесть калек молчащей статуе,

              Нищие калеки.

* * *

И этот секрет открылся, как это случалось всегда,

Рассказ восхитительный вызрел, чтоб близкому другу: «О, да!»

В сквере над чашкою чая, ложечкой тонкой звеня:

«В омуте черти, милый, и дыма нет без огня.»

За трупом в резервуаре, за привиденьем в петле,

За леди, танцующей в зале, за всадником хмурым в седле,

За взглядом усталым, за вздохом, мигренью, прошедшей зараз,

Всегда сокрыта история, иная, чем видит глаз.

Ибо, вдруг, голос высокий запоет с монастырской стены,

Гравюры охотничьи в холле, запах кустов бузины.

Крокетные матчи летом, поцелуй и пожатье руки,

Всегда существуют секреты, интимные эти грехи.

КТО ЕСТЬ КТО

Листок бульварный вам все факты принесет:

Как бил его отец, и как он, дом покинув,

Сражался в юности, и то, что, в свой черед,

Великим сделало его, на подвиги подвигнув.

Как он охотился, рыбачил, открывал моря

К вершинам гор карабкался, боясь до тошноты.

Новейшие биографы его твердят не зря:

Любя, он пролил море слез, как, в общем, я и ты.

А та, кто изумляет критиков иных,

По ком он так вздыхал, свой дом не покидала,

В нем хлопоча чуть-чуть, хотя, вполне умело;

Могла еще свистеть и долго в даль глядела,

Копаясь днем в саду, и редко отвечала

На длинные послания его, но не хранила их.

* * *

О, что долину, взгляни, разбудило

       Будто то грома раскаты, раскаты?

Это солдаты в красных мундирах, милый,

       Это идут солдаты.

О, что там так ярко всю даль осветило,

       Я вижу ясно, это не просто, не просто?

Отблески солнца на ружьях их, милый,

       И легка их поступь.

О, сколько оружья, двум войскам б хватило,

       Зачем же им столько, сегодня, сегодня?

Да это ученья обычные, милый,

       Или же кара Господня.

О, что намерения их изменило,

       Уже миновали селенье, селенье?

Приказ получили иной они, милый,

       Ты — почему — на колени?

О, может приказано, чтоб поместили

       В больничке; им доктор поможет, поможет.

Но раненых, вроде, не видно там, милый,

       Да и коней стреножат.

О, старому пастору власть не простила

       За то, что с амвона грозит им, грозит им?

Но церковь они миновали милый,

       Не нанеся визита.

О, фермеру с рук до сих пор все сходи

       Кто ж им, лукавым, обижен, обижен?

Нет, мимо фермы бегут они, милый

       Все ближе и ближе.

О, где ж твои клятвы -- вдвоем, до могилы,

       Куда ты? Останься со мною, со мною,

Ну что ж, не сбылись обещания, милый,

       Мне время — расстаться с тобою.

О, у ворот уже сломан замок

       Что ж во дворе псы не лают, не лают?