Невеста с миллионами - Адольф Мютцельбург

— Мистер Блэкбелл умер. Позаботьтесь о траурном костюме!

Потом она заперлась в своем будуаре, бросилась на маленькую софу, поджала ноги и, закрыв обеими руками лицо, долго, почти беззвучно плакала.

Кто поведал мистеру Блэкбеллу о ее неверности? Как давно он знал об этом? Ей ничего не было известно. До сегодняшнего дня покойный муж не подавал виду, что посвящен в тайну ее отношений с Петтоу. Он появлялся с ней в театрах, на приемах, но в последнее время из-за нездоровья показывался гораздо реже — короче говоря, в Нью-Йорке их брак считался одним из тех, не выходящих за рамки приличий, какие встречаются сплошь и рядом. Мистер Блэкбелл никоим образом не игнорировал это общепринятое мнение, не давая понять своей супруге ни словом, ни взглядом, что ему известно больше, чем другим. Ее охватывал ужас при мысли, что он видел ее насквозь и все же обходился с ней с неизменным уважением, проявляя даже известную покорность. Он оказался лучше, мягче, нежнее, даже ласковее, чем она думала. Но все это открылось ей в его последний час!

Как любая женщина, которая действительно любит, верит и доверяет, Джорджиана была готова на любую жертву, поэтому считала способным на то же самое своего возлюбленного. Слезы ее утихли. Мистер Блэкбелл простил ее — это служило ей утешением. Вечер она провела в одиночестве. Ральф намеревался прийти к ней, однако ближе к вечеру прислал записку, что не сможет. Таким образом, она получила возможность без помех всесторонне обдумать свое теперешнее положение. Полновластная владелица состояния в два миллиона, любимая человеком, которого боготворила, который был для нее всем на свете, — ну как тут было избавиться и от более отрадных мыслей во время этих уединенных размышлений! Ведь тот, кто сейчас, холодный и недвижимый, лежал в своей комнате, был для нее только своего рода опекуном, посторонним, чужим человеком, навязанным ей силою обстоятельств; что ни говори, а ее сердца он не унес с собой в могилу! Она все еще была молода, хороша собой, любима — вся жизнь была у нее впереди!

На другое утро явились судебные чиновники, гробовщики, исполнители завещания, модистки по пошиву траурных нарядов. Леди Джорджиана вела себя со всеми довольно кротко и не имела нужды притворяться и лицемерить: она производила впечатление действительно убитой горем жены и в результате, возможно, расположила к себе не одного визитера, опасавшегося найти ее холодной и равнодушной. О ней говорили с большим уважением, одобряя ее достойное поведение. Сообщать Ральфу она не сочла нужным — вероятно, он давно уже узнал скорбную весть из утренних газет. В полдень она получила от него послание. Он писал, что, вероятно, ему придется на несколько дней съездить в Вашингтон, чтобы взять обратно свои обязательства относительно продления срока военной службы. В запальчивости он якобы дал слово продолжать служить и теперь намеревался разузнать, нельзя ли без урона для своей чести забрать его назад. «Может быть, и к лучшему, если в эти дни нас не будут видеть вместе» — так заканчивал он письмо, и это оказался единственный намек на случившееся.

Джорджиана была раздосадована посланием Ральфа, однако не могла не признать, что он поступает правильно. Она чувствовала горький осадок, оставшийся от ее прежних отношений с Ральфом: те, кто еще не знал об их тайной связи, не могли не догадаться, если бы и он, и она не проявляли теперь осторожность. Джорджиана даже подумывала о том, не лучше ли им с Ральфом со временем вообще покинуть Америку, отыскав страну, где бы ничего не знали об их прошлом.

Траурная церемония миновала, и леди Джорджиана осталась единовластной хозяйкой в огромном доме. Часть слуг она отпустила с богатыми подарками и легатами — все нашли, что после смерти мужа леди Джорджиана смирила свою прежнюю, нередко оскорбительную гордыню; не только прислуга, но и деловые люди наперебой хвалили ее ставший теперь столь кротким нрав и восторгались ее красотой. Когда управляющий фирмой, расширенной стараниями мистера Блэкбелла, вызвался за значительную сумму приобрести дело своего бывшего патрона, то был благосклонно выслушан и наверняка совершил неплохую сделку. Миссис Блэкбелл никогда не любила коммерсантов и, возможно, думала о том, что ей будет легче покинуть вместе с Ральфом Америку, если с Новым Светом ее не будут связывать никакие деловые отношения, никакие заботы о крупном торговом доме.

Она много размышляла о том, куда бы им перебраться. Ей было известно, что и ему ненавистно торговое сословие и янки как таковые, что и он фанатический приверженец Юга, она догадывалась о его предательстве. Но из-за этого он не падал в ее глазах: ведь и она, дочь английского баронета, питала симпатии к аристократическому Югу и желала ему победы. Если южанам действительно суждено победить, в чем она почти не сомневалась, лучше всего уехать на Юг, к истинным потомкам английских кавалеров, как называл их Ральф, с их аристократическими традициями, к плантаторам, увлеченно предающимся благородным страстям. Но пусть последнее слово будет за Ральфом.

Так грезила она, лежа на маленькой софе в своем будуаре, когда камеристка тихо приоткрыла дверь и, понизив голос, объявила:

— Капитан Петтоу!

Яркий румянец покрыл лицо Джорджианы, тут же сменившись бледностью. Капитан вошел, не дожидаясь ответа, и закрыл за собой дверь. Затем порывисто прижал возлюбленную к груди.

Ральф был в мундире своего кавалерийского полка, который необыкновенно шел ему. Он носил довольно длинные волосы, ибо в отношении причесок американские офицеры не знали никаких ограничений. В сочетании с небольшими черными усиками его черные волосы приятно оттеняли бледное, слегка вытянутое лицо с тонкими чертами. Большие темные глаза, казалось, лучились любовью и преданностью. Он поцеловал дрожащие губы Джорджианы, потом осушил поцелуями слезы на ее щеках. Ее возбуждение улеглось, она мягко улыбнулась ему:

— Слава Богу, что ты здесь! Я так тосковала по тебе! Больше нас ничто не разъединяет!

— Меня тоже безумно влекло к тебе! — сказал он, усаживая ее на софу и все еще не выпуская из объятий. — Я мог бы вернуться из Вашингтона раньше, но не захотел. Предвидел людские пересуды. Теперь, спустя десять дней, у них нет никакого повода для сплетен. И все же нам следует быть осторожными. Никто не должен догадываться о нашем прошлом.

— Меня радует, что ты думаешь так же, как я, — сказала Джорджиана. — Слышать всякие намеки в свой адрес оскорбительно для нашего достоинства. А сейчас я тебя удивлю! Представляешь, мистер Блэкбелл, оказывается, знал больше, чем мы думали!

Ральф, по-видимому, и в самом деле был поражен, и Джорджиана передала ему теперь почти слово в слово, в чем признался ей умирающий.