Птицы (СИ) - Торин Владимир

Неизвестно, сколько прошло времени после того, как они покинули дом, в котором обитал мистер Риввин: может быть, час, а может, все десять.

С трудом отворив дверь, они словно рухнули прямиком в бурю. И буря понесла их, поволочила вдоль стены дома. Дети держались за руки, вцепившись друг в друга и боясь отпустить, ведь иначе, в этом не было сомнений, они друг друга потеряют и больше никогда не найдут.

Финч и Арабелла медленно преодолевали переулок, прокапываясь через стену снегопада, когда ветер утихал, и почти совсем не продвигались, когда он, словно нагнетаемый чудовищными винтами, дул им навстречу. Приходилось прикладывать неимоверные усилия, чтобы не только иметь возможность шагать, но и даже просто устоять, когда он ударялся о них всей своей злобой. И все это при том, что буря только началась — пока что она словно пробуждалась, потягиваясь и похрустывая костями.

В кварталах было еще хоть как-то терпимо. Дома, выстроившиеся вокруг узких улочек Гротвей, хоть как-то сдерживали буран. Дети этого не понимали, пока не преодолели квартал, отделявший их от пустыря, и только тогда впервые столкнулись с настоящей стихией.

Оказавшись на пустыре, они будто встали на краю безбрежного моря. Ну а сделав всего три шага по нему, дети утратили и тот край, на котором стояли. Гротвей за спиной исчез, словно его никогда и не бывало.

Финч с досадой вспомнил слова Арабеллы — едва ли не последнее, что она сказала, когда они оказались на улице: «Через мост далеко… Пойдем напрямую… так ближе…»

И правда, родной Горри ведь располагался так близко. Но только в обычное время. А сейчас… Пустырь, который можно было пересечь за двадцать минут, Финч и Арабелла уже преодолевали, казалось, не меньше часа, хотя сделали едва ли два десятка шагов.

Мальчик крепко сжимал руку подруги, они пробирались сквозь метель, а ветер бил их и толкал. Дети пытались не падать, но время от времени то Финч, то Арабелла оказывались на земле. И все же они поднимались и шли дальше, крепко держась за руки, приобняв друг друга за плечи. А потом силы у девочки закончились полностью и пурга победила ее…

Когда Арабелла рухнула в снег, Финч бросился к ней, схватил ее, взволок на себя и потащил. Девочка висела в его объятиях, как огромная неживая кукла, и он не мог понять, дышит ли она еще.

«Не умирай… — пульсировало в голове. — Пожалуйста, не умирай…»

Финч не мог ничего сказать, не мог даже попытаться ее разбудить. Он встряхнул ее, но она не отреагировала, и тогда он прекратил до поры до времени всякие попытки привести ее в чувство. Просто пытался тянуть ее за собой, пытался спасти ее.

Это было невероятно тяжело — волочить Арабеллу — каждый новый шаг давался с таким усилием, словно Финч его выковывал в кузне.

Было трудно дышать. Как будто горло покрылось изнутри наростами из сосулек. Мальчик знал, что скоро воздух застрянет где-то там, внутри, или же, наоборот, не сможет больше проникнуть через обледенелое горло, и он просто прекратит… Все прекратит.

Кровь будто остыла. Финчу казалось, что его сердце покрылось снегом, как волосы и лицо, повисло на тонкой замерзшей ниточке, и вот-вот эта ниточка оборвется.

Он тащил Арабеллу, увязая в снегу по колено. Часто снег сравнивают с пухом и перьями из подушки, но мало кто оказывался внутри этой самой подушки, которую к тому же как раз кто-то взбивает. Куда ни глянь — всюду белое марево. Ни неба, ни даже земли под ногами не разглядеть: вытянешь руку, и метель будто сглодала ее. Финч не видел, куда идет, — казалось, даже глаза покрылись ледяной коркой. Он просто брел, не разбирая направления.

Его бок неожиданно обожгло. Бедро и вовсе будто горело. Сперва Финч решил, что совершенно его отморозил, и потер пылающее место, но дело было вовсе не в холоде. Наоборот. Финч засунул руку в карман пальто и что-то оттуда достал. Поначалу он даже не понял, на что смотрит… Небольшое черное перо, откуда-то у него взявшееся. Снег будто опасался его, не смел коснуться ни одной его волосинки. Даже сквозь перчатку и обледенелую кожу руки мальчик ощущал исходящий от пера жар.

