Два окна на Арбат - Александр Алексеевич Суконцев

дорогие товарищи? Почему в наше сугубо плановое хозяйство вдруг стали усиленно внедряться принципы дореволюционной одесской барахолки? Почему в иных наших учреждениях всякого представителя другой организации, пришедшего с какой-то совершенно законной просьбой, встречают непременным вопросом: «А что мы с этого будем иметь?»

И от того, что этот типично торгашеский оборот облекается в вежливо-бюрократические одежды и маскируется такими дипломатическими выражениями, как «в порядке исключения» или «просим принять в долевое участие» и т. д., положение не меняется. Все равно это выглядит как вымогательство. Если хотите — как разновидность взятки.

И потому пресекать подобные «просьбы» нужно точно так же, как мы пресекаем взятку.

1970

ДЕМИН МОСТ

Не так давно по командировке редакции оказался я в городе Лучезарске. Когда-то Лучезарск причисляли к населенным пунктам, перед названием которых стояло что-то дустовское: «пгт» — поселок городского типа. Да и назывался он тогда до обидного нелепо: «Тюфтели». Заметьте: даже не Тефтели, это бы еще куда ни шло, а Тюфтели. Придумал же какой-то недобрый человек.

Но вот здесь обосновался райцентр и уже это название стало просто неприличным. В самом деле, не напишешь же на плакате: «Тюфтелевцы, добьемся…» Курам на смех.

Тогда-то и появился на свет Лучезарск. В последнее время бывший «пгт» выбился даже в города областного подчинения и потихоньку стал благоустраиваться, обзаводиться магазинами без продавцов, кинотеатром с широким экраном и пивным баром, где иногда продавалось пиво. А также другими достопримечательностями местного значения.

В коллективном письме, которое пришло в редакцию из Лучезарска, речь шла тоже о достопримечательности. Только авторы упорно брали это слово в кавычки или презрительно добавляли: «так называемая».

И действительно, эта лучезарская достопримечательность вовсе была не достойна, чтобы ее примечали и показывали приезжему человеку как некое чудо. Совсем даже наоборот. Федор Иванович Демин не давал людям спокойно жить, мешал им работать, отравлял их отдых. Этот возмутитель спокойствия был для Лучезарска сущим наказанием. Посудите сами.

На том месте, где люди переходили через железнодорожный путь с тех самых пор, когда он был проложен, этот злодей приказал построить забор — с обеих сторон. Индивидуальные садики честных тружеников сровнял с землей бульдозером. А стол, за которым авторы письма, заслуженные пенсионеры, проводили свой досуг, сражаясь в домино, приказал выбросить в неизвестное место.

Естественно, что такое самоуправство до глубины души возмутило людей и обращались они в редакцию потому, что городское руководство «не дает должного отпора безобразным выходкам гр-на Демина Ф. И.», — так заканчивалось письмо, под которым стояло три или четыре подписи.

Я встретился с одним из авторов, чей адрес был указан на конверте, — Петром Евдокимовичем Титочкиным. Это был старик из той породы людей, про которых добрые соседи любовно говорят: «Да на нем воду можно возить, чего ему сделается?» Хотя сам Петр Евдокимович при разговоре часто вздыхал и непременно прибавлял при этом довольно странное присловье:

— О господи, убей того до смерти, у кого денег много.

Отвечая на мой недоуменный взгляд, он пояснил:

— Привычка дурная. От проклятого прошлого… Не обращайте внимания…

Петр Евдокимович повторил мне на словах все, о чем я уже знал из письма, добавив несколько обидных слов в адрес своего недруга. Потом он повел меня, так сказать, на натуру, чтобы я смог воочию убедиться во всех злодеяниях лучезарской «достопримечательности».

— О господи… — привычно вздохнул Петр Евдокимович при упоминании ненавистного ему имени, но оборвал себя: — Извините…

— Вот здесь стоял стол, — показывал мне Титочкин, приведя в небольшой дворовый скверик, — скажите: кому он мешал? От окон далеко, дети нас не видят и не слышат. Да если бы и видели… Занятие невинное…

— Вы в прямом смысле? — уточнил я.

— А-а? — не сразу понял Титочкин. — Нет, что вы, этим мы не займаемся. Не та компания, хоть у кого спросите. Я сейчас позову всех, кто письмо подписывал.

Пока он ходил, я осмотрел двор и место, где стоял злополучный стол, — оно было вскопано. Рядом была разбита клумба. В самом центре двора детская площадка — карусели, ящик с песком, — дальше шли уж вовсе диковинные вещи: деревянный слон, зеленый крокодил с разинутой пастью, ослик, лошадь, лиса и петух — целый зверинец, искусно вырезанный из дерева.

Титочкин привел двоих компаньонов по домино и пожилую женщину. Все они, как на духу, подтвердили, что писали в редакцию «только правду».

— А вот у нее, — показал Титочкин на женщину, — сад вырубил.

— Как есть под корень, — горестно закивала головой женщина, — ни дна бы ему, ни покрышки.

— Да кто же он? Председатель горсовета? Начальник коммунхоза?

— Куда ему, — засмеялся Титочкин, — кишка тонка. Плотник он, на стройке работает.

— В общественники лезет, — неодобрительно заметил один из доминошников.

— Пишет, — ухмыльнулся Титочкин и добавил: — Писать и мы умеем.

Самого Демина дома не оказалось.

— В область уехал, — сказала жена, — два дня отгула взял и умчался. Больше всех ему надо…

Отправился я в горсовет. Председатель Лучезарского горсовета, молодой русоволосый человек, прочитал письмо, которое я перед ним положил, и сказал:

— Все верно.

— Как же вы допускаете такое самоуправство?

— Попробуй не допусти — сразу в фельетон угодишь. — И с этими словами молодой председатель залился веселым смехом.

— Ничего не понимаю, — признался я.

— Сейчас все расскажу. Вы в том дворе были, где эти жалобщики живут?

— Был.

— Видели детскую площадку?

— Прекрасная площадка.

— Все Демин сделал. Своими руками. Без всякой оплаты. А стол он у них, верно, выбросил, там клумбу решили разбить. Причем решил не Демин, все жильцы. А доминистам предложили в городской сад ходить, там для этого специальные столы поставили. А им лень.

— Ну, а сады под корень?

— Бульдозером? Правильно. Идея была его, Демина, а бульдозер мы выделили, у него же личного, как вы понимаете, нет. Только там, на этом пустыре, не сады были, а огороды личные, от старых, тюфтелевских времен остались. Когда-то люди там картошку сажали, а уж последнее время с картошки на клубничку перешли. И на рынок. Все бы ничего, да место это у нас стало как бельмо на глазу — каждый свой клочок огородил, чем только мог, — от старых кроватей до бетонных плит. Представляете, картина!

Вот и предложил Федор Иванович: «Давайте снесем всю эту барахолку к чертовой бабушке, а на этом месте хоккейное поле зальем, барьером огородим, свет подведем, раздевалки соорудим». Действительно, в городе ни одной приличной площадки для хоккея нет, а мальчишки тянутся. Все он с самими хоккеистами сделал, по вечерам, в выходные. Все готово, а формы нет. Вот он взял чек в Комитете