Тайны уссурийского женьшеня - Николай Семелев

Пьяный какой-то уснул прямо на дороге, километрах в двух от деревни. А прежде чем уснуть, желудок свой опорожнил. Тигренок подошел и начал эту гадость лизать – голодный ведь. С дороги слизал – лицо пьянице стал облизывать. Тот очухался, рукой потянулся, думал, друг его ласкается, с которым вместе пили. Потрогал, а «лицо» у «друга» в шерсти, открыл глаза, увидел – и как заорет! Тигренок в лес, а этот отрезвел и опрометью в деревню: «Напал тигр на меня, – кричит. – Караул!» А он ведь его не только не тронул, а, можно сказать, туалет навел. Ну, тут уж разрешение на отстрел дали. Долго гонялись за тигренком. Однажды даже ранили, он ушел. Потом прикончили все же. И вот странность: тигренок-то один. А было два. Где второй? Значит, второго кто-то втихую убил. Когда этого прикончили, посмотрели, а он – без когтя и без одного клыка. Тоже, значит, встречался с кем-то… Заперли труп в сарай. А когда привезли, значит, в поселок, увидели, что уже и усов нет. Кто-то отрезал. Усы ведь у знахарей большим лекарством считаются. И второй клык выбили. На сувенир. А потом и хвост отрубил кто-то…

Вот вам и отношения. А ведь тигр в Красной книге. Другой раз думаешь: что же это за зверь такой – человек. Ну, всех ненавидит. Все вокруг готов уничтожить. А природа его кормит, поит, одевает. Ну, не все, конечно, такие люди, но из-за таких общая картина неприглядная получается.

…Вот как разговорился наш друг. Я, если честно, и не ожидал от него такого рассказа. Так, незаметно для нас, прошел тот ужасно стрессовый день, который не забудется уже всю жизнь. Мы остановились на ночлег отдохнуть, поднабраться сил для новых неожиданных встреч. И мое подсознание подсказывало мне, что скоро, скоро уже я встречусь с великим царем растений. Наверное, не случайно даются мне на пути к нему все новые и новые испытания.

Встреча с женьшенем

На следующий день мы пошли дальше. В двух километрах хода нам встретилась долина, которая через полчаса повернула к северу-западу. С левой стороны ее по течению речушки тянулась невысокая, но обширная речная терраса. Когда-то здесь была глухая тайга. Пожар, который был, уничтожил ее совершенно. Остались только редкие обгорелые стволы. Точно гигантские персты, они, словно взывая к справедливости, указывали на небо, откуда за хищническое истребление лесов когда-то явится возмездие в виде сильных дождей и связанных с ними стремительных наводнений. Этот горелый лес тянется далеко в стороны. Чрезвычайно грустный и безжизненный вид имеют такие гари.

К полудню мы вошли в густой лес и сделали небольшой привал. Подкрепив свои силы едой, отправились вперед. Теперь наша дорога стала подниматься куда-то в гору. Я думал, что речка протекает здесь по ущелью, и потому тропа обходит опасное место. Однако Владимир заметил, что это уже не та тропа, по которой мы шли раньше. Во-первых, на ней не было никаких следов, а во-вторых, она шла вверх по ручью, в чем мы убедились, как только увидели воду. Тогда мы решили повернуть назад и идти напрямик к реке, в надежде, что где-нибудь пересечем свою дорогу. Оказалось, что эта тропа увела нас далеко в сторону. Мы перешли на левую сторону ручья и пошли вдоль подножия какой-то сопки. Вековые дубы, могучие кедры, черная береза, клен, аралия, ель, граб, пихта, лиственница и тис росли здесь в живописном беспорядке. Что-то особенное было в этом лесу. Внизу под деревьями царил полумрак.

Анатолий Федорович шел медленно и по обыкновению внимательно смотрел себе под ноги. Уссурийская тайга оживает 2 раза в сутки – утром перед восходом солнца и вечером во время заката. Время неумолимо шло своим равномерным шагом как сейчас, так и миллиарды лет назад. Наконец-то закончился очередной день похода; в лесу сделалось сумрачно. Солнечные лучи освещали теперь только вершины гор и облака на небе. Свет, отраженный от них, еще некоторое время освещал землю, но мало-помалу и он стал блекнуть. Жизнь пернатых начала замирать, зато стала просыпаться другая жизнь – жизнь крупных четвероногих. До слуха моего донесся шорох. Скоро мы увидели и виновника шума: это была енотовидная собака – животное, занимающее среднее место между собаками, куницами и енотами. Тело ее, длиной около 80 см, поддерживается короткими ногами, голова заостренная, хвост длинный, общая окраска серая с темными и белесоватыми просветами, шерсть длинная, отчего животное кажется больше, чем есть на самом деле. Енотовидная собака обитает почти по всему Уссурийскому краю, преимущественно же в западной и южной его частях и держится главным образом по долинам около рек. Животное это трусливое, ведущее большей частью ночной образ жизни, и весьма прожорливое. Его можно назвать всеядным: оно не отказывается от растительной пищи, но любимое лакомство его – рыбы и мыши.

Проводив ее глазами, мы постояли с минуту и пошли дальше. Через полчаса свет на небе еще более отодвинулся на запад. Из белого он стал зеленым, потом желтым, оранжевым и, наконец, темно-красным. Медленно Земля совершала свой поворот и, казалось, уходила от Солнца навстречу ночи. В это время мы услышали треск сучьев и вслед за тем какое-то сопение. Я замер на месте со всеми остальными. Из чащи, окутанной мраком, показались 2 темные массы. Мы увидели кабанов, которые направились к реке. По неторопливому шагу животных мы поняли, что они нас не видят, а также и то, что настал момент разводить костер на ночлег, чем мы и занялись.

На следующий день мы продолжили свой путь по реке Дананце. Здесь в изобилии растет кедр. По мере приближения к Сихотэ-Алиню строевой лес исчезает все больше и больше, и на смену ему выступают леса «поделочного» характера, и наконец, в самых истоках растет исключительно мшистая и «жидкая» ель, лиственница и пихта. Корни деревьев не углубляются в землю, а стелются под поверхностью – сверху они чуть-чуть только покрыты мхами, от этого деревья недолговечны и стоят непрочно. Молодняк 20-летнего возраста свободно опрокидывается на землю усилиями одного человека. Отмирание деревьев происходит от вершин. Иногда умершее дерево продолжает еще долго стоять на корню, но сто́ит до него слегка дотронуться, как оно тотчас же обваливается и рассыпается в прах. При подъеме на крутые горы, в особенности с ношей за плечами, следует быть всегда осторожным. Надо внимательно осматривать деревья, за которые приходится хвататься, не говоря уже о том, что при падении такого рухляка сразу теряешь равновесие, но, кроме того, обломки сухостоя могут еще разбить голову. У берез древесина разрушается всегда скорее, чем кора. Труха из них высыпается, и на земле остаются лежать одни берестяные футляры.

Такие леса всегда пустынны. Не видно нигде звериных следов, нет птиц, не слышно жужжания насекомых. Стволы деревьев в массе имеют однотонную буро-серую окраску. Тут нет подлеска, нет даже папоротников и осок. Куда ни глянь, кругом мох: и внизу под ногами, и на камнях, и на ветвях деревьев. Тоскливое чувство навевает такая тайга. В ней всегда стоит мертвая тишина, нарушаемая только однообразным свистом ветра в вершинах сухостоев. В этом шуме есть что-то злобное, предостерегающее. Такие места удэгейцы считают обиталищами злых духов.

Подъем со стороны реки Дананцы был длинный, пологий, спуск в сторону моря крутой. Сам перевал представляет собой довольно глубокую седловину, покрытую хвойным лесом, высотой в 900 м. В горах Сихотэ-Алиня почти всегда около глубоких седловин располагаются высокие горы. Так было и здесь. Слева от нас высилась большая гора с плоской вершиной, которую называют Тудинза. Сверху, с горы, открывается великолепный вид во все стороны. Перед нами развернулась красивая панорама. Земля внизу казалась морем, а горы громадными окаменевшими волнами. Ближайшие вершины имели причудливые очертания, за ними толпились другие, но контуры их были задернуты дымкой синеватого тумана, а дальше уже нельзя было разобрать, горы это или кучевые облака на горизонте. В этом месте хребет Сихотэ-Алиня делает небольшой излом на восток, а затем опять поворачивает на северо-восток. Гора Тудинза находилась как раз в углу излома.

Через час мы стали спускаться обратно к седловине. Я не знаю, что труднее – подъем или спуск. Правда, при подъеме в работе усиленно участвует дыхание, зато положение тела устойчивее. При спуске приходится все время бороться с тяжестью собственного тела. Каждый знает, как легко подыматься по осыпям вверх и как трудно по ним спускаться книзу. Время было уже далеко за полдень, мы шли цепочкой по тропе, когда нас неожиданно остановил взволнованный крик Виктора, идущего впереди меня:

– Женьшень! Женьшень, осторожно, смотрите под ноги!..

Мы все остановились как вкопанные и стали осматриваться. Огромные деревья застыли в неподвижности, солнце сквозь них почти не пробивалось. И вдруг – просвет, и я увидел рубиновые ягоды, горящие на солнце очень ярко. Сердце так часто забилось, что готово было вырваться из груди. Подхожу. Он! Представляете себе? Я сам нашел женьшень в тайге! Я его искал с первого же дня пребывания в Приморье. В голове пульсировала одна и та же мысль: наконец-то нашел «свой» женьшень!