Непреклонные - Инна Тронина

Интересно, чем встретит меня Юрий Иванович Кулдошин? Сложатся наши с ним отношения, пойдёт мне фарт, или дело сразу же застопорится? Кулдошин, как и предсказывала Мила, к утру следующего дня прислал факс и гарантировал оплату, но при личной встрече я могу ему не понравиться. Впрочем, его интерес сильнее — я-то эти деньги заработаю и в другом месте, а ему позарез необходимо узнать имя убийцы или того, кто за ним стоит. Поэтому и придётся Юрию Ивановичу держать эмоции при себе — я ему нужна больше, чем он мне.

Под ровный гул двигателей я задремала. Проснулась только, когда стюардесса в очередной раз провезла по салону тележку, предлагая напитки. Я выбрала гранатовый сок, и воспалённое горло защипало; потом блаженное вязкое тепло заполнило рот. Я посмотрела вниз, на горы сверкающих облаков, и опять вспомнила дом, оставшийся очень далеко. Вспомнила почти равнодушно, потому что суровая служба приучила меня не переживать понапрасну.

Да, я вернусь, я ничего страшно не чувствую, но на всякий случай отдала необходимые распоряжения. Большинство из них я оставила в агентстве. И Миле, оставшейся с Октябриной, объяснила, как поступить с ребёнком, если случится плохое.

— Тебе ничего особенного делать не надо. Просто свяжешься с Озирским, чей телефон у тебя на визитке. Он всё сделает.

— Перестань, уже слышать о таком не хочу! — перебила Мила, которая четыре часа назад помогала мне складывать вещи. — Я Юрия просила, чтобы он тебя лично не вызывал!

— Ерунда! — беспечно сказала я, закручивая перед зеркалом на макушке свою тёмно-рыжую густую гриву. — Я мужиков отрывать от работы в агентстве не имею права. Или Юрий мне не доверяет?

— Нет, что ты! Он просто очень беспокоится! — встрепенулась Милочка.

Она напекла пирожков с мясом и морковкой, и теперь пыталась запихать пакет в мою вязаную сумку. Впервые со дня гибели тёти она была не в трауре, а в изумрудном турецком халате до пола. Почему-то мне стало очень жалко Милку, хотя следовало жалеть себя. Она оставалась в Москве, а я улетала в ночь, в холод, в неизвестность.

— Беспокоится? — удивилась я и вдела в уши золотые серёжки-шарики, которые казались уместными в любой ситуации.

— Да. Я сказала, что у тебя ребёнок, а родителей и мужа нет. В случае чего, у девочки никого не останется…

— Это клиентов не касается, — отрезала я жёстко, потому что Мила задела крайне чувствительную струну в моей душе. — Если он доверяет мне вести расследование, пусть спит спокойно. Я сделаю для него всё, что сделал бы на моём месте любой мужик.

— По-моему, ты простужена, — догадалась Мила. — Врача не проведёшь. Зря улетаешь сегодня, можно было бы и через неделю.

— Позволь мне решать.

Я наконец-то выбрала нужный пуловер и приколола к нему модную меховую брошку.

— И не надо выставлять меня какой-то жалкой, беззащитной матерью-одиночкой. Я давно уже привыкла жить только сегодняшним днём. Прошлое моё черно, будущее туманно, и лишь в настоящем я могу найти что-то живое, светлое. Если уж пережила прощание с грудной дочерью, когда внедрялась в дальневосточную банду отморозков, то теперь и вовсе нечего волноваться.

— Да ты что?! — обомлела Мила. — Тебя посылали даже тогда?..

— У нас такое правило в агентстве — себя не жалеть. И деньги нам платят не только за красивые глаза.

Я не очень ручаюсь за Октябрину, тем более что они с Денисом сейчас болели ветрянкой. Кажется, начали выздоравливать, но моя дочь оставалась слабенькой и плаксивой.

— Если Отка спит, будить не станем. И очень прошу тебя каждый день звонить.

— О чём речь! — дрожащими губами произнесла Мила.

Мы думали, что дети спят, но это было не так. Раскрашенные зелёнкой, они лежали в своих постелях и рассуждали на тему; «Есть ли самолюбие у кошек?» Возможно, потому, что я навязала Миле ещё и нашу персиянку Клариссу, которая сейчас сдала в ногах у моей дочери.

А вот столько времени придётся пробыть на Урале, чем всё это закончится, не смогла бы сказать и самая лучшая гадалка. Возможно, Октябрина успеет поправиться, и тогда Мила будет её забирать из пансиона на выходные, как это всегда делала я.

Я окончательно проснулась, услышав, что самолёт пошёл на посадку, и моментально пристегнула ремни. Лоб сильно ломило, уши заложило. И я всё то время, что лайнер кружил над аэропортом «Кольцово», глотала слюну. Утешало только то, что ветрянкой я переболела в детстве, а жара у меня пока не было. Собственно о деле Кулдошиной я даже не вспоминала, потому что до беседы с Юрием Ивановичем какие-то догадки строить рано.

За иллюминатором всё было белое; на крыле горело заходящее солнце. Пока шасси не коснулось бетонки, я, закрыв глаза, растирала лоб и виски вьетнамским бальзамом. Два моих соседа, похоже, не переносили этого запаха, морщились, ёрзали, но молчали.

Перед тем, как выйти на трап, я натянула коричневую дублёнку-пропитку с капюшоном. Именно по ней и вязаной сумке меня должны были узнать ребята, посланные Кулдошиным на встречу в аэропорт. Мне же Мила пообещала, что Юрий Иванович направит автомобиль с начальником охраны и двумя сотрудниками, которые и будут стеречь мою персону всё время командировки.

Начальник охраны тоже будет в коричневой дублёнке, только типа «пилот». Сам он высокий, худощавый, темноволосый. Я особенно не переживала, зная, что вряд ли мы в аэропорту разойдёмся, и просто глубоко дышала особенным воздухом — сухим, сладковатым, морозным.

На несколько минут я забыла, зачем прилетела сюда, и бездумно шла за толстой тёткой в нутриевой длинной шубе и за её бородатым муженьком, который смело распахнул тулуп. От прилетевших шёл пар. Толпа двигалась к зданию аэровокзала в молочном облаке, а под ногами бриллиантами переливалась бетонка. Автобус за нами не прислали — лайнер стоял достаточно близко от здания.

В небе мерцали звёзды, и из-за леса медленно поднималась громадная полупрозрачная краюшка Луны. Всё происходящее казалось мне красивым сном, который хотелось смотреть и смотреть. Я переставляли ноги в неудобных, но дорогих сапожках, и не слышала собственных шагов. Не ощущала и веса тела; плыла, смаргивая иней с ресниц, и дремала. А вокруг звучал окающий, то быстрый, то протяжный говор. Пахло табаком, чесноком и копчёным салом. Наверное, мои попутчики закусывали в полёте, чтобы скрасить дорогу. А вот Милины пирожки так и остались нетронутыми.

Следом за другими прибывшими я вошла в светлый просторный зал и очнулась. Сразу же вспомнила, что прибыла в чужой город, и намерения мои неясны, а перспективы туманны. Если меня сейчас не встретят, ближайшим рейсом нужно вернуться в Москву.

Те, кто прилетел, переобнимались и перецеловались с встречающими, а после все вместе отправились получать багаж. Я осталась посередине зала одна, и тут ко мне вразвалочку направились три человека.

На том, что шёл впереди, действительно был итальянский дублёный «пилот», и волосы его оказались тёмными. Сопровождал его дядька лет сорока с внешностью киношного резидента разведки, в длинном финском утеплённом плаще. Ещё один, в чёрной кожаной куртке на синтепоне, выглядел заурядным «братком».

— Здравствуйте! Вы — Оксана Валерьевна Бабенко? — приветливо произнёс парень в «пилоте» и улыбнулся великолепными вставными зубами.

Походя я удивилась, что начальник охраны Кулдошина слишком многим пожертвовал ради возможности продемонстрировать голливудские прелести. Впрочем, он мог потерять все зубы и при выполнении служебных обязанностей.

— Да, это я.

У меня вырвался вздох облегчения. Но, в то же время, я пожалела о потерянной возможности немедленно вернуться домой.

— Меня зовут Павел Николаевич Шестаков, представился парень в «пилоте».

Я вздрогнула, ещё не до конца осознав услышанное. Павел Шестаков, о котором говорила мне Мила Оленникова? Или другой, двойной тёзка?

— Это — Борис Владиславович Петровский, наш консультант. — Шестаков указал на «резидента». — Ну и Алексей Жамнов, охранник. Между прочим, прошёл Чечню, так что можете ему доверять.

— Никогда бы не подумал, что увижу такую красивую женщину! Прямо-таки Синди Кроуфорд! Вот это сюрприз! — сделал мне комплимент Петровский. При этом я чувствовала, что действительно понравилась ему.

— А кого вы ожидали увидеть, Борис Владиславович?

Я мимо скокетничала, показав зубки-жемчуга и ямочки на щеках.

— Бабу с яйцами, буркнул Жамнов. — И с кулаками-тыквами.

— Лёшик, помолчи, — попросил Шестаков. — Наверное, вы слышали обо мне от Людмилы Оленниковой? Вижу, что да. Так вот, это действительно я.

— Признаться, я удивлена.

Мы, не сговариваясь, направились за багажом. Судя по всему, охранники Кулдошина понимали мои желания без слов. И всё то время, что пришлось ждать багаж, я приходила в себя. Появление на сцене бывшего жениха Милы добавило ситуации таинственности и пикантности. Впрочем, и занимательности тоже.