Побег из тьмы - Павел Дарманский

В постоянной борьбе религиозной веры и здравого рассудка подходило к концу мое учение в духовной академии. О своих недоумениях и сомнениях я продолжал рассказывать духовнику на исповеди, считая их греховными, нес за это епитимию. Духовник утешал меня, говорил, что эти, так называемые кажущиеся противоречия и сомнения присущи всем, кто посвятил свою жизнь «служению богу», что по существу — это дьявольское искушение, и перечислял случаи из библии и житий, когда дьявол искушал даже святых. А мне не хотелось быть побежденным дьяволом. У меня тогда не было еще сомнений в существовании бога, дьявола, загробной жизни и святости священнического служения. В то время я и не думал стать атеистом и вовсе не стремился к этому. Сознательно и твердо решил я по окончании стать священником, чтобы служить богу и помогать людям спасать свои души.

Духовник меня поддержал. Он утешал, что в таинстве священства я получу укрепление в вере через «божественную благодать, которая немощных врачует и оскудевающих восполняет». Я еще думал, что стать священником — значит быть больше с верою, чем с разумом. А если по окончании академии стать преподавателем в семинарии, то разум снова будет смущать мою веру.

В служении священником я надеялся не только найти покой бунтовавшему разуму, но и разрешить все недоумения и противоречия в моей жизни.

В САНЕ СВЯЩЕННИКА

По обычаю православной церкви кандидат в священники обязательно должен жениться. Это меня ободряло, так как я в течение шести лет любил девушку-землячку Марусю Бондаренко и хотел соединить с ней свою судьбу. Маруся, закончив педучилище, категорически заявила, что не пойдет за меня замуж, если я буду священником. Отказ любимой девушки я принял как личное поношение за Христа. Даже во имя искренней любви к ней я не смел отказаться от служения богу, ибо знал, что по евангельскому завету кто любит отца, мать, братьев, сестер и других больше, чем Христа, тот не достоин его. Я буквально понимал слова евангелия, что «всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную» (Матф. XIX, 29) и утешал себя этим.

Проблема женитьбы — серьезная проблема для каждого кандидата в священники, потому что далеко не каждая (даже верующая) девушка согласна стать женой служителя культа. Вопрос о выборе жены специально разбирается на уроках пастырского богословия. Согласно каноническим правилам и постановлениям высшего духовенства, невеста будущего священника должна разбираться в основных вопросах православия, быть верующей, скромной, смиренной и — на что обращается особое внимание — целомудренной.

К самому же кандидату в священники такие требования не предъявляются.

Учащиеся духовных учебных заведений не освобождаются от службы в Советской Армии. Не призываются только принявшие монашество или священство.

Были случаи, когда не желавшие идти на военную службу спешили жениться и стать священниками или принять монашество. Так, Григорий Теслюк, воспользовавшись отсрочкой, поспешно женился на дочери священника и, несмотря на «великий пост» (когда венчать не разрешается), тайно обвенчался в церкви при закрытых дверях, а архиепископ Никон срочно сделал его попом. Этому усердно способствовал протоиерей В. Кремлев. Благодаря ризам и кадилу избежал службы в армии и Анатолий Воронецкий. Скороспешно женившегося Воронецкого одесский архиепископ Борис безотлагательно посвятил в сан священника и назначил благочинным в райцентр Саврань на Одесщине.

Некоторые кандидаты в священники женятся только для того, чтобы принять сан.

Церковное начальство констатирует, что у подавляющего большинства служителей культа — несчастливые браки. Многие хорошо мне знакомые священники живут со своими матушками, мягко выражаясь, как кошки с собаками. А немало других официально развелись со своими женами. Ни благодать божия, ни уроки пастырского богословия не удерживает батюшек и матушек от семейных скандалов.

В марте 1955 года в кафедральном соборе Ленинграда я был посвящен в сан диакона, а в мае — священника. В июне того же года окончил духовную академию. Еще будучи на четвертом, последнем, курсе академии, я начал работу над сочинением по патрологии на тему: «Письма св. Василия Великого как источник сведений о его жизни и деятельности» и продолжал ее уже служа на приходе. Совет Ленинградской духовной академии за эту работу присудил мне степень кандидата богословия. Кроме того, я задумал собрать материал и написать книгу в защиту христианства от нападок нехристианских религий, а особенно от атеизма. Но осуществить это мне не пришлось.

