Ранняя философия Эдмунда Гуссерля (Галле, 1887–1901) - Неля Васильевна Мотрошилова

В 1892 году факультет в очередной раз ходатайствует перед инстанциями – и снова безуспешно – о присуждении ему звания (и, конечно, оплаты) экстраординарного профессора.

Гуссерль опять уверяет в скорой готовности II тома ФА, который «почти завершен» (nahezu abgeschlossen)

* * *

«Гуссерлевские хроники» также сообщают: в 1889 году Гуссерль приобретает (и, по своему обычаю, с присущей ему тщательностью) изучает работу Якоба Фриза «Математическая натурфилософия [обработанная] согласно философскому методу» (Yakob Fries. Die mathematische Naturphilosophie nach philosophischer Methode).

Разнообразны другие приобретенные философско-математические источники (и выписки из них, сделанные Гуссерлем). Так, в июле 1890 года Гуссерль делает выписки, касающиеся развития формальной арифметики у греков (рукописи KI31/15–16).

Имеет смысл напомнить: то был во многих отношениях напряженный период в жизни Гуссерля. «Хроники» сообщают, что в 1891–1895 годах, после публикации ФА Гуссерль пережил «длительный период депрессии, продолжавшийся 4 или 5 лет» (S. 29). Вместе с тем отмечено, что лишь в начале января 1891 года «Гуссерль потерял (всего лишь. – Н. М.) две драгоценных недели из-за тяжелых страданий». Если хроники фиксируют нечто постоянное в научно-исследовательском развитии Гуссерля в исследуемый период, то это восхождение от одной малой вершины исследований к другой. Судите сами:

– сообщается: (видимо, в феврале того же года): «около 200 печатных страниц I тома ФА подготовлены к печати и предполагается (в течение 9 недель) собрать еще 150–200 страниц! В апреле 1891 закончено Предисловие к “Философии арифметики”.

В первые месяцы 1891 года – наряду с завершением I тома ФА – опубликованы:

– статья “Исчисление следствий и логика содержания” (Der Folgernugskalkül und die Inhaltslogik – Vierteljahrschrift für wissenschaftliche Philosophie, 1891. S. 243–278; см. также KI54/3–6);

– работа, касающаяся первых компендиумов по новой тогда математической логике: рецензия Э. Гуссерля на книгу Е. Шрёдера “Лекции по алгебре логики”» (Eschröder; Vorlesungen übor die Algebra der Logik», I).

§ 5. Case study: лекции Э. Гуссерля по истории философии (1887–1888)

Среди опубликованных в XXI томе «Гуссерлианы» текстов (некоторые из них даже предшествовали ФА) привлекает внимание материал к прочитанной Гуссерлем в Университете Галле в зимнем семестре 1887/88 годов (т. е. в самом начале его преподавательского пути) лекции на тему «Исторический обзор о философии математики» (Geschichtlicher Überblick über die Philosophie der Mathematik).

Здесь будет обращено внимание на те высказанные в тексте общие и более конкретные идеи Гуссерля, которые представляются не просто исторически интересными, но философски значимыми и даже – более или менее профильными, притом не только для его исследовательской работы на этом самом раннем этапе становления и развития, но и для последующих, уже феноменологических разработок Гуссерля.

Прежде всего, вполне понятно, что он, вчерашний математики и начинающий университетский преподаватель, хотел вполне серьёзно и обдуманно вступить на новую для него, пусть и философско-математическую стезю. Он стремился, конечно, подтвердить особую значимость родной ему науки, математики – согласно ясному и навсегда принятому тезису – «Математика – первая и последняя из всех наук». (Hua, Bd. XXI. S. 216). В областях подсчетов и измерений, нахождения порядка и местоположения она, как «нас учит история, впервые находит и те aeterna veritas, вечные истины, и те прочные познавательные методы, которые всегда были и навсегда останутся образцовыми целями для всех наук» (Hua, B. XXI. S. 216). Математика, по Гуссерлю, – не простое накопление фактического познания (Tatsachenerkenntnis), а познание, исходящее из оснований, из прозрений в самое сущность того, что является или становится наукой.

Гуссерль считает, что, скажем, древнюю ионийскую натурфилософию, мистику чисел пифагорейцев или метафизику элеатов неправомерно именовать наукой. Но если поразмыслить глубже, продолжает Гуссерль, то даже и в этих древнейших материалах, относящихся в первофилософии, есть нечто, позволяющее «с известным правом назвать философию матерью всех наук» (Ebenda. S. 216–217). Этот образ очень важен.

Такой подход к истории философии – не просто высоко ее оценивающий, но и неоднозначный, учитывающий противоречия и тонкие оттенки – послужил для Гуссерля отправным пунктом накопления и теоретических, и установочных (от более позднего феноменологического термина «Einstellung» – установка) рассуждений, постепенно приведших вчерашнего математика к созданию его многостороннего философского проекта, впитавшего в себя опыт и точного, и гуманитарного знания. Объективно же, что вытекает из этих и сходных гуссерлевских тезисов, их можно считать как бы и известными, изначальными историческими формами поиска оснований, но такими, которые следует «переоткрыть» для себя и сделать парадигмальными не только для новейшей философии, но и для верного понимания ряда видов специального знания, появившихся (в зародыше) в древнейшие времена и в Греции, и в других частях мира.

Не буду вдаваться в ряд других интереснейших конкретных проблем, разбираемых в анализируемом тексте (наверное, приведенном и обсужденном Гуссерлем на его лекциях). Только упомяну о них. Это, например, сжатое определение специфики инфагорейской «мистики чисел» как «овеществления (Verdinglichung) числовых понятий» – с добавлением, что сходные традиции «овеществления» имели место на протяжении целых веков последующей истории.

Главное, что, согласно Гуссерлю, как раз и происходило на протяжении веков: «При этих гордых преимуществах математики [которые со всей очевидностью были связаны с относительной простотой, ясностью и остротой положенных в основание математики понятий] стало ясно, что во все времена, в которые вообще действовали научные устремления, всегда находились восторженные юноши и исследователи и что для продолжительных времен должно было утвердиться такое положение, когда математика сильно забегала вперед других наук» (Ebenda, S. 217). Правда, напоминает Гуссерль, она не была единственной точной наукой. Характерно, что среди «точных наук» он числит не только физику, химию, но и «психологию и биологию»!

Гуссерль упоминает о том, что знания математики издавна были для философов «источниками восхищения» (Ebenda. S. 218). А это, в свою очередь, становилось одним из оснований уже для философских исследований.

Что касается именно синтезирующей философии математики, то она, по Гуссерлю, была пробуждена к жизни – скорее – практическими нуждами. А именно: философии тоже передалась реализовавшаяся в математике постоянная потребность людей в точных, строгих методах. В какие-то времена, согласно смыслу рассуждений раннего Гуссерля, осознание той же потребности как бы перетекало из одной области знаний в другую – как общее устремление мыслителей-ученых, как некое целостное умонастроение людей знания. Например, Гуссерль ссылается на известные труды философов-ученых – начиная с Аристотеля, отмечая, в частности, что «в труды Аристотеля включены точные математические знания» и что его сочинения вообще «богаты математико-философскими рассмотрениями» (Ebenda. S. 218). Конечно же, в гуссерлевском анализе заходит речь о «вкладе новой философии», где вполне ожидаемо фигурируют великие имена – Декарт, Лейбниц, совокупные труды которых зримо воплощали единство математического и философско-логического знания.