В битвах под водой - Ярослав Иосселиани

Я вышел из каюты командира ошеломленный. В позорном провале в качестве штурмана подводной лодки я теперь не сомневался. Но самое ужасное было то, что путь к отступлению был отрезан: командир безоговорочно приказал принимать дела и готовиться к выходу в море.

— Лейтенант Иосселиани, если не ошибаюсь? — протянул мне жилистую руку улыбающийся офицер, как только я закрыл за собой дверь каюты командира.

— Так точно, Иосселиани, — ответил я.

— Я Нарнов, комиссар корабля, будем знакомы. Вы с командиром уже беседовали?

— Так точно, он приказал принимать дела, завтра — в море…

— Правильно, вам повезло, товарищ Иосселиани. Вы сразу приступите к самостоятельной работе. Мы старого штурмана отдали на повышение. Он на другом корабле будет помощником командира… а на «Касатке» полновластным штурманом будете вы…

Я тут же высказал Нарнову свои опасения.

— Все молодые офицеры обычно поначалу так робеют, — рассмеялся комиссар, зайдемте на минутку ко мне в каюту, поговорим о том о сем.

Из беседы с Нарновым я понял, что моя биография ему уже хорошо известна, и разговор наш касался только отдельных подробностей моей жизни и учебы.

— Ну что ж, — как бы заключил комиссар нашу беседу, — судя по всему, вы привыкли преодолевать трудности. Вам бояться нечего. Отныне вы будете учиться у нашего командира. Несмотря на свою молодость, Илларион Фартушный отличный воспитатель. Он умеет передавать свои знания подчиненным, помогает в учебе тем, кто хочет что-нибудь узнать, и нетерпим к тем, кто ничем не интересуется или ленится. В общем, ни один молодой лейтенант, подобно вам робко вступивший на борт корабля, не задерживался у него больше двух лет. Обычно за год с небольшим мы их «выгоняем» дальше…

— Как?! — вырвалось у меня.

— Очень просто, — рассмеялся Нарнов, — молодежь овладевает нашим подводным делом и идет дальше на продвижение по службе… Ведь самую лучшую характеристику офицера составляют количество обученных и деловые качества воспитанных им людей.

— Какое там продвижение, хоть бы стать когда-нибудь настоящим штурманом.

— Штурманом вы будете очень скоро, нужно только приложить усилия. Уже после первого похода вы почувствуете себя на ногах…

Поздно вечером я доложил командиру корабля о том, что дела и обязанности штурмана подводной лодки «Касатка» мною приняты. Фартушный в нескольких словах изложил мне цели и характер предстоящего похода, примерные маршруты перехода в район боевой подготовки, сроки выхода и возвращения в базу.

— Произведите предварительную прокладку и подготовьте боевую часть к выходу в море к восьми часам! — закончил Фартушный приказанием свой короткий инструктаж.

Утром я пришел на корабль намного раньше других офицеров и сразу же приступил к штурманским расчетам. К приходу командира предварительная прокладка курсов подводной лодки была произведена.

Выслушав доклад старшего помощника, Фартушный спустился в центральный пост, подошел к моему столику и, бегло проверив мои расчеты, заявил:

— Ну что ж, прокладка произведена… по первому разу даже… неплохо, но малость небрежно!

Похвала эта была настолько неожиданной для меня, что я не нашелся, что сказать, и так и остался стоять, пока командир и комиссар не удалились на мостик.

Когда «Касатка» снялась со швартовов и вышла в море, я был вызван на мостик старпомом и поставлен на вахту.

— Вы, как штурман, обязаны стоять на вахте с первой боевой сменой, официальным тоном заявил он мне, — сейчас очередь вашей смены, заступайте на вахту!

Робость моих действий на командном пункте не могла ускользнуть от внимательных, опытных глаз Фартушного, который стоял в кормовой части мостика и беседовал с Нарновым.

— Лейтенант Иосселиани, во время учебы в морском училище вы стажировались вахтенным командиром?

— Так точно, стажировался.

— Так вот, здесь у нас в основном такие же обязанности вахтенного командира, какие на вас лежали там. Вы полновластно командуете кораблем. Никакой неуверенности и робости не должно быть. Меня на мостике нет. Не обращайте внимания на то, что я здесь присутствую! Сами командуйте кораблем!

Тем временем сигнальщик доложил о том, что прямо по носу обнаружено плавающее бревно. Я глянул в бинокль и с ужасом убедился в правоте доклада матроса. Подводная лодка имела большой ход, ненавистное бревно быстро сближалось с кораблем и вот-вот могло ударить о борт. Не соображая, что предпринять, я растерянно уставился на командира, но тот смотрел в другую сторону.

— Товарищ вахтенный командир, бревно быстро приближается, ударит в нос подводной лодки! — методично докладывал сигнальщик.

— Товарищ командир, бревно ударит в борт! — закричал я не своим голосом.

— Что вы на меня кричите?! Управляйте кораблем, уклоняйтесь! — Резкий голос Фартушного вывел меня из оцепенения, и я тут же, напрягая голосовые связки, почти истерически скомандовал на руль: «Право на борт!»

Подводная лодка покатилась вправо, и я видел, как злосчастное бревно постепенно начало уходить от нас левее и левее и, наконец, прошло по левому борту, так и не задев корабль.

— Ложитесь на курс! — уже спокойнее, но так же решительно напомнил Фартушный.

— Лево на борт! — громко скомандовал я.

Постепенно все пришло в норму. Корабль, наконец, лег на прежний курс, и бревно осталось далеко за кормой.

Случай с бревном меня очень огорчил. Хотя все на корабле скоро забыли об этом и никто о бревне не вспоминал, я был уверен, что в душе многие смеются надо мной. Всю жизнь я больше всего боялся насмешек, особенно со стороны друзей и товарищей, а теперь, мне казалось, почва для таких насмешек и издевательств была самая подходящая.

Вахту я сдавал командиру минной части старшему лейтенанту Василию Акимовичу Маргасюку. Сдав вахту, я осторожно спросил его, как реагируют подводники на мои промахи на вахте. Маргасюк улыбнулся и почти шепотом сказал:

— Можешь не беспокоиться. Командир не позволяет превращать служебные ошибки в предмет для шуток. Единственно, что он ненавидит и сам иногда высмеивает, это лень. А если этого не наблюдается, он все прощает…

Сменившись с вахты, я спустился в лодку и отправился в жилой отсек, так как изрядно устал, простояв четыре часа на мостике, и решил прилечь отдохнуть. Но едва я растянулся на койке, как мне передали приказание командира явиться в центральный пост. Над штурманским столом с циркулем в руках наклонился Фартушный. Увидев меня, он спросил:

— Куда вы ушли, штурман? Я спустился с мостика вслед за вами, но вы убежали так быстро, что я не смог вас догнать.