Невидимые знаки - Пэппер Винтерс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если мы найдем спасение, то не будем знать координат, куда возвращаться. Если мы не найдем спасения... мы умрем гораздо раньше, чем если бы остались.
Эти мысли не давали мне спать слишком много ночей.
…
— Они вылупляются! Идите быстрее!
Моя голова вскинулась от возбужденного крика Коннора. Я положил швейцарский армейский нож на бревно, к которому прислонился, делая все возможное, чтобы вырезать табличку, которую можно повесить над нашим бунгало.
Я взял выходной от строительства плота, чтобы провести день, занимаясь посторонними делами вокруг нашего дома. Крыша нуждалась в паре дополнительных льняных досок, пол — в замене панелей, а наша хижина все еще нуждалась в официальном названии.
Пиппа рванула за братом, песок летел как дым от ее быстрых ног. Весь день солнце играло в гляделки с облаками, давая нам столь необходимую тень и свободу работать на улице — проветривать постельное белье, пополнять запасы соли и купаться, не опасаясь, что кожа с лица сойдет от ожогов.
Однако это также означало, что телефон Эстель не зарядился, что, очевидно, было не очень хорошо, судя по тому, как она в отчаянии вскрикнула и бросила разряженное устройство на льняное одеяло под деревом.
Бегая трусцой, чтобы догнать ее, когда она бежала за Пиппой и Коннором, я спросила:
— Что, черт возьми, происходит?
— Разве ты не слышала его? Они вылупляются.
— Кто вылупляется?
Она бросила на меня недоверчивый взгляд.
— Серьезно? Ты уже забыл? Даже то, что мы делали после того, как посмотрели, как черепахи откладывают яйца?
Мое тело потеплело.
Я одарил ее самодовольной улыбкой.
— Когда ты так говоришь, я все вспоминаю. — Я попытался схватить ее на середине пробежки, но она уклонилась. — Мы можем повторить ту ночь, если ты не против. За вычетом плохого конца, конечно.
С той ночи она доверяла мне. Я был в ней больше раз, чем мог сосчитать, и ни разу не кончил в ее тело.
Я хотел этого больше всего на свете.
Я хотел кончить, чувствуя, как она сжимается вокруг меня.
Но я также не хотел, чтобы она забеременела.
Не потому, что я не хотел ребенка (за последние несколько месяцев мои взгляды на детей кардинально изменились), а потому что я чертовски боялся, что Эстель пройдет через это без медицинской помощи или специализированного ухода.
Она отмахнулась от моей руки, сменив направление на растительность, которую черепахи выбрали для своих гнезд.
— Ты всегда думаешь этой частью своей анатомии?
— Когда я рядом с тобой? Все время.
Она закатила глаза, но я мог сказать, что она втайне рада, что я так сильно хочу ее.
И это не было ложью.
Когда бы она ни была рядом со мной, будь то рубка дров или потрошение рыбы, я не мог не реагировать своим членом на ее стройную фигуру и длинные белокурые волосы.
— О, боже мой. Они такие милые! — завизжала Пиппа, прыгая вверх-вниз.
Мы замедлили шаг, выравнивая дыхание, когда подошли к гнезду, где крошечные существа в панцире изо всех сил пытались откопать себя с помощью неуклюжих ласт.
Коннор сел на корточки.
— Вау... это круто.
Одна за другой сотни тварей вырывались из земли в давке.
Эстель не могла оторвать глаз от того, как наш пляж медленно превращался из девственного песка в ластообразный хаос.
— Их должно быть около тысячи.
Я быстро подсчитал в своей голове.
— Кажется, я где-то читал, что за один раз можно отложить около сотни яиц. Думаю, есть вероятность, что ты права. В ту ночь было много черепах, использовавших наш остров как чертов инкубатор.
Коннор и Пиппа оставили свой пост у гнезда и поползли на руках и коленях, не отставая от черепах. Улыбаясь, они продвигались к кромке воды, следуя за бессистемными следами и движениями новой жизни.
— Это самый лучший день! — воскликнула Пиппа, поглаживая спинку одной крошечной твари. — Я хочу одного. Пожалуйста, пожалуйста, можно нам оставить одного?
Эстель ползала, как Пиппа, заставляя мое сердце замирать, когда ее попка колыхалась в черном бикини. У нее больше не было ни жира, ни женских изгибов, но я отдал бы все, чтобы остаться одному, стянуть с нее купальник и взять ее сзади.
Мы уже делали это несколько ночей назад. Я вошел в нее, пока она стояла на руках и коленях. Я сжимал ее бедра и покусывал ее шею, когда мы оба становились слегка дикими.
Мне нравилось, что ее либидо было таким же, как и мое.
Мне нравилось, что мы любим одно и то же.
Мне нравилось, что она любит меня.
— Нельзя, Пип. Ты знаешь правила. Если они выживут, то вернутся. — Коннор нарушил кардинальный закон и вырвал из песка детеныша, держа его раковину так, что бедняжка затрепыхалась в воздухе. — Кроме того, они вроде как бессмысленны. Милые, но не такие замечательные, как кошки.
— Ко, положи эту штуку на землю. — Я скрестил руки. — Что мы говорили о том, что надо смотреть, но не трогать?
Он хмыкнул.
— Я не маленький ребенок, Гэл. Не разговаривай со мной, как с маленьким ребенком.
— Мне все равно. Положи его на место.
Нахмурившись, он положил черепаху рядом с одним из ее товарищей по гнезду.
Пиппа надулась.
— Если они выживут? — Ее глаза стали обеспокоенными. — Что Ко имеет в виду, Стелли? Они все выживут... не так ли?
Эстель посмотрела на меня, на ее лице появилась паника.
— Не смотри на меня. — Я пожал плечами. — Твой выход.
Она сверкнула глазами.
Я с трудом сдержал усмешку. Она была такой чертовски вкусной, когда злилась.
— Пип, ты знаешь, как работает круговорот жизни. Ты знаешь, что мы едим рыбу, которую мы... убиваем... чтобы выжить. Так же, как мы делаем то, что необходимо, некоторые из этих черепах станут пищей для других диких животных. — Махнув рукой на ковер из ползающих тварей, она добавила: — Вот почему в природе так много вылупляющихся сразу. Их шансы выжить намного выше, а те, кто не выживает... ну, это не их судьба.
Коннор закатил глаза.
— Судьба быть ужином, ты имеешь в виду.
Пиппа бросила в него горсть песка.
— Прекрати.
— Ладно. Хватит. — Поцеловав Пиппу в макушку, я сказал: —
