Избранные стихотворения - Уистан Хью Оден

Подняв, занес меня; норд-ост

Колпак, к тому ж, украл.

Мне в ясный день видны внизу

Поля и кровли крыш,

И голос слышен вдалеке:

Мой Тринкуло-малыш!

Лежит там мой надежный мир --

Коснуться хоть бы раз.

Вся жизнь моя, любовь моя --

Набор случайных фраз.

Деревья сотрясает страх,

Согнав слов стаю с них

Туда, где сотрясает смех

Богатых и святых.

Подобий жуткий хоровод

Завел свою игру.

И, шутке собственной смеясь,

Как те, кто мал, умру.

ПЕСНЯ КАПИТАНА И БОЦМАНА

Таверна Джона, Джо притон --

        Мы пили чистый джин.

Кто с Маргарет ушел наверх,

        А кто, увы, с Катрин.

Разбившись по парам, как с мышкою кот,

Играли бездомные ночь напролет.

Там Нэлл -- подружка моряков

        И, с глазами коровьими, Мэг

Раскрыли мне объятья, но

        Я не ищу ночлег.

Мне клетка эта не под стать --

Рыдают соловьи в садах,

          Где матери наши -- нагие.

Сердца, разбитые нами давно,

          Сердца разбивают другие.

Слезы везде. В море дна не видать.

Пусть за борт текут. А мы будем спать.

СФИНКС

Да был увечным он изваян! Разве не

Предстал уже таким он древней рати,

И с мордой скорбной обезьяны? Как некстати

Сей Призрак в завоеванной стране.

Звезды измученной, непокоренной, лев,

Не знающий любви, ничто его не учит

И, Время презирая, зад могучий

Америке визгливой кажет он во мгле

И очевидцам. Обвиняет морда

И не прощает ничего, особенно когда

Успешны те, кто подбоченясь гордо,

Ответы получить к нему пришли сюда:

Нет, на -- «Любовь ко мне, надеюсь -- всенародна?»

Раб забавляет льва. «Страдать всегда мне?» Да.

ФЕРДИНАНД

Плоть, уникальность, красоту и пылкие признанья

Сопровождает поцелуй в Миранды ипостась,

И одиночество мое, пока меж нами связь,

О, милая, иная навсегда, храни мое деянье,

Мгновенья удобряя; ведь я призван

             Смешaть с твоим внезапный мой восторг,

                         Два трепета в один, как бы один зарок,

Предвосхищая все -- здесь, там, и ныне, присно.

Что не касание твое, твой образ, твой секрет

Отвергну, улыбаясь; разве дрожи,

Моей мольбы не хватит нам, о, нет,

Иная нежность молится здесь тоже,

Но тот, кто одинок, с ней совладать не сможет,

В Уместном Времени и Верном Месте. Свет!

МАКАО

Европы католической сорняк

Расцвел здесь, корни в грунт вплетая,

И пестрыми домишками тесня,

Отроги желтые беспечного Китая.

Святые – в стиле рококо - и, выше, лик Господень

Сулит солидный куш за гробом игрокам.

С борделем в двух шагах, свидетельствует храм,

Что вера снисходительна к природе.

Не нужен страх тебе, терпимости столица,

Перед грехом неискупимым, словно ад,

Крушащий души и могучие державы.

Когда пробьют часы, невинные забавы

Неведенье младенца защитят, И ничего плохого не случится.

В ПОИСКАХ ИСТИНЫ

Джон Фуллер. Комментарии к циклу сонетов У.Х.Одена "В поисках истины"

(W.H Auden: A Commentary by John Fuller, 1988)

Цикл сонетов «В поисках истины» впервые был опубликован со следующей предваряющей аннотацией: «Тема цикла восходит к сказкам и легендам, таким как "Золотое руно" и легенды о Святом Граале, приключенческим и шпионским романам. Соответственно, стихотворения цикла имeют признаки общие им всем. Понятия "Он" и "Они" имеют, как субъективное так и объективное значение». То, что Оден имеет в виду, становится ясным, когда, после перечисления необходимых элементов типичного сюжета, он спрашивает: «Не правда ли, каждый из этих элементов соответствует какому-то аспекту нашего субъективного жизненного опыта?» Другими словами, цикл построен как весьма концептуальное исследование самопознания в поисках истинного счастья или аутентичности личности. До определенных пределов, следовательно, «Он» и «Они» относятся к определению истинных мотивов человека, смысл которых основан на отказе от путей неправедных. В «Новогоднем письме» уже возник современный человек, как экзистенциальный герой: «Каждый человек путешествует в одиночeстве в поисках философского камня [each man travel forth alone / In search of the Essential Stone], и Оден продолжает анализировать эту тему, двусмысленно и в духе метафизического символизма, используя форму рилькианского сонета и воплощая ее в моральном пространстве, обязанном своим происхождением, как сказкам, так и Кафке, если говорить о теологическом аспекте.

Я не утверждаю, что цикл представляет собой духовную автобиографию, которую нужно расшифровать, хотя с другой стороны, очевидно, что понятия «ОН» и «ОНИ», хотя и нуждаются в уточении в каждом случае, их значение различается в процессе преодоления жизненных искушений или в противостоянии с неизбежным поражением или попросту в связи с несчастной или счастливой долей сказочного героя...

Обрамляющие цикл сонеты представляют главную тему цикла (аутентичность личности) в традиционном образе Сада. 

1. Дверь

И нищих будущее входит, а за ним[4]

Законы, палачи, загадки -- все войдут:

Ее Величество, чей нрав невыносим,

И, дураков дурача, пьяный шут.

Герой ее глазами ест, отсечь немедля чтоб

У прошлого главу, просунут лишь едва --

С миссионерскою ухмылкою вдова,

Иль с ревом рвущийся потоп.

Сгребаем все к ней, благо ли -- испуг

И бьемся в створки -- если смерти мгла.

Она однажды отворилась вдруг,

Алисе показав Страну Чудес,

Столь крохотной, в сиянии небес,

Что та и слез сдержать огромных не смогла.

2. Приготовления

Все загодя купить не преминули[5]

У лучших фирм: тончайший аппарат

Для измерения порока и, подряд,

От сердца ли, желудка ли -- пилюли.

Для нетерпения -- часы, конечно. Плюс

Для сумрака -- фонарь и зонтик -- от лучей;

На пули не скупился казначей

И дикарей утешить -- связки бус.

Им Упования была ясна система,

И раньше получалось, говорят.

К несчастью, в них самих гнездилась их проблема:

Ведь отравителю нельзя доверить яд,

Кудеснику -- тончайший тот прибор

И меланхолику -- винтовочный затвор.

3. Распутья         

          Здесь обнялись они, прощаясь. Больше не[6]

Им свидеться. По собственной вине.

Один рванулся к славе; шумной ложью

Сражен безжалостно, едва начавши взлет,

Другой похоронил себя в глуши, по бездорожью

Смерть тащится за ним туда который год.

Распутья, пристани, колес вагонных стук,

О, все эти места решений и разлук,

Кто может предсказать, какой прощальный дар

Укроет друга от бесчестья своей сенью,

И нужно ль вообще ему идти туда,

В края поганые и там искать спасенья?

Объяты страхом страны и погоды.

Никто не знал, вступив в борьбу со злом,

Что время не пошлет им откровенья;

Ибо легенды утверждают: для деянья

Предел ошибок ограничен годом.

Каких друзей еще предать и, покидая дом,

Каким веселием отсрочить покаянье,

Хотя, что проку в дне еще одном

Для путешествия длиною во мгновенье?

4. Пилигрим

В предместьи нет окна, чтоб осветить ту спальню,[7]

Где в маленьком жару огромный день играл;

Где множились луга, где мельницы нет дальней,

Любви изнанку мелющей с утра.

Ни плачущих путей, сквозь пустоши ведущих

К ступеням замка, где Мощей Великих склеп;

Мосты кричали: «Стой!», за плащ цеплялись кущи

Вокруг руин, где дьявол шел след в след.

Он повзрослеть мечтал, забыть, как этот сон,

Все заведения, где их учили руки мыть и лгать,

И истину скорей взвалить себе на плечи,

Ту, что венчает вздоха горизонт,

Желая быть услышанной и стать

Отцовским домом, материнской речью.

5. Город

В провинции, там, где прошло их детство[8]

В познаньи Неизбежности, в пути

Они учили, что им никуда не деться

От Неизбежности, одной на всех, как ни крути.

Но в городе уже их различали,

На веру деревенскую плюя,

Суть Неизбежности подобна там печали --