Решение возникло сразу же. Он его не обдумывал — просто взял и сделал: засунул перо Арабелле за шиворот.

Стоило только мальчику выпустить его из руки, как он тут же ощутил, что буря вновь навалилась на него всем своим весом. Как будто кто-то огромный собрал весь город в холщовый мешок — вместе с домами, мостами и фонарями — и обрушил этот мешок на голову крошечного Финча.

Маленький отсталый мальчик против бури. Казалось, все предрешено.

Глупо! Отчаянно глупо было пытаться преодолеть бурю. Столь же глупо, как… пытаться преодолеть бурю — тут не с чем даже сравнить. Следовало остаться в доме мистера Риввина. Но они решили рискнуть…

«И зачем мы только вышли?! — яростно думал Финч. — Почему мы такие глупые?!»

А еще Финч вдруг пожалел, что он — просто мальчик. Сейчас ему больше всего на свете хотелось быть не-птицей. Чтобы не ощущать холод, чтобы можно было исчезнуть отсюда — где бы он сейчас ни находился — и появиться у дверей дома. Просто появиться у дверей дома!

И все же не-птицей Финч, к своему отчаянию, явно не был, и просто продолжал делать то, что делал — машинально переставлял ноги, совершая шаг за шагом.

Ни пальто, ни шапка, ни шарф больше не помогали. Финч, словно влез в шкуру снеговика, был уже с ног до головы облеплен снегом. Тот проник под воротник, забился в рукава, даже каким-то образом оказался под шапкой. Кожа Финча покрылась толстым белым слоем этого проклятого снега — даже шевеление губ и щек уже не могло его струсить. Мальчик боялся, что если он проведет по лицу ладонью, то снимет вместе со снегом и кожу.

Финч пытался думать о чем-то. Пытался хоть как-то отвлечься от невероятного холода. «О чем же подумать?! — думал он. — Почему ни о чем не думается?! Кроме того, как… как же холодно…»

Финч будто стал частью метели. Он шел, пока ветер бил его в спину. Когда ветер менял направление — замирал и сгибался, дожидаясь, когда же тот подует в другую сторону. И вот так он медленно, но все же продвигался: совершал несколько шагов, останавливался, покрепче прижимал к себе Арабеллу, после чего снова делал пять-шесть шагов. Так и брел… куда-то.

И в какой-то момент Финч почувствовал, что больше не надеется куда-то дойти в итоге. Он не понимал, почему еще не мертв. Не понимал, почему ему все еще удается тащить Арабеллу. Взрослые — сильные, высокие, крепкие — погибают в бурях, так почему он, маленький и жалкий, все еще бредет? Почему его ноги, хоть и изредка, но все же еще совершают шаги? Куда ему нужно? Да и зачем? Он так устал, так измотан… Почему просто не присесть? Передохнуть немного… Может, потом будет легче идти? А может, и не стоит вообще никуда больше идти? Да кого он обманывает?! Ведь прекрасно ясно, что он не дойдет и уж тем более не дотащит эту тяжеленную рыжую.

Финч стукнулся обо что-то башмаком, и далеко не сразу понял, что это были рельсы трамвайных путей.

«…рядом…» — появился обрывок мысли в голове, который целиком должен был звучать так: «Значит, я где-то рядом с домом!»

Но ни дома, ни вообще чего-то конкретного видно не было. Финч почувствовал себя запертым в огромном снежном шаре, который стоит на чьей-то каминной полке. Не дойти! Здесь никуда не дойти, кроме стеклянных стен этого шара. Он не верил, что они спасутся. Больше не было сил…

Порой ему казалось, что рядом кто-то есть. Он не видел, но отчетливо ощущал чье-то присутствие. И тут же вспомнил о монстрах из снежной бури, о которых шепчутся в городе. Это не-птицы? Или кто пострашнее?

Финчу послышалось клацанье зубов, послышались скрип снега под чьими-то ногами и смех. Но он не был уверен, происходит ли это в действительности, или же над ним просто издевается его собственное замерзшее сознание.

Финч уже не понимал, что творится. С ним. С Арабеллой. С бурей. С городом. Вообще со всем. Ему казалось, что он потерял сознание. Ему казалось, что он каждое мгновение теряет сознание и тут же приходит в себя.