Формирование института государственной службы во Франции XIII–XV веков. - Сусанна Карленовна Цатурова

речи депутатов или сохранившиеся протоколы заседаний Штатов позволяют расслышать позицию «политических сообществ» Франции по ключевым вопросам становления государства.

При таких подходах к политической мысли перед исследователем открывается поистине море различных трактатов и хроник, зерцал и наставлений, проповедей и записок, исследовать которые не под силу одному человеку. В этой связи критерием их отбора мною был избран факт публикации текста: хотя можно предположить, что в архивах еще «пылятся» в забвении интересные тексты, однако корпус наиболее значимых для истории французской политической мысли произведений является в настоящее время изданным[124].

В силу этого критерия обозначилась неравномерность произведений по периодам: наиболее интенсивные размышления о природе и назначении власти, как можно судить по имеющемуся корпусу изданий, происходили в правления Людовика IX Святого, Филиппа IV Красивого и его сыновей Карла V Мудрого и Карла VI, являвшиеся наивысшими пиками в развитии политической мысли во Франции позднего Средневековья. Между этими вершинами обозначились «провалы» — правления королей, от времени которых осталось существенно меньше трактатов. Однако при всей избирательности предпочтений издателей, как и доли случайности, нельзя не заметить, что эти взлеты политической мысли совпадают с периодами прорывов и кризисов королевской власти и ее институтов. Будь то время реформирования власти и общества в духе крестоносной идеи, будь то склоки во взаимоотношениях с папой Бонифацием VIII, острый политический кризис внутри французского общества из-за череды поражений в Столетней войне середины XIV в., папская схизма или длительное нахождение на троне психически больного короля — именно такие чрезвычайные обстоятельства служат мощным стимулом для интенсификации политических размышлений о функциях и предназначении королевской власти.

В связи с задачами исследования еще одним критерием являлось наличие в тексте хотя бы мимолетного упоминания о служителях короны Франции. Этот критерий существенно сократил круг анализируемых произведений и выявил важнейшую для исследуемой темы тенденцию: служители короны Франции еще находились на обочине общественных интересов, упоминались крайне редко и исключительно в связи с персоной монарха. Только в политических произведениях самих королевских служителей и отпрысков чиновных династий или в трудах крупнейших церковных и университетских мыслителей можно встретить сколько-нибудь значимые описания и оценки корпуса должностных лиц короны Франции. Однако сами служители короны в исследуемый период писали крайне мало, поскольку не располагали для этого свободным временем, а имеющиеся трактаты принадлежат перу тех, кто, как правило, уже покинул чиновную службу. При всей условности такой типологии они мною подразделены на хроники, трактаты и материалы собраний Штатов.

В работе привлекаются 11 хроник. Для первой половины XIV в. поставленным в исследовании задачам отвечают «Рифмованная хроника» Жоффруа Парижского и «Хроника» Гийома из Нанжи и его продолжателей, которые охватывают период с 1300 по 1368 г.[125] Именно в этих произведениях королевские должностные лица впервые появляются на политической сцене как самостоятельные фигуры, что со всей очевидностью объясняется также близостью самих авторов к власти. Жоффруа Парижский, обнаруживший в своей хронике глубокие познания в сфере управления и политических интриг вокруг трона, по всей видимости, являлся клерком-нотариусом королевской Канцелярии или Парламента, и в своей критике советников из окружения Филиппа IV Красивого, как и при описании трагической судьбы его ближайшего сподвижника Ангеррана де Мариньи, сохранял нейтральность в отношении судейских чиновников. Что касается труда Гийома из Нанжи и его анонимных продолжателей, то следует заметить, что эта хроника была написана в аббатстве Сен-Дени — не только королевском некрополе, но и держателе «исторической памяти монархии». Гийом из Нанжи являлся хранителем архивов аббатства (1285–1300 гг.), и писал хронику в русле сложившейся королевской школы летописания (так называемые Большие Французские хроники аббатства Сен-Дени), которой следовали и его продолжатели[126].

Той же близостью к кругам служителей королевской власти объясняется и содержание «Нормандской хроники»[127], написанной в 1369–1372 гг. и охватывающей период с начала XIV в. Автором ее являлся, по всей видимости, дворянин из Нормандии, находившийся на службе короля, и упоминаемые в его хронике факты из далекого прошлого могли основываться на свидетельствах очевидцев или легендах, имевших хождение при королевском дворе.

Большой период охватывает «Хроника царствований Иоанна II и Карла V»[128], впервые написанная не в аббатстве Сен-Дени, а непосредственно в окружении короля Карла V Мудрого, который поручил эту политически важную задачу своему канцлеру Пьеру д'Оржемону. Хроника посвящена кризисному периоду 1350–1389 гг. и носит отпечаток позиции автора.

Хроника следующего царствования, короля Карла VI[129], вновь была отдана в руки монаха из Сен-Дени, но теперь она существенно отличалась от прежнего нейтрального тона официального свода монастыря. Ее автор, Мишель Пинтуэн, идентифицированный Б. Гене в результате долгих изысканий, привнес в это сочинение не только свои познания в сфере права и судебной практики, но и свои личные оценки, и услышанные им разговоры и слухи, и, главное, эхо общественного мнения[130].

Следующее правление, Карла VII, началось в условиях королевской схизмы (раскола на два королевства), и, желая затушевать этот разрыв с традицией, король решил заполучить хронику своего правления в традиции Сен-Дени, поручив это трудное дело монаху аббатства Жану Шартье, едва отвоевав Париж в 1436 г.[131] Теперь должность официального историографа сделалась королевской службой, и новоиспеченный хронист, как все чиновники, принес 18 ноября 1437 г. присягу на верность при вступлении в должность, за которую он получил регулярное жалованье в 200 парижских ливров годовых[132]. Статус автора отразился на содержании его труда, охватывающего 1422–1461 гг., где большое внимание уделялось служителям короны и политическим событиям.

Практически тому же периоду, но с несколько иной позиции, посвящена «Хроника короля Карла VII», принадлежащая перу Жиля Ле Бувье по прозвищу Герольд Беррийский[133]. На деле, он был герольдом короля Карла VII, и его хроника содержит, среди прочего, множество подробностей придворной жизни и различных светских ритуалов.

Наступило время не только официальных или монастырских хроник, но и личных записок. Благодаря этому процессу «обмирщения хронистики» в нашем распоряжении имеется несколько «частных» хроник. Прежде всего это анонимный «Дневник Парижского горожанина»[134], охватывающий, с пробелами, период с 1405 по 1449 гг. и посвященный едва ли не самому драматичному «политическому спектаклю» — Парижу времен борьбы бургиньонов и арманьяков и «двойной монархии». Образованность автора, принадлежавшего, очевидно, к университетским кругам, его широкая осведомленность и личные оценки делают «Дневник» важным свидетельством отношения парижан к служителям власти и монархии. Небольшим по объему, но ценным продолжением того же дневника является «Парижский дневник Жана Мопуана», приора церкви Сент-Катрин-де-ла-Кутюр[135]. Он охватывает не менее драматичный период 1437–1469 гг., когда окончание королевской схизмы так и не принесло Парижу ни процветания, ни королевского внимания.

Точку зрения бургиньонов