Обстоятельства моей службы священником настроили мои мысли на новый лад, а добросовестный, критический подход ко всем явлениям церковной жизни окончательно раскрыл мне глаза. Острые противоречия в жизни духовенства и самих верующих поразили меня с особой силой.

Служебную практику мне довелось проходить в Ленинградском Никольском кафедральном соборе под руководством духовника протоиерея Константина Быстреевского. Было время «петровского поста». Но, несмотря на пост, «отцы святии» Николай Ишунин, Василий Ермаков, Алексей Довбуш, Иван Птицын, Николай Юрченко, Николай Кузьмин и сам Быстреевский распивали в алтаре водку и закусывали колбасой и ветчиной.

— Только «столичную», «московскую» не бери, — говорил отец-духовник Кате-алтарнице, суя ей в руку комок денег.

— А если не будет «столичной»?

— Возьми коньячку.

Из уст соборной братии я узнал, как протодиакон Симеон Сергеев чуть не задушил в алтаре протоиерея Птицына за интриганство; как того же Птицына за коварные проделки схватил за горло диакон Довбуш. Видел собственными глазами, как во время богослужения разъяренный Птицын (за то, что алтарница не положила вовремя углей в кадило!) так хлопнул дверью пономарки, что висевшая над дверью икона богородицы свалилась на пол и разбилась вдребезги. А он даже не оглянулся! Довбуш, под общие шутки и остроты, рассказывал, что когда он служил в ленинградской церкви «Кулича и пасхи», то вместе с диаконом Константином Федоровым, священником Виктором Сашиным и Анатолием Морозом бутылки от выпитой после службы водки закатывали под «святой престол». А когда была нужда в деньгах или пространство под престолом было заполнено, они диаконской свечой выкатывали бутылки из-под престола, сдавали в магазин и взамен брали бутылку, а то и две водки.

По окончании практики я получил назначение в Смоленскую церковь (что на Васильевском острове) Ленинграда. Настоятелем там был протоиерей Павел Тарасов. Когда о моем назначении узнал Быстреевский, он со вздохом сказал:

— Жаль, что ты попадешь под начало Тарасова. Ведь Тарасов может сделать тебя пропойцей, таким как сам. Он ведь пьет, не зная меры. Не раз, бывало, мертвецки пьяного, его погружали в машину и везли из церкви домой, где сгружали, как бревно. Да и в семейном отношении он неустойчив.

— Теперь он не пьет уже, — вмешался в разговор священник Ермаков. — Теперь у него склероз сердечный.

— Ну, одним словом, будь осторожен, — напутствовал Быстреевский, и мы распростились.

Восемь лет богословской учебы остались позади. Впереди — деятельность священника в пределах старинного Смоленского кладбища и в приземистой одноименной церкви, пропахшей ладаном, свечной гарью и лампадным маслом.

Приехал я в Смоленскую церковь за час до вечерни. Завтра — день святого князя Владимира. Служба должна быть торжественная. Настоятеля еще не было. Я отправился в часовню блаженной Ксении, где бывал ежегодно в период весенних экзаменов. Часовня — своего рода филиал Смоленской церкви. В тот день служебную чреду в часовне нес игумен Феодосий. Он из бывших обновленцев. Свое отступление от православия искупил монашеством.

Из часовни мы пошли в храм, где Феодосий представил меня соборной братии смоленской церкви. Вскоре приехал настоятель Павел Тарасов. Он на ходу чмокнулся с каждым, придерживая левой рукой два креста на шее.

— А вы что? — обратился он ко мне тоном, в котором слышалось недовольство.

— Прибыл по назначению в ваше распоряжение, — ответил я заранее приготовленной фразой.

Так 27 июля 1955 года я влился в штат Смоленской церкви, который состоял из 9 священников, 3 диаконов и 3 псаломщиков. Так началась моя пастырская деятельность на приходе.

Чего только я не увидел, чего не услышал за трехлетнее служение священником! Мне довелось быть свидетелем постоянной грызни между служителями бога. Взаимоотношения их образно можно выразить так: друг друга они готовы утопить в ложке воды. Особенно, если дело касается доходов!

Я был свидетелем неоднократных скандалов в алтаре протоиереев Павла Тарасова и Владимира Молчанова, Владимира Демичева и Павла Маслова, видел, как издевался Тарасов над протоиереями Григорием Лысяком и Петром Жарковым, слышал, как они ругали друг друга нецензурными словами.