Адский поезд для Красного Ангела - Франк Тилье

Раздался щелчок, и его голос пропал. Положив сотовый на стол, я достал из куртки блокнот, чтобы записать основные ключевые пункты нашего разговора.

— Похоже, есть новости? — поинтересовался Серпетти, потягивая розовый мартини.

Я сел и смочил горло темным разливным «Leffe».

— Верно. То, что мне сказал судмедэксперт, — блеф. Чистый блеф. — Я провел рукой по волосам, от затылка ко лбу. — Он заставил ее проглотить эту гниющую воду… Какой же в этом может быть смысл?

— Ты о чем? Что еще за история с водой?

— Я бы хотел пока больше ничего тебе не говорить, Тома. Не сердись…

Серпетти запрокинул голову, сделал два глотка мартини, а потом бросил мне:

— Никогда не устану удивляться науке… Не хотел бы я в наше время быть убийцей. С вашими технологиями бедняге даже не пукнуть спокойно на месте преступления — вы ведь сможете разобрать его пук на молекулы, определить по нему возраст и цвет кожи убийцы и сказать, что он ел, прежде чем совершить преступление!

Тома осушил свой стакан и продолжал:

— Ладно, хватит шутить! Звонок твоего судмедэксперта прервал меня. Я подтверждаю, фотография содержит кодированное послание. Но с твоим компом из нее ничего не вытянуть. Это не машина, а старое корыто, на восстановление первоначального сообщения ему потребуются месяцы. Спецы из SEFTI работают?

— Да, они с утра корпят над электронной почтой и фоткой. У них в зале-рефрижераторе есть компьютеры размером со шкаф. Думаю, у них получится быстрее… Надеюсь, что это нас к чему-нибудь приведет.

— Я тебя предупредил, процесс дешифровки может оказаться очень долгим. Мощность процессоров сэкономит время, но, боюсь, мы получим ответ не раньше чем через одну-две недели.

— Посмотрим… В любом случае в настоящий момент у нас, кроме этой картинки, нет других следов. Нужно быть здорово головастым, чтобы такое сварганить?

— Зашифровать или расшифровать? Да ну! Восьмилетний ребенок справился бы! Это как отправлять письма по электронке. — Тома вдруг перестал улыбаться и с тревогой спросил: — Мать убитой женщины получила письмо?

— К сожалению, да. Ночью убийца подсунул его прямо под ее дверь… Беднягу доставили в психиатрическое отделение госпиталя Питье.[17] Она сразу попыталась покончить с собой, приняв лоразепам.

Расставшись с Тома, я стал ломать голову, пытаясь разобраться в том, что может означать химическая подпись в желудке Мартины Приёр. Без сомнения, лейтенант Сиберски прав: убийца хотел бросить нам, полицейским, криминалистам, биологам и психологам, вызов. Возможно, ему бы хотелось, чтобы мы включились в его игру, тогда он мог бы наблюдать за нами, оценивать, изучать нас, как лабораторных крыс… А вдруг мы превратимся в подопытных животных в его пакостных экспериментах?

Я видел лишь один способ добраться до него: обнаружить место происхождения этой воды…

Стерильный виварий. Вот что напомнили мне помещения научно-технического отдела полиции, протянувшиеся вдоль набережной Часов. Здесь в масках, очках и перчатках передвигались протравленные дезинфицирующим средством наиболее редкие и всеведущие особи homo sapiens.

Здесь, в замороженном пространстве, соседствовали многие термины словаря, оканчивающиеся на «-гия»: биология, токсикология, морфология, антропология и другие… По экранам постоянно включенных компьютеров циркулировали оцифрованные голосовые сигнатуры, фиолетовые хитросплетения водяных знаков, извилины папиллярных рисунков. На виртуальные лица непрерывно подставлялись заплатки реальных носов, глаз, ртов, сменяющих друг друга, пока не возникнет нужная комбинация. Целый технологический набор для исследования невидимого, для завоевания ничтожной малости, содержащей информацию обо всем.

Шеф отдела дактилоскопии Тьерри Дюсолье пришел за мной на проходную. Неотличимый от своих клонов, он был одет в непомерно длинный хлопчатобумажный халат, летящий за ним, словно накидка.

— Пойдемте, комиссар.

— Что дал анализ отправленного убийцей письма?

— Вообще ничего, — отвечал спец. — Электростатический анализатор документов не обнаружил ни одного случайного отпечатка. По этому вопросу полный провал.

Очередной раз свернув за угол в лабиринте коридоров, мы со специалистом проникли в комнату без окон, оборудованную под уютную спальню: кровать из сосны, рамки на стенах, лампа у изголовья, разбросанные на комоде романы, телевизор и музыкальный центр. Я находился в обстановке дома Мартины Приёр, перенесенного, описанного и с мебелью, расставленной в том же порядке, чтобы в лабораторных условиях воссоздать условия, в которых было совершено преступление. Инженер закрыл дверь, и мы погрузились в темноту ожидания, из тех, которые заставляют работать слюнные железы.

— Приступим, комиссар…

Черный свет Вуда[18] хлынул с потолка, отбрасывая фиолетовые отсветы. Невидимое возникло, запечатлелось на моей сетчатке. Сотни отпечатков пальцев, рискованно разбросанных по мебели, напоминающих кошачьи лапки, белеющих в цианоакрилате, создавали светящийся балет. Эта комната снимала покров с тайных историй, явленных на свет как еще одно насилие, совершенное над женщиной. Но среди созвездий отпечатков пальцев, быть может, таилась особенная звезда: какая-то одна-единственная путаница папиллярных гребешков, разветвлений, островков и озер составляла отпечаток убийцы.

Сильно жестикулируя, ученый указал мне основные элементы:

— Убийца действовал в перчатках из латекса с присыпкой. Поскольку нами обнаружены следы лактозы на спинках кровати, на комоде и… сейчас увидите.

— Для чего эта присыпка?

— Крахмал, кальцинированная сода или лактоза внутри перчаток облегчают их надевание и обеспечивают более плотное прилегание пальцев к латексу. Когда перчатки несколько раз снимают и надевают, присыпка попадает на внешнюю поверхность, отсюда следы.

— Их часто используют?

— В областях, где нужна точность. В хирургии, например. Их покупают в аптеке, но следует делать специальный заказ, иначе аптекарь может дать перчатки без присыпки.

Планетарий отпечатков напоминал звездное небо летней ночью. Указав на него, я поинтересовался:

— Вы обнаружили чьи-нибудь еще, кроме отпечатков самой Приёр?

— Нет. Зато у нас есть кое-что очень и очень интересное.

Я подошел к нему, судорожно дыша, с расширенными зрачками.

— Взгляните на это. — Он ткнул пальцем в плакат с изображением маяка, захлестываемого разбушевавшимися морскими волнами. Картинка была помещена под девственно-чистое стекло, лишенное всяких отпечатков пальцев.

— Похоже… на присыпку… лактоза?

— Вот именно. Вешая картину, вы в какой-то момент крепко держите ее за края. Если вы посмотрите внимательно, то обнаружите следы лактозы справа и слева вверху. А что мы видим на других стеклах?

Я вгляделся в две другие картины: их углы были густо захватаны пальцами.

— На рамке с маяком ни одного отпечатка. Только остатки присыпки. Зато на других целые тонны отпечатков, принадлежащих Приёр. Но никакой лактозы… Это значит…

— Мы обнаружили на стекле присутствие спирта, изопропила. Значит, перед тем, как повесить картинку, стекло протерли. Кроме того, специалисты вернулись на место преступления. Гвоздь, на котором висела эта рама, вбит под углом, не так, как все остальные. Размер и материал тоже отличаются.

— Значит, вбит кем-то другим, а не Приёр…

— Да. Можно с уверенностью утверждать, что эту картину повесил убийца…

В черном свете голубые глаза Дюсолье странно светились, казались почти прозрачными, как у зайца в свете фар. От его облаченного в белое тела исходило яркое люминесцирующее свечение.

Я выдвинул первое заключение, которое, безусловно, следовало из увиденного:

— По всей вероятности, убийца принес плакат с собой… Он дает нам еще одну примету…

— Простите, что?

— Я думаю, он специально выбрал перчатки с присыпкой, чтобы постепенно привести нас к этой рамке…

— Почему бы просто не оставить записку: «Это принес я», если ему и правда хотелось, чтобы мы это заметили?

— Потому что он нас испытывает! Как с водой, содержавшейся в желудке! Он хочет нас куда-то привести, оценить, с какой скоростью мы будем двигаться. Он нас калибрует, тщательно присматривается к нашим аналитическим выводам, способности сосредоточиться. Он чертовски хитер и обладает отменным знанием наших технологий расследования…

— Вы немного экстраполируете, вы полагаете, что все его действия сознательны, хотя, возможно, это не так!

— Конечно сознательны! Почему мы не обнаружили следов лактозы на теле жертвы? Он надел перчатки специально для картины, до или после того, как потрудился над Приёр, но не во время…