Синдзи-кун и парадокс Абилина - Виталий Хонихоев

говорит он, обаятельно улыбаясь и садясь за столик, где расположилась необычная троица: — что такие красавицы ищут в таком месте? Я могу помочь…

Он не был новичком, он прошел две войны на континенте, еще в составе легионов Всемудрой, когда та сама вела войска в бой, он видел смерть в лицо, прямо на остриях копий рыцарей Иллирии, в пасти их ужасных шестиногих скакунов, но холодок, пробежавший по его спине, заставил его сомневаться, мудро ли он поступил, присев за столик с тремя незнакомыми девушками. Та, что сидела посередине — подняла на него глаза и на секунду он словно увидел живое пламя в них, это было так необычно и завораживающе страшно, что от неожиданности он отшатнулся, едва не упал, схватился за край стола, чтобы удержать равновесие.

— Прошу прощения — ошибся столиком. — сказал он быстро. Эон не зря был лучшим рейнджером в составе подразделения «Серебряные уланы», пусть это и было лет пятнадцать назад, — он доверял своему чутью, а его чутье прямо сейчас умоляло его поклониться, извиниться и убежать — именно убежать и надеяться, что он не привлек к себе больше внимания чем нужно. Потому он вскочил на ноги и поклонился, готовый сделать незаметный шаг назад, а потом еще один и еще — пока не окажется достаточно далеко от этого столика и от этой девушки с янтарными глазами, внутри которых плескался огонь. Он действительно ошибся, он думал, что эти трое — молодые девушки из далеких стран в поисках приключений в портовом кабачке, но огонь в глазах этой, которая сидела посередине — сразу поставил все на свои места. Это не молодые девушки. Это — маги. Или ведьмы. И еще неизвестно, что хуже.

— Сядь. — бросила ему девушка, сидящая справа, с накинутым на голову капюшоном и странными очками на пол-лица. Ноги вдруг отказали, и он снова сел, скорее — упал на стул.

— У меня ничего нет. — сказал он: — и не знаю я ничего. Я просто торговец и у меня больная дочь, которая кашляет каждую ночь так, словно вот-вот умрет. Если я не вернусь сегодня домой, у нее разорвется сердце, уважаемые донны. — он знал, что в таких случаях обязательно надо говорить, говорить, говорить. Глядишь и обойдется. Глядишь благородным доннам не захочется арестовывать его — если это Имперские маги, ну или проклинать его, чтобы, выйдя из «Милой Весты» он поперхнулся бы собственной кровью и умер — если это все же ведьмы.

— Ну да, конечно. — хмыкает девушка справа, она говорит с легким акцентом, словно бы с придыханием, так говорят северней в Срединной, ближе к Бартаму: — и татуировки морского братства у тебя на предплечьях как раз говорят, что ты торговец.

— Но дочь у меня и в самом деле есть! — говорит он, ругая себя за то, что соврал не подумав, чертовы морские скаты и акулы на обоих руках. Нельзя врать магам и уж тем более нельзя врать ведьмам. Его мысли лихорадочно заметались в голове. Что делают маги в такой дыре? Что делают ведьмы в такой дыре? Ответ может быть только один — ищут. Кого-то или чего-то. И раз уж ищут не его — он может выйти из ситуации живым и относительно невредимым. Так, руку сломают и выбросят. Или полморды огнем опалят, чтобы жизнь медом не казалась. Тем временем девушки перебросились парой слов на неизвестном ему языке и та, что справа снова повернулась к нему.

— Врать не надо. — говорит она: — пожалуйста. А то … всякое может быть. Мы тут новенькие, обычаев не знаем, но … — она делает паузу. Как же, думает Эон, новенькие, обычаев не знают, а татуировки морского братства — знают. Как так сесть в наполненной зале «Милой Весты», чтобы и внимания не привлечь и спина была прикрыта — тоже знают. А он-то дурак, решил, что они — наивные простушки, которых развести на мякине можно. Нет, они вели себя так расслаблено в этом зале только потому, что ничего не боялись. Потому, что это они были тут самыми опасными.

— Конечно, благородная донна. — вслух говорит он: — прошу прощения, занесло. Что вам угодно, благородная донна?

— А давай так — сделай-ка нам заказ — говорит та, что справа: — чего-нибудь, что не стыдно тут выпить. И расскажи все сам — что знаешь. А я тебя послушаю.

Две другие девушки снова стали переговариваться на неизвестном языке и его вдруг пробил пот. Ведьмы. Точно ведьмы. Никакие они не государственные маги в поисках преступника или чего там еще. Двое вот этих — даже языка не знают, только одна его понимает, а государственные маги уж язык-то знать должны. Значит — ведьмы. А что это означает? А это означает, что никто его отпускать не собирается. Это значит, что его просто выведут отсюда, доведут до темного переулка и — того. Потому что никто в здравом уме не отпустит того, кто может на них в розыск доложить. Сердце застучало в груди как сумасшедшее, в горле вдруг пересохло и все вокруг стало каким-то далеким и звонким, словно его отодвинули от реальности куда-то внутрь. Он вдруг подумал что Ния и вправду будет ждать его сегодня вечером, он же обещал ей купить два леденца, из тех, дешевых, которые продают на углу Портовой, вылитые в форме акул и скатов, он и раньше обещал, но так и не сподобился купить, чертов красный песок, чертовы бродяги на их джонках, чертовы деньги, которые так нужны и которых никогда не хватает.

— Вот непруха. — говорит он с пересохшим горлом: — Великая Десятка, вы же меня убьете? — дурацкий вопрос, думает он, идиотский вопрос, никто не ответит ему правду. Так ведьмы и сказали «конечно мы тебя убьем», нет, никто так не делает. Они дадут ему призрачную надежду, скажут «нет, мы тебя не собираемся убивать», а потом — темный переулок и огненный шар в спину. Или кинжал, он же видит, что под плащом у одной из них — целый арсенал. Видел он таких на войне, быстрые, смертоносные, неостановимые. Ассасин.

— Никто тебя убивать не собирается… — морщится та, что справа: — зададим несколько вопросов и уйдем. Еще и денег