Сдача и гибель советского интеллигента, Юрий Олеша - Аркадий Белинков

Никаких других преимуществ у пьесы Дм. Щеглова "Радость" перед пьесой Ю. Олеши "Список благодеяний" нет, и никаких других преимуществ у пьесы Ю. Олеши "Список благодеяний" в сравнении с пьесой Дм. Щеглова "Радость" тоже нет.

Это были месяцы очередной кампании, в которой преобладали процессы и пьесы.

Пьеса Юрия Олеши была такой же, как многие пьесы тех месяцев, и все, что писал Юрий Олеша, было таким же, как многие другие романы, рассказы и очерки тех месяцев, когда он писал.

Юрий Олеша возобладал над толпой других, не открывших ничего нового в искусстве писателей, потому что он так же тщательно, как над строкой, работал над своей биографией. И его биография, его писательская судьба, действительно была прекрасно отделана и чрезвычайно художественна. Идея его судьбы была такая: высокий художник, всем сердцем стремящийся постичь новую действительность, понимающий, как она высока и как он еще не дорос до нее, изнемогающий от переживаний.

Трагический конфликт героев Юрия Олеши с действительностью заканчивается печально.

Перед гибелью каждый из них предъявляет свой список преступлений.

Список Кавалерова "Я не буду уже ни красивым, ни знаменитым... я не буду ни полководцем, ни наркомом, ни ученым, ни бегуном, ни авантюристом. Я мечтал всю жизнь о необычайной любви. Скоро я вернусь на старую квартиру... Там грустное соседство: вдова Прокопович".

С горечью вписывает в список преступлений Елена Гончарова свою строчку - "По всей вероятности, никогда русским зрителям показывать "Гамлета" не будут", - одну из многих строчек длинного списка. Она хочет "...смотреть Чаплина..." "...смотреть знаменитые кинофильмы, которых мы никогда не увидим здесь".

Все это критики, писавшие об Олеше, яростно опровергают.

По мере того как выясняется, что это так легко опровергнуть (высказывание писателя сравнивается с жизнью и раз! - писатель с треском опровергается!!), они становятся все злее.

Как дважды два, критики разбивают всю эту олешинскую музыку.

Они доказали, что, вопреки утверждениям, вишневые деревья в нашей стране растут.

"В рассказе "Вишневая косточка", как мы знаем, Олеша бродит по советской земле в поисках места, где можно посадить вишневую косточку. Где там! Страна покрыта железобетоном. У большевиков не хватит воображения подумать о цветах, о деревьях. В конце рассказа Олеша сдается. "Я вижу ясно, - обращается он к руководителю экскурсии, - здесь будет сад""1.

"В садах Мичурина и его учеников Олеша не узнал бы своего вишневого дерева, не узнал бы винограда, который видят все его герои, лишь только закрывают глаза.

Он увидел бы там вишневое дерево, на котором прозрачные алые вишни растут тяжелыми виноградными гроздьями. Он увидел бы там плоды - каким жалким кажется по сравнению с ними рог изобилия кавалеровских снов! плоды, которые уже не яблоки и еще не груши, чудесные гибриды, пахнущие лимонами и апельсинами"2.

И вообще, если бы Олеша съездил в город Козлов или по крайней мере на завод "Богатырь", то никакой проблемы взаимоотношений интеллигенции и революции в его произведениях не возникло бы. Понятно? Вот так.

И с "Гамлетом" у Олеши тоже ничего не выходит.

Олеша говорит, что "Гамлет" советскому зрителю не нужен и приводит высказывания советского зрителя по этому поводу. "Эта пьеса, которую нам показывали... очевидно, писалась для интеллигенции. Рабочий зритель ничего в ней не понимает..."

"В эпоху реконструкции, когда бешеный темп строительства захватил всех, противно слушать нудные самокопания вашего "Гамлета"".

"Зачем ставить "Гамлета", разве нет современных пьес?"

Критик заявляет, что Олеша, деликатно выражаясь, несколько удалился от истины, ссылается на Маркса и Энгельса, которые думали о "Гамлете" совсем не так, как эти крайне отсталые слои населения, и настаивает на том, что спектакль "неослабно смотрится рабочими"3.

1 А. Гурвич. Юрий Олеша. - "Красная новь", 1934, № 3, с. 221.

2 Там же, с. 214.

3 Там же, с. 219.

Происходит нечто необъяснимое.

Олеша заявляет: не вырастут вишневые деревья. А ему авторитетно отвечают: пожалуйста, приезжайте к нам в колхоз.

Писатель уверяет, что у нас не показывают Чаплина. А критики, торжествуя и похохатывая, с достоинством идут на "Парижанку" и "Золотую лихорадку".

Писатель настаивает на том, что не будут показывать "Гамлета". А критики, посмеиваясь, утверждают, что будут. Говорят, даже в разных трактовках. В отдельных случаях даже совершенно размагниченного.

Между Юрием Олешей и его читателями идет длинный и странный спор.

Спор, которого быть не может.

Писателя опровергают жизнью.

Деревьями, кинокартинами, "Гамлетом", хотя, как всему миру известно, советские зрители не во всем согласны с рядом положений принца. В частности, они не согласны, что герой обзывает при всех, а не наедине, с глазу на глаз девушку "проституткой", "потаскухой", "шлюхой" и явно собирается обозвать "блядью", а в отдельных случаях даже "проблядью". Мы вообще отвергаем, когда произносят вслух унижающие человеческое достоинство слова. Мы уже не говорим о том, что отца этой, так называемой "проститутки", "потаскухи", "шлюхи" и даже "бляди", а в отдельных случаях даже "пробляди", человека в высшей степени приличного, занимающего один из самых ответственных постов в государстве, он вообще убивает.

Создается впечатление, что писатель не выходит на улицу, не читает газет, не изучает жизнь, говорит Бог знает что.

Но тогда все это несерьезно, и спорить с ним не о чем.

Или он сознательно обманывает? Говорит, что деревья не растут, а сам знает, что растут?

Происходит недоразумение, причем внешне скорее даже не социальное, а какое-то филологическое.

Когда критик Раздватрис-Гурвич говорит, что у нас растут замечательные вишневые деревья, то он это и думает: замечательные вишневые деревья. Он искренне удивляется, как это Олеша не видит их.

Но когда Юрий Олеша говорит, что ему некуда посадить вишневую косточку, из которой выросло бы дерево в память его неразделенной любви, то он думает не о дереве, не о вишнях и даже не о варенье, а он думает о том, что гибнет все легко ранимое, тонкое и прекрасное, отмеченное неповторимой индивидуальностью. Гибнут вишневое дерево, жасмин, невеста, дружба, награда, девственность, слава...

Критик полагает, что между ним и писателем происходит такой разговор.

Писатель: Вишневые деревья не будут расти.

Критик: Нет, будут.

А на самом деле происходит совсем другой разговор:

Писатель: Гибнет поэзия.

Критик: Дадим стране 156 тыс. кубометров деловой древесины.

Такого разговора быть не